Салтыков-Щедрин: как жить между «трудно» и «невозможно»
«Неизменным предметом моей литературной деятельности, — писал, подводя итоги жизни, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (27 января 1826 года — 10 мая 1889 года), — всегда был протест против произвола, двоедушия, лганья, хищничества, предательства, пустомыслия».
Едва ли в русской классике есть писатель, так глубоко заглянувший в сердце механизма управления Россией и точно осмысливший неизменные в веках основы взаимоотношений власти и народа, народа и интеллигенции, патриотов и либералов, демократов и охранителей. С первых проб пера и до смерти писатель, соредактор и редактор «Современника» и «Отечественных записок», рязанский и тверской вице-губернатор Салтыков-Щедрин искал ответ на вопрос: почему в России «идти вперед — трудно, идти назад — невозможно».
«…Вообще он обнаруживает большое внимание к дознаниям, испещряя бумагу различными заметками: «так ли?», «отчего нет объяснения?», «кончено ли дело?», «кто виноват?» и т. д.», — вспоминал барон Н. В. Дризен в очерке о писателе. «В его произведениях (...) на всем лежит печать чего-то удручающего, принижающего и властителей, и подвластных», — утверждалось в статье о Щедрине в словаре Брокгауза и Ефрона. Это справедливо, но лишь отчасти. Герои сказок и города Глупова мирно спят в спокойные времена, но восстают ото сна в периоды общественных «ломок», будь то революции, борьба с космополитизмом или перестройка. «Точка принижения» всего и вся определялась высотой нравственного идеала писателя, сформулированного в очерках «Мелочи жизни»: «Свобода, развитие, справедливость».
В пространство между «трудно» и «невозможно» вместилась вся жизнь Щедрина вместе с его бессмертными произведениями. Он любил народ, болел за него, но не льстил ему, честно указывая на недостатки. А власть учил быть умнее, искать приемлемые формы управления.
Классическая литература не определяет историю, но предупреждает об опасностях, подстерегающих страну и народ. Она извлекает на свет божий неуничтожимый национальный бэкграунд, определяющий место на карте человеческой цивилизации. Русская классика вечна кувшинными рылами Гоголя, глуповцами и играющими две мелодии «Разорю!» и «Не потерплю!» органчиками Салтыкова-Щедрина, унтерами Пришибеевыми Чехова, некрасовским «Нынче тоскует лишь тот, кто не украл миллиона», прочими образами и коллизиями неисчерпаемого срока годности. И сегодня люди знают и ценят классику сильнее современной литературы.
Цитаты из Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Некрасова стали острой приправой к большинству постов на социальные, исторические и политические темы. Там люди ищут ответы на вечные вопросы: «так ли?», «отчего нет объяснения?», «кончено ли дело?».