В краю звучащего янтарного песка

В Калининграде прошел уже VI по счету международный литературный фестиваль-конкурс «Русский Гофман».

В Калининграде в очном формате прошел уже VI по счету международный литературные фестиваль-конкурс «Русский Гофман – 2021», собравший под свои знамена 822-х авторов из России, Белоруссии, Казахстана, Израиля, Украины, Германии, США, Канады, Молдовы, Чехии, Латвии, Финляндии, Китая, ОАЭ, Англии, Дании, Бельгии, Индии, Черногории, Франции, Швейцарии и Испании и др.

Предлагаем вниманию читателей стихи победителей.

 

Полина ОРЫНЯНСКАЯ (Московская область, г. Балашиха)

 

 

***

 

Я отзываюсь на тебя,

как штора на касанье ветра.

Я раздеваюсь, торопясь,

и солнца золотая цедра

горчит, разбрызгивая сок

на пол, на простыни, на кожу.

Ты снова будешь одинок.

Я тоже.

Но лето спаривает птиц,

пчелу с цветком и зной с прохладой.

Как скомкан сарафана ситец

уже от взгляда.

Гортанно, жадно, горячо

стонала горлица иль пела.

И так бело на загорелом

под узкой лямочкой плечо...

 

 

Над гнездом кукушки

 

Ляг. Лежи. Томись или отдыхай.

Рассматривай паутину или считай овечек.

Все, что с тобой происходит, для времени чепуха.

Потому что оно не лечит.

Потому что этот зимний белый халат,

который ты принял за панацею,

время надело как лаборант

с единственной целью –

ставить опыты: тут надавить, подрезать там,

послушать, где больно, а где очень больно,

а самые черные истоптанные места

посыпать солью.

Оно заставляет, испив до дна,

оказаться на самом дне в пустоте и холоде,

и смотрит, кто выживет, а кто ни хрена.

И однажды в какой-нибудь полдень

ты чувствуешь, что и зимнего солнца хватает вполне,

лучшее – враг хорошего после той петрушки.

А думаешь, что выжил и стал сильней...

Вот такой полет над гнездом кукушки.

 

 

***

Ночью славно. Мирно, мерно

за окошком снег валит.

Лучше времени, наверно,

не бывает для молитв.

Не таких, чтоб по канону,

просто – света и тепла.

Просто думать полусонно,

кем я стала, кем была.

Как на майские над дачей

снова будет дым кружить.

Опрокинет дед стаканчик.

Жив!

Как с утра, кряхтя мотором,

лодка тащит рыбака.

Как потом поедем в горы,

как в горах ворчит река,

а ее цикады глушат...

За окошком валит снег.

Бог, спасибо, что послушал.

Дальше знаешь сам, как лучше,

Ты хороший человек.

 

 

 

Александр КОНОПКИН (г. Саров)

 

 

***

 

Глухую полночь выставил как щит –

Ни облаков, ни ветра, ни прохожих;

Никто не видит, как меняю кожу,

Никто не слышит, как она трещит.

 

Никто не спросит: «Господи, зачем?»

Не ободрит: «Давай, ещё немного!»

Зато не надо говорить: «Не трогай»

И ловко избегать колючих тем.

 

Светает. Смысла нет ложиться спать –

Сейчас будильник, все вокруг проснутся.

И, отмывая от окурков блюдце,

Опять и снова силюсь угадать:

«А эта кожа мне не станет жать?»

 

 

***

 

Скрипучий мост протянут над рекой –

Махрятся тросы, ржаво плачут блоки,

И пожилая женщина с клюкой

Застыла на мосту как на пороге,

Как будто, наконец, дошла домой,

Но силы вышли, и ослабли ноги.

 

Июль, жара, пропитан солнцем день,

Вода в реке коричнево-прозрачна,

И вётлы вдоль воды – под ними тень.

Ты вдруг спросила: «Слышишь, вётлы плачут?

Я в детстве к ним ходила в темноте

Подслушивать. А дед ходил рыбачить».

 

Водила пальцем: «Там стоял сарай,

За ним дорожка к дому и качели.

А видишь, вдалеке остатки свай –

Там был причал, мы с братом там сидели,

Закутанные в старый размахай.

И соловьи о чем-то важном пели...

 

Мы с бабушкой пололи огород,

Пока не жарко. Я потом сбегала –

Мне шел тогда всего девятый год,

И мне тогда всего казалось мало:

И лета, и травы, и даже нот,

Что я из пианино извлекала.

 

Но город вырос, старый дом исчез.

И люди равнодушно ходят мимо,

Ведь здесь для них – одно из многих мест,

А мне сюда порой необходимо:

Я тут росла, я тут ждала чудес,

Тут запах детства и печного дыма...»

 

Задумчиво смахнула комара

И, посмотрев тожественно и строго:

«Как думаешь, когда придёт пора,

Мне можно будет попросить у Бога,

Чтоб за мостом качели, пыль, жара,

И бабушка встречает у порога?»

 

 

 

Анна РОКЕЦКАЯ (г. Москва)

 

 

На полпути

 

Как странен дождь на полпути зимы

Вот плащ промок до шелковой подкладки.

Волненье птиц. И с краешка волны

березы тощей мертвенная складка.

Берешь в прихожей зонт, выходишь без,

ничем ненужным рук не утруждая.

Для птиц ты человек и волнорез,

стоишь, как пень, от вечера до мая.

И дождь проходит сквозь тебя, как сон,

и сон в тебя втекает постепенно,

а ты не сводишь глаз с колючих крон,

себя забыв, дурак обыкновенный.

 

Когда-нибудь

 

Когда-нибудь закончатся стихи,

в обычный день – где мокнут лопухи,

в котором дверь веранды нараспашку,

и в щель глядит пытливая ромашка,

а сверху над ромашкой шмель пыхтит.

 

Как будто лес срубили на дрова –

такая тишь повсюду – трын-трава.

Слова уйдут без права возвратиться.

Что им ромашки, лопухи и птицы,

что им шмеля дурная голова?

 

Я лягу в тень, я тенью стану, что ж –

не наступи нечаянно, не трожь.

В том дне во сне заблудятся черешни,

и ничего уже не станет прежним.

Вот разве дождь.

 

 

 

Сергей ПОПОВ (г. Воронеж)

 

 

* * *

 

Подозревал, что бог следит с балкона,

когда к подъезду шпарил от угла,

где на шестом еще во время оно

слепая радость с присвистом жила.

 

Икона стиля там квартировала,

неотразимый ангел во плоти –

краса и гордость целого квартала

с необычайной жизнью впереди.

 

О, как она смеялась и курила!

И целовала в щечку дурака.

И полыхали ногти из акрила

огнём беды у самого виска.

 

Вот это счастье сдуру обломилось!

Лихая челка, кольца, каблуки…

На божий гнев похожа божья милость.

Но рассуждать об этом не с руки.

 

В отливах парикмахерского шика,

в разводах забугорного шмотья

смотрелась восхитительно и дико

та, что любила сладко и шутя.

 

И было что-то этакое в пепле,

что стряхивала цепким коготком –

и мужики корежились и слепли,

не вспоминая больше ни о ком.

 

Да он и сам – уже почти что в коме –

предполагал, что это навсегда.

И ничего нет правильнее кроме

всегдашнего явления сюда.

 

И рассуждать бессмысленно про это,

но разве с непривычки разберешь,

как быстро пепелится сигарета

и наглухо накатывает дрожь.

 

И на груди тускнеют побрякушки.

И по кварталу журится листва.

И протрезветь охота как из пушки,

хоть - ясен пень – живем лишь однова.

 

И вся любовь – обратная дорога,

где дерева, красуясь и дрожа,

запоминают лишь улыбку бога

с последнего сквозного этажа.

 

 

* * *

 

Рядом с Герценым квасить неловко,

и для этого дела была

у ворот чумовая столовка –

прямо первая дверь от угла.

 

Там в углу исключительный столик

был от всяческих взглядов укрыт –

смейся после четвёртой до колик,

кайся после десятой навзрыд.

 

И к тому ж кошельку пустомели

небольшой наносили урон

с беспощадной подливкой тефтели

и руины сырых макарон.

 

И кромешная сушь винегрета,

и компота дремучая муть

вопреки аппетитам запрета

помогали судьбу обмануть.

 

Нарушенье законов и правил

перцем радости жгло пищевод,

чтобы Хронос похмельем приправил

заводную эпоху невзгод.

 

Обещаний невзрачные вехи

спрятал в кухонный дым сигарет,

выдал выпускнику на орехи

дармовой общепитовский бред.

 

Чтоб кололись скорлупки да ядра –

сокрушительной жизни тщета,

где от прелести прежнего яда

не осталось уже ни черта.

 

И какого неведомо черта

там, где лоха щадила беда,

нынче клуб под названием «Форте»

и лабает Козлов иногда.

 

И считается славной манера

сытым джазом травить на убой,

чтоб ореховый тон интерьера

рифмовался с облезлой судьбой

 

там, где Герцен подзуживал сдуру

под убойную музыку сфер

эмигрировать в литературу

из граненого СССР.

 

  

 

Сергей ЛЕОНТЬЕВ (Московская область, г. Белоозерск)

 

Пробежка

 

Мы назавтра пораньше встанем,

Влезем в новенькие штаны,

Ни оладьи мутить не станем,

Ни омлет, потому что мы

Поспешим поскорей из дому

По морозцу, туда, где он –

Наш с тобою объект искомый

Под названием «Стадион».

 

И, подбадривая друг друга,

Мимо дома, где надпись - «ЦОЙ»,

Побежим мы с тобой по кругу,

Побежим мы с тобой трусцой!

Удивляясь, что жили прежде

Мы без спорта – такой изъян! –

И кивая слегка небрежно

Попадающимся друзьям.

 

Намотаем кружочков десять,

Перейдем на активный шаг...

Надо будет друг дружку взвесить

Перед завтраком, натощак.

А затем, поменяв футболки,

Подкачаем бедро и пресс

И набросимся, словно волки,

На распаренный геркулес.

Разберём под яичко всмятку

И под свежий морковный сок,

Как же бегать – с носка на пятку

Или с пяточки на носок?

Помечтаем с тобой, что к лету

Не узнаем себя совсем...

 

– Положи мне еще котлету.

Все, заметано. Завтра в семь!

 

 

***

 

В небе Солнце вовсю лучилось,

Ждали подвиги впереди...

В семь, конечно, не получилось.

Мы проспали до девяти.

И не знаю уж, как так вышло,

Только в утренней тишине

Вся ты – спелая, словно вишня,

Вдруг шепнула: – Иди ко мне!

На другое потратим силы…

Ну, а бег наверстаем, че ж!

 

И, обнявши тебя, спросил я:

– Ты мне блинчиков испечешь?