Генеалогия и социальная история России в записях на экземплярах старопечатной кириллицы

Генеалогия; социальная история; старопечатная кириллица.

Записи на книгах являются важным источником по социальной истории России. Они представляют историку информацию как об отдельной личности, семье, социальной группе. В составляемой автором базе данных фигурирует 9616 имен лиц, в XVI-XXI вв. имевших отношение к экземплярам старопечатной кириллицы. Важность изучения генеалогии для социальной истории уже давно не подлежит сомнению. Тем актуальнее вопрос поиска новых источников, позволяющих восстанавливать историю не только отдельных родов, но и целых социальных групп.

Одним из таких источников могут быть записи на книгах, имеющие документальную точность, поскольку часто выполняют функции юридического документа [17, с. 37]. Этот вопрос интересно рассмотреть на примере судеб книг старопечатной кириллицы, т.е. изданий, имеющий наиболее продолжительную историю бытования. Ведь до сих пор (в первую очередь в старообрядческих общинах) они продолжают выполнять те же функции, что и в момент их создания, т.е. три – четыре столетия назад.

В настоящее время в составляемой автором с 2008 г. базе данных фигурирует 9616 имен, при этом зафиксировано 40 родов, насчитывающих три и более поколений; наиболее подробно прослеживается история рода Строгановых (20 человек!). За многовековой период на страницах книг появилось большое количество записей, отразивших имена вкладчиков, владельцев, читателей и др. лиц, имеющих отношения к этим памятникам. Любые сведения, содержащие фамилию, имя и отчество, могут рассматриваться как генеалогические.

Хотя даже единичные записи иногда являются уникальными источниками по истории какой-либо семьи, но при изучении их в контексте друг с другом, информационный потенциал их повышается. Отметим, что записи дают следующую информацию:

1. Уточнение биографий отдельных личностей Здесь можно вспомнить, что именно записи на книгах позволили «разделить» двух Иосифов – архимандритов ярославского СпасоПреображенского монастыря [15], которые в справочнике П.М. Строева показаны как одно лицо [16, Стлб. 338]. Не менее примечателен и случай с Иваном Филипповичем Стрешневым, о котором имеются весьма противоречивые сведения. В родословной книге П.В. Долгорукова он значится как умерший в 1613 г. [4, с. 411], в справочнике же П.И. Иванова – в 1648 г. [5, с. 393]. В записи 1646 г. он значится как живой (схимник Иев) и имеющий чин окольничего, хотя в справочнике П.И. Иванова не указано, что он имел такой чин. Скорее всего, речь может идти о том, что в 1613 г. И.Ф. Стрешнев ушел со службы и совершил постриг, чин окольничего этот деятель Смутного времени получил от Лжедмитрия II. Кроме того, сама запись подтверждает правильность даты смерти, приводимой в указанном справочнике.

2. Сведения об истории отдельных семей Благодаря «летописцу» семьи Смышляевых, зафиксированному на издании «Новый завет» (М.: Синодал.тип., 01.1778; [11, № 378]), удалось реконструировать историю пяти поколений рода (19 человек), что позволяет хорошо проследить социальную динамику семьи. Так Емельян Меркурьевич Смышляев (1754-1799)3 , будучи дьячком, в 1784 г. записался в купечество. Его сын, Дмитрий Емельянович Смышляев (1789 – после 1828 г.), после разорения отца, начал коммерческое дело заново. Сам он женился на дочери священника, у которой сестра тоже вышла замуж за купца (В.Я. Кураева). Наконец, последними фигурируют два тезки, отец и сын (соответственно, 4-е и 5-е поколение) Д.Д. и Д.Д. Смышляевы. Старший из них – выдающийся общественный деятель г. Перми, получивший за свои заслуги ряд наград, в том числе и ордена, дававшие право на дворянство. Таким образом, перед нами история рода, который в течение пяти поколений (т.е. порядка 100 лет) трижды менял свой статус: священнослужители, купцы, дворяне. Записи на семи книгах 4 , бытовавших в Пермском крае, отразили судьбы 17 человек – пяти поколений родов Останиных, Лунеговых и Ржевиных – жителей г. Чердыни и окрестностей. Изначально крестьянский род стал купеческим. Причем, получив наследство от дяди, Григория Мироновича Лунегова (1830-1892), Даниил Евдокимович Ржевин стал крупным судовладельцем [6, с. 285], муж Ефимьи Мироновны Лунеговой, Григорий Егорович Надымов также из крестьян перешел в купечество и также был судовладельцем… Таким образом, история бытования семи упомянутых книг – это не только яркая страница книжной культуры Пермского края, но и история элиты чердынского уезда: все упомянутые в записях лица сыграли важную роль судьбе региона. Приведенные два примера говорит о довольно высокой социальной мобильности населения Пермского края в XIX в.

3. Сведения об истории социальных групп В 1655 г. Антипа Филимонов, священник московской Введенской церкви «да дети ево гостиной сотни Василии да Митреи Антипины по своих родителех во град Торжокъ ко церкви в собор Преображения Спасова и причистои Богородицы Муромской», вложили книгу «Минею служебную, июль» (МПД, 1629; [13, № 199]) в г. Торжок в собор Преображения Спасова и пречистой Богородицы Муромской. В работах Н.Б. Голиковой – на сегодняшний день основных по истории привилегированных купеческих корпораций – Василий и Дмитрий Антипины не упоминаются [2; 3]. Этот эпизод показывает, что выходцы из духовенства могли пополнять ряды предпринимательского сословия. А это тоже принципиально новая информация: происхождение гостей – вопрос недостаточно изученный. Н.Б. Голикова наглядно показала, что основными источниками пополнения торговых корпораций было посадское населения и крестьяне. Здесь же мы видим, что представители духовенства также могли уходить в коммерческую деятельность. Генезис тех или иных социальных групп может быть продемонстрирован также на примере черного духовенства.

В базе данных учтено 25 (из них 12 относится к женщинам) случаев XVII в., когда указано социальное происхождение монахов: 3 (1 женщина) представителя аристократии, 8 дворянства (7 женщин), 10 (3 женщины) духовенства, 3 (1 женщина) крестьян и один из дьяков. Эта небольшая статистика дает представление о сословном происхождении черного духовенства в XVII в. 4. Сведения по демографии отдельных периодов Во-первых, бросается в глаза большое количество «убиенных», фигурирующих в записи Л.Л. Шукурова 1698 г.: 3 человека из 33 упомянутых [1, № 182]! Убиенные фигурируют и в записи Воскресенского попа Василия [13, № 336].

Вполне возможно, что это отголосок грозных событий «бунташного века». Во-вторых, указание на младенцев, которых следует поминать, свидетельствует о детской смертности, что также является важной составляющей демографического вопроса. Вполне возможно, что записи на книгах позволят увеличить базу источников по демографии и лучше представить социальные процессы России XVII-XVIII в. в целом. Косвенную информацию о демографических процессах дает именослов. Поскольку на протяжении столетий имена давались по святцам и были привязаны к определенным дням, то сравнение именослова разных периодов может также оказаться полезным. Таким образом, записи на книгах способны осветить целый ряд проблем социальной истории и могут быть незаменимы при изучении не только биографий отдельных деятелей или судеб конкретных семей, но и истории целых социальных групп.

В.П. Богданов