Дмитрий Быков // «Russian Magazine», №23(675), декабрь 2021 года
рубрика «Память»Год без Жанны
По нашей просьбе, Дмитрий Быков написал это эссе специально для «Русского Магазина».
Я пишу про Жанну, сидя в её доме за её столом, идеальным рабочим столом, на котором в прекрасном изобилии, но и в прекрасном порядке расставлено всё необходимое. Это редкое сочетание изобилия и дисциплины одинаково наглядно было в её характере, облике, манерах и, например, в её кухне — где было множество вещей и огромные запасы, на большую компанию родственников, поэтов и музыкантов, и всё знало своё место. Магарам была фантастически богатый человек, отлично распоряжавшийся своим богатством. Она умела всё — играть на гитаре и фортепьяно, петь, готовить, бинтовать раны, делать уколы, учить детей, водить машину по любому бездорожью, развеселить безнадёжно депрессивного, сделать деньги из ничего, парадное платье из полотенца, говорить на трёх языках и понимать на всех, и всё это выходило без малейшего напряжения, с таким алле-ап, с каким бродячие гимнасты ходят по канату. Она была моим лучшим другом, но фокус в том, что такое могли о ней сказать человек сто, если не больше. И каждый был уверен, что уж он-то ей жизненно необходим, а всё остальные так, зашли перекусить.
Моя жена Катька с первой встречи прозвала Магарам лёвелом, микро-львом, и действительно — по сочетании силы и грации она очень была похожа на небольшого прыгучего льва, заряжённого дикой творческой энергией и склонностью к игре. Магарам, сказала Катька, скачет по жизни, как мяч. Передвигалась она стремительно, соображала ещё быстрей, так же водила — её бесили промедления. Однажды на заправке перед нами какая-то старушка еле передвигалась — Магарам, надув губы, произнесла: «Пук-пук-пук», и это было крайне точно. При этом она всегда жалела стариков, никого не презирала, всем помогала — но органически не выносила зануд, тормозов и душнил, поэтому работать с ней было истинным наслаждением. Она разрубала все узлы, стремительно принимала сложные решения, просчитывала любую логистику. Она могла организовать что угодно — и организовывала, от фестиваля до строительного бизнеса; противостоять её напору было невозможно. Магарам нельзя было представить не то что в унижении,— поди нагни такой татарник!— но даже в лёгком замешательстве. С её способностями из неё получился бы террорист дикой разрушительной силы, но, к счастью, террористам Господь не даёт таких способностей, и в большинстве своём они лохи. Вся энергия Магарам была направлена на созидание, ускорение, исцеление, решение любых проблем и организацию невозможных событий. Это буквально про неё классический анекдот — еврей вступает в подпольную большевистскую партию и в качестве первого задания получает чемодан листовок: на, распространяй. Полгода его нет, все думают — ну, взяли нашего Мойшу... Через полгода он возвращается с полным чемоданом денег и, отдуваясь, говорит: ну, ребята, шоб я ещё связался с таким неходовым товаром!
При этом с неходовым товаром она не связывалась — вкус у неё был безупречный, и если уж Магарам за вас бралась, значит, в вас что-то было. Это я говорю без особенной скромности, потому что скромность в нас культивировала советская власть, чтобы мы были тихими. Магарам терпеть не могла тихушничества и не проявляла особой скромности, но это и заставляло её с львиной отвагой кидаться на защиту всех своих подопечных. Ведь на них стоял её личный знак качества! Их, то есть нас, было много — Ким, Городницкий, Шендерович, Губерман, Щербаков, Никитины, Хомчик, Иртеньев с Боссарт (как вместе, так и по отдельности), Брикман, Каганов, Кочетков, Псой Короленко, Юрский, Смехов, Ефремов, Войнович, Кушнер, Толстая, ваш покорный, и для меня чрезвычайно почётно состоять в этом списке, хотя состоять в списках я не выношу. Имя Магарам было паролем для сотен тысяч людей по всему миру, и профессия её была — соединять и связывать этих людей в единую сеть любви, взаимопомощи и радости. Каков был род её занятий? Она была сердцем заграничной России, лучшим организатором фестивалей и гастролей в Америке, Израиле и Европе, президентом огромной виртуальной страны, той правильной России, о которой мы все мечтаем. Столицей этой страны был Бичвуд. Узнав, что сына мы назвали Шервудом, Магарам в задумчивости заметила, что её смущает древесная часть этого имени. Мы в свою очередь пояснили, что для женщины, живущей в блядском лесу, это не должно казаться серьёзным препятствием.
Разумеется, всего этого не могло быть, если бы рядом с Жанкой не оказался Володя Грейсух — человек абсолютной надёжности и таких же универсальных умений. Он понимает всё ещё быстрей, и на нём лежала нечеловеческая ответственность — содержать и кормить не только всю нашу шумную ораву, съезжавшуюся в Бичвуд, но и смирять Жанкины масштабные инициативы. Их союз — трогательное взаимное влечение безумной, разнузданной европейской Риги и немногословного, загадочного, мистического Петербурга, вечная мечта советских хиппи, кочевавших между этими городами и втайне мечтавших совместить их. Магарам оставалась явлением насквозь прибалтийским, с этой вечной свободой и эротической раскованностью, с низким декольте и низким голосом, то и другое очень волновало. В старших классах она пела в школьной группе, имела безумный успех и повторила его недавно в концертах с Псоем,— это прямо было путешествие в мои подростковые мечты. Вообще сказать, что Магарам была красива, было бы неправильно и неполно. Магарам была сногсшибательна. При этом классическая красота на её фоне показалась бы пресной. К ней полностью были применимы слова Уэллса о Муре Будберг: я знал женщин с более правильной и даже более аристократической внешностью, но на фоне Муры все они были безнадёжно скучны, а если открывали рот — то и глупы.
Живя в кабинете Магарам, я первым делом изучил её книжные полки — и не нашёл там ни одной скучной книги, не говоря уж о второсортных. Абсолютная квинтэссенция, в диапазоне от Евгения Харитонова до стихов Лимонова, самые острые блюда русской литературы, и мне мучительно жаль тех русских классиков, которые не успели поездить под её покровительством. Маяковский выступал тут где попало, Галича водили по сомнительным квартирам, Высоцкий так и не пробился в Голливуд — а если бы ими занималась Магарам, они бы не только больше заработали, они бы и познакомились с нормальной аудиторией! Володя однажды в задумчивости сказал: и чего Жанка так поторопилась, что мы, плохо жили? Да отлично жили (любопытна здесь сама постановка вопроса — за Жанну никто никогда ничего не мог решить, в крайнем случае с ней проконсультировались бы). Но, видимо, на том свете совершенно некому заниматься гастролями Маяковского и Галича, да ещё Бродский с его капризностью, ещё Жванецкий с его требованиями к обстановке и меню... Страшно подумать, сколько всего ей там предстоит решать: Достоевский отказывается выступать после Тургенева, Есенин буянит на сцене, Якушева хочет ездить с Визбором, а он хочет петь не меньше, чем с Окуджавой, и при этом ещё надо не допускать Галича до электроаппаратуры, Блока не ставить в одну программу с Ахматовой, Мандельштаму обеспечивать сладкое... Кто, кроме Магарам, с этим справится? Одно утешение, что она там забронирует нам всем приличные места. Мы с ней часто об этом говорили, я вообще мог ей всё о себе сказать. Так что у всех присутствующих, если вы только не зануды, будут контрамарки.
Моя жена Катька с первой встречи прозвала Магарам лёвелом, микро-львом, и действительно — по сочетании силы и грации она очень была похожа на небольшого прыгучего льва, заряжённого дикой творческой энергией и склонностью к игре. Магарам, сказала Катька, скачет по жизни, как мяч. Передвигалась она стремительно, соображала ещё быстрей, так же водила — её бесили промедления. Однажды на заправке перед нами какая-то старушка еле передвигалась — Магарам, надув губы, произнесла: «Пук-пук-пук», и это было крайне точно. При этом она всегда жалела стариков, никого не презирала, всем помогала — но органически не выносила зануд, тормозов и душнил, поэтому работать с ней было истинным наслаждением. Она разрубала все узлы, стремительно принимала сложные решения, просчитывала любую логистику. Она могла организовать что угодно — и организовывала, от фестиваля до строительного бизнеса; противостоять её напору было невозможно. Магарам нельзя было представить не то что в унижении,— поди нагни такой татарник!— но даже в лёгком замешательстве. С её способностями из неё получился бы террорист дикой разрушительной силы, но, к счастью, террористам Господь не даёт таких способностей, и в большинстве своём они лохи. Вся энергия Магарам была направлена на созидание, ускорение, исцеление, решение любых проблем и организацию невозможных событий. Это буквально про неё классический анекдот — еврей вступает в подпольную большевистскую партию и в качестве первого задания получает чемодан листовок: на, распространяй. Полгода его нет, все думают — ну, взяли нашего Мойшу... Через полгода он возвращается с полным чемоданом денег и, отдуваясь, говорит: ну, ребята, шоб я ещё связался с таким неходовым товаром!
При этом с неходовым товаром она не связывалась — вкус у неё был безупречный, и если уж Магарам за вас бралась, значит, в вас что-то было. Это я говорю без особенной скромности, потому что скромность в нас культивировала советская власть, чтобы мы были тихими. Магарам терпеть не могла тихушничества и не проявляла особой скромности, но это и заставляло её с львиной отвагой кидаться на защиту всех своих подопечных. Ведь на них стоял её личный знак качества! Их, то есть нас, было много — Ким, Городницкий, Шендерович, Губерман, Щербаков, Никитины, Хомчик, Иртеньев с Боссарт (как вместе, так и по отдельности), Брикман, Каганов, Кочетков, Псой Короленко, Юрский, Смехов, Ефремов, Войнович, Кушнер, Толстая, ваш покорный, и для меня чрезвычайно почётно состоять в этом списке, хотя состоять в списках я не выношу. Имя Магарам было паролем для сотен тысяч людей по всему миру, и профессия её была — соединять и связывать этих людей в единую сеть любви, взаимопомощи и радости. Каков был род её занятий? Она была сердцем заграничной России, лучшим организатором фестивалей и гастролей в Америке, Израиле и Европе, президентом огромной виртуальной страны, той правильной России, о которой мы все мечтаем. Столицей этой страны был Бичвуд. Узнав, что сына мы назвали Шервудом, Магарам в задумчивости заметила, что её смущает древесная часть этого имени. Мы в свою очередь пояснили, что для женщины, живущей в блядском лесу, это не должно казаться серьёзным препятствием.
Разумеется, всего этого не могло быть, если бы рядом с Жанкой не оказался Володя Грейсух — человек абсолютной надёжности и таких же универсальных умений. Он понимает всё ещё быстрей, и на нём лежала нечеловеческая ответственность — содержать и кормить не только всю нашу шумную ораву, съезжавшуюся в Бичвуд, но и смирять Жанкины масштабные инициативы. Их союз — трогательное взаимное влечение безумной, разнузданной европейской Риги и немногословного, загадочного, мистического Петербурга, вечная мечта советских хиппи, кочевавших между этими городами и втайне мечтавших совместить их. Магарам оставалась явлением насквозь прибалтийским, с этой вечной свободой и эротической раскованностью, с низким декольте и низким голосом, то и другое очень волновало. В старших классах она пела в школьной группе, имела безумный успех и повторила его недавно в концертах с Псоем,— это прямо было путешествие в мои подростковые мечты. Вообще сказать, что Магарам была красива, было бы неправильно и неполно. Магарам была сногсшибательна. При этом классическая красота на её фоне показалась бы пресной. К ней полностью были применимы слова Уэллса о Муре Будберг: я знал женщин с более правильной и даже более аристократической внешностью, но на фоне Муры все они были безнадёжно скучны, а если открывали рот — то и глупы.
Живя в кабинете Магарам, я первым делом изучил её книжные полки — и не нашёл там ни одной скучной книги, не говоря уж о второсортных. Абсолютная квинтэссенция, в диапазоне от Евгения Харитонова до стихов Лимонова, самые острые блюда русской литературы, и мне мучительно жаль тех русских классиков, которые не успели поездить под её покровительством. Маяковский выступал тут где попало, Галича водили по сомнительным квартирам, Высоцкий так и не пробился в Голливуд — а если бы ими занималась Магарам, они бы не только больше заработали, они бы и познакомились с нормальной аудиторией! Володя однажды в задумчивости сказал: и чего Жанка так поторопилась, что мы, плохо жили? Да отлично жили (любопытна здесь сама постановка вопроса — за Жанну никто никогда ничего не мог решить, в крайнем случае с ней проконсультировались бы). Но, видимо, на том свете совершенно некому заниматься гастролями Маяковского и Галича, да ещё Бродский с его капризностью, ещё Жванецкий с его требованиями к обстановке и меню... Страшно подумать, сколько всего ей там предстоит решать: Достоевский отказывается выступать после Тургенева, Есенин буянит на сцене, Якушева хочет ездить с Визбором, а он хочет петь не меньше, чем с Окуджавой, и при этом ещё надо не допускать Галича до электроаппаратуры, Блока не ставить в одну программу с Ахматовой, Мандельштаму обеспечивать сладкое... Кто, кроме Магарам, с этим справится? Одно утешение, что она там забронирует нам всем приличные места. Мы с ней часто об этом говорили, я вообще мог ей всё о себе сказать. Так что у всех присутствующих, если вы только не зануды, будут контрамарки.