И барышня, и крестьянка, и чумработница

Наталья Вильк – очень деятельный человек. Она руководит автономной некоммерческой организацией «Заонежская изба», помогает изменить к лучшему жизнь в Заонежье, которое она считает своей второй родиной. Здесь ее семья с перерывами прожила около 20 лет, купив в 2000 году дом в деревне Кондобережская. Сейчас постоянно семья Вильк живет в Италии, на острове Прочида. Муж Натальи Мариуш Вильк, русский писатель, пишущий на польском языке, сейчас дописывает там две свои книги. Их дочь Марта разговаривает на нескольких языках, она учится в итальянской школе. Наталья уверена, что итальянский период в жизни семьи в скором будущем тоже окончится, и тогда они будут осваивать новые территории планеты.

— Ваша семья сейчас постоянно живет в Италии, но есть места и в Карелии, и в Польше, куда вы приезжаете надолго. Где все же находится дом, который ты считаешь родным?

— Очень долгое время моим главным домом был (и это останется навсегда) наш дом в деревне Кондобережская, который мы купили в 2000-м году. В 1911 году его построили представители семьи Кирьяновых. Мы решили не перекраивать его, хотя могли бы сделать там ремонт, провести водопровод и все коммуникации. Нам с Мариушем было важно сохранить его таким, какой он был.
С ним связаны 20 лет нашей жизни. Здесь родилась наша дочь Марта – волшебный солнечный ребенок. Первые шесть лет ее жизни были для меня периодом нескончаемого счастья, и это время связано как раз с нашим домом в Кондобережской. Первые пять лет мы жили в нем, не выезжая, потом уезжали-возвращались, уезжали-возвращались. Дом стал для нас таким сакральным местом, которое держит нас при себе даже на расстоянии.

— Расскажи, как ты познакомилась с Мариушем Вильком!

— Мы познакомились, когда мне было 30 лет. Я по образованию историк, окончила истфак Петрозаводского университета. Я мечтала стать археологом с 10-летнего возраста. Я не сделала это профессией, но интерес к археологии у меня остался. Я каждое лето приезжаю в Карелию, пытаюсь найти время, чтобы съездить в экспедицию, пообщаться с моим профессором, очень важным человеком в моей жизни Надеждой Лобановой. Она и познакомила меня с Мариушем. Это очень смешная история.

В 1990-е годы у нас с подругой было очень успешное рекламное агентство, но при каждом удобном случае я выезжала в экспедиции: археологические, разведывательные, разные. И вот в выходные дни звонит мне как-то Надежда: «Наташа, я на Соловках. Приезжай, забери меня из Кеми, а на обратном пути мы поедем туда-то и сделаем разведку». Я на машине, хорошо. «Слушай, только один нюанс: нам надо будет взять здесь одного моего знакомого поляка с Соловков». Я говорю: «Надя, давай, может, все же без поляков?» «Хорошо». Я приехала и увидела Мариуша. Надежда говорит: «Все, он едет с нами. У меня не было возможности отказаться». И я шучу, что с того момента, как он сел в мою машину в 2000-м году, он больше из нее не выходил. И вот мы уже едем вместе с ним по жизни 20 лет.

— Мариуш и в то время был в своих неизменных черных очках и в характерной шапочке?

— Для любого, наверное, писателя важна имиджевая сторона. Да, у него была шапочка, у него были прекрасные очки. Наверное, это его фирменный стиль, который он решил не менять. Надо сказать, что Мариуш окончил Вроцлавский университет, и у него две специальности: польская этнология и театральная критика. Он очень артистичен, в его образе и действиях присутствует театральность в духе какого-то незапланированного, экспериментального театра.

— Тебе все это подошло?

— Да, наши интересы абсолютно совпали. Мариуш — человек широкой эрудиции. Он — второй университет в моей жизни. Он хорошо образован, прекрасно анализирует ситуацию и с ним всегда интересно. Чего-чего, а подогревания интереса «а что дальше?» — этого в жизни хватает.

— Ты не чувствуешь себя иногда Софьей Андреевной при Толстом?

— Нет, у нас партнерство. Наши интересы в каком-то моменте сходятся, а в каком-то моменте расходятся. То есть, он не навязывает мне свою точку зрения: ты должна поступать так, а не иначе, хотя, да, он говорит, что если бы я больше занималась им, то было бы неплохо. Да, у меня есть свои интересы. Я провожу с удовольствием время в Карелии, занимаюсь своими проектами. Он остается в Польше или куда-то уезжает.

— Не мешает взаимопониманию разница культур?

— Я не знаю, наследием какой из культур можно считать отношение Мариуша к семье. Семья, преданность, взаимоуважение и взаимопонимание – вещи, которые очень важны для него. Разные, конечно, бывают моменты в жизни, но твой партнер остается самым важным человеком в жизни. Мариуш постоянно говорит: «Ты – моя жена, ты- моя жена. Я на тебе женился официально. Я принял церковный брак ради тебя». Так совпало, что у нас одинаковые интересы по жизни. Мы легко перестраиваемся, мы не привязаны к каким-то материальным благам, которые как якорь могут нас держать. Я люблю Мариуша, мы 20 лет вместе – это показатель.

— К каким его привычкам нужно было привыкать?

— Мариуш скор на подъем, он быстро принимает решения. Как бы место не было для него дорого, сколько бы эмоциональных сил он бы не вложил в него, он готов подняться с места и поменять все полностью. Благодаря этому он и прожил множество разных жизней. Когда мы познакомились, он был дико привязан к Соловкам. И когда мы уже переехали в Кондобережскую, они еще долго его не отпускали, но, тем не менее, он перестроился: все, новый этап в его жизни, и он готов к этому.
Благодаря Мариушу и я уже была и заонежской крестьянкой, и чумработницей, когда мы жили в Ловозеро, смотрели, как живут саамы, уходили с ними в тундру. Вместе с этим мы периодически бывали на светских мероприятиях, знакомились с представителями европейской элиты.

— А сейчас какие у вас планы?

— Мариуш не планирует ничего в жизни. Он считает себя бродягой, у которого есть своя тропа. Куда она поведет его, там он и окажется. После рождения Марты первый год мы прожили в деревне Кондобережская на русской печке. Это был прекраснейший год, хотя все говорили: как вы, с маленьким ребенком? Больницы далеко, условий нет и прочее. Зимой на полу стабильно были нулевые и минусовые температуры, а на печке было + 25. У меня есть фотография: Мариуш лежит с ноутбуком и что-то пишет и рядом с ним полугодовая Марта.

— Сейчас Марта постоянно живет в Италии, да?

— В деревне зимой было трудно, поэтому на следующие после рождения Марта зимы мы выезжали. Одну зиму мы провели в Греции, на острове Крит, другую — в Польше, в предгорьях Судетов, были в Крыму, во Франции, в Швейцарии. Потом мы думали, что переедем в Петрозаводск, но не сложилось. И тогда издательство «Иван Лимбах» предложило Мариушу написать вступление к книге про польского писателя Герлинга-Грудзинского. В свое время Герлинг-Грудзинский ввел Мариуша в журал Kultura, который в Париже издавал Ежи Гедройц.
Мариуш поехал в Неаполь, где одно время жил Герлинг-Грудзинский. Оттуда он позвонил мне и сказал: «Слушай, Неаполь — это единственный город в мире, в котором я могу жить». Потом мы приехали в Неаполь и тоже влюбились в этот город с сумасшедшей энергетикой, теплый, необыкновенный, меняющийся каждую минуту. Неаполь тебя втягивает, ты не можешь отвязаться от него — жизнь бурлит, солнце светит, все красиво, ярко. По одной из версий фраза «Увидеть Париж и умереть» относилась изначально не к Парижу, а к Неаполю.
Мы остались сначала на четыре месяца, потом на год. Марте было шесть лет и получилось, что по итальянским законам каждый ребенок в этом возрасте должен идти в итальянскую школу. И так как-то закрутилось… Марта пошла в школу, Мариуша увлекла тема. Потом ему поступило другое предложение, и мы остались в Италии. Сейчас Мариуш заканчивает писать две свои книги, и, в принципе, наш итальянский период тоже подходит к концу.
Из-за ребенка, из-за Марты мы переехали на остров Прочида, где сейчас и живем. Но мой гештальт по Заонежью не закрыт. Моя цель – закончить ремонт дома, сделать из него музейную экспозицию, оставить здесь какой-то след.

— Марта на каком языке разговаривает?

— Мы шутим, что Марта говорит на неаполитанском диалекте итальянского языка. Итальянский – это ее второй родной язык, так получилось. Она начала его учить с 6-летнего возраста. Сейчас она знает польский и английский, учит французский язык. На итальянском она уже думает. Дети же быстро входят в языки.

— Тема русского Севера для Мариуша уже закрыта окончательно?

— Да, он написал шесть книг, которые сложились в его «северный секстет»: «Волчий блокнот», «Волок», «Дом над Онего», «Тропами северного оленя» и «Путем дикого гуся» и «Дом странствий». Сейчас пишет про Италию.

— А у тебя с севером не закончено, а только разворачивается?

— Действительно, я считаю Заонежье своей второй родиной. Это чувство сформировали люди, живущие здесь. Приезжая сюда, ты меняешься сам, потому что тут ты предоставлен сам себе. У тебя есть время для того, чтобы думать, читать. Столько, сколько я прочитала книг в Заонежье, я не читала никогда в жизни. Если вы хотите сделать паузу, покупайте дом в деревне, берите с собой книги, читайте, сделайте такую перезагрузку. Мой малочитающий сын Слава здесь освоил зимой у лампы и печки и Гоголя, и Пелевина. Вообще я считаю, что это очень хороший опыт, когда ребенок до определенного возраста воспитывается в деревне. Все-таки город сейчас не дает такого простора для воображения, как дает деревня.

— С чего ты начинала общественную работу в Заонежье? Что происходит сейчас?

— Заонежье меня поразило преемственностью поколений. У меня даже некую дрожь вызывало, когда люди говорили, что считают себя потомками новгородцев. Они знают, что их род на этой земле жил 300-400 лет. Меня, конечно, этот опыт живой истории очень вдохновил.
Прежде мне казалось, что Заонежье — это такой удивительный мир с традициями – приезжай, изучай и все это на тебя как из рога изобилия посыплется. Но оказалось, что музей Кижи, где все есть, где полностью расскажут про культуру Заонежья, — это одно, а само Заонежье, где живет коренное население, которое не может рассказать о своей истории, не может показать, какие ремесла, традиции были и как праздники проходили, — это другое. Человек приезжает со стороны и не понимает, где находится. А к нам приезжало много гостей и, честно говоря, мне хотелось показать им эту традиционную культуру.
Возможно, поэтому я решила объединиться с некоторыми женщинами и создать в 2005 году общественную организацию «Заонежская изба». Мы начинали с каких-то маленьких инициатив типа праздника ремесел, а сейчас привлекаем деньги для того, чтобы создавать некие социально-культурные объекты на территории. На начальном этапе вся инициатива шла от меня, очень многое зависело от моих усилий, а теперь в деревнях и поселках уже есть инициативные группы, где люди лучше меня знают, чего они хотят, поэтому моя функция управления отходит на задний план. В Ламбасручье, например, жители в этом году выиграли конкурс «Народный бюджет». Они сами объединились, сами это сделали.
За три года «Заонежская изба» стала ресурсным центром территории. Мы помогаем писать бизнес планы на открытие своего дела, оформлять документы для организации территорий общественного самоуправления (ТОС) и проектных заявок, отправляем на стажировки и учебные программы участников проекта. И самое главное — из грантополучающей мы стали стали грантодающей организацией. В конце 2020 года провели первый грантовый конкурс в Заонежье с бюджетом 100 тыс. рублей.
Сейчас строится дорога на Кижи, и Заонежье станет территорией, где будут туристы. Поэтому мы либо приспосабливаемся к этому и сами презентуем свою культуру и получаем какие-то дивиденды с этого, либо придут другие люди и займут эту нишу.

— Что еще было сделано вашей организацией в Заонежье?

— Об этом можно рассказывать очень долго. Из главного: мы оборудовали швейные мастерские в Великой Губе и Толвуе, в поселке Ламасручей и Кузаранда созданы ТОСы, получены субсидии на строительство детской площадки, отремонтировано здание библиотеки, которая была закрыта с 2014 года. В Шуньге оформлена выставка, посвященная фабрике «Шуньгская вышивка», разработан бренд, закуплено оборудование для Чайной. В Космозеро при библиотеке мы оформили выставку, посвященную местным художникам отцу и сыну Абрамовым.
По программам организации мы провели большое количество мастер-классов по пошиву заонежского костюма, приготовлению блюд традиционной заонежской кухни, мы учили лоскутному шитью, традиционной вышивке, бисероплетению, ткачеству, плетению поясов. Сейчас в Заонежье появились свои мастера. «Заонежская стряпуха» стала брендом.

Мы привлекли к теме традиционной культуры детей и взрослых. Кроме того, мы наладили взаимодействие с жителями Великогубского филиала Медвежьегорского психоневрологического интерната. Они много лет жили в изоляции, а сейчас принимают участие в общих встречах, с ними держать связь волонтеры общественной организации «Новый Акрополь». Мы помогли интернату закупить оборудование для компьютерной комнаты, снаряжение для походов, спортивное оборудование. Они создали волонтерский отряд «Зеленая планета», который следил за часовней в деревне, собирал макулатуру.

На грант по проекту «Ожившие легенды Заонежья» мы объединили заявленные программы инициативных групп деревень в один туристский маршрут. Разработана концепция этого маршрута, организованы курсы экскурсоводов по Заонежью, установлены стенды для туристов в Шуньге, Толвуе, Великой Губе с информацией о действующих предложениях на территории Заонежья.

Самое главное – это то, что сейчас через организацию помогаем местному сообществу продвигать свои инициативы.

— С чем связаны нападки на тебя и организацию «Заонежская изба» от представителей общественной организации «Заонежье»?

— Ну, во-первых, эти общественники живут в Петрозаводске и не вполне представляют себе то, что реально делается в Заонежье благодаря нашим усилиям, усилиям местных жителей. Я считаю, что все эти выступления направлены против людей, которые здесь живут.

Да, усилиями одной общественной организации при маленьком бюджете невозможно сразу охватить всю территорию. Мне говорят, что сначала в Заонежье нужно построить туалеты и заправки, а потом возрождать культуру. На мой взгляд, эти проблемы должна решать не общественная организация. НКО работает с местными жителями, чтобы они объединялись, проводили культурные инициативы. А туалетами должна заниматься администрация. У нас куча ведомств, которые должны вести эту работу.

— Что важно для тебя сейчас?

— Я сейчас живу очень комфортно. У меня есть семья и дети. Я чувствую себя востребованной. Это дает мне массу сил. Я вижу, что, благодаря в том числе и моим усилиям, преображается территория. Пусть маленькими шагами, но я все меняется в лучшую сторону.