Выставка "Три жизни Аньес Варды" открылась в Москве
Одна из легенд французской "новой волны", ушедшая в марте этого года, Варда стала символом нынешнего 72-го Каннского фестиваля. Кадрами ее фильмов "Клео с 5 до 7" и "Варда глазами Аньес" он только что и открылся. А в Москве выставка "Три жизни Аньес Варды" в Мультимедиа Арт Музее на Остоженке стала главным событием фестиваля "Мода и стиль в фотографии". 17 мая в музее покажут фильм "Клео с 5 до 7". Не для того, чтобы было, "как в Канне". А потому, что Москва, можно сказать, еще одно из "побережий Аньес".
Она дважды приезжала сюда на Московский кинофестиваль. И нынешняя выставка в МАММ "Три жизни Аньес Варды" делалась при ее активном участии. И да - на книжном прилавке лежит небольшая бесценная книжка "Варда", сохранившая в переводе с французского ее интонацию, иронию, парадоксальность и темперамент.
Кажется, об этом проекте в МАММ режиссер могла бы сказать так же, как о "Побережьях Аньес": "Снять такой фильм было способом жить дальше, жить и помнить".
Фотографии, фильм и визуальное искусство - три ее любимых занятия, определивших название "Три жизни Аньес Варды". Они не сменяли друг друга в правильной очередности, а существовали одновременно. Как в любимом Вардой параллельном монтаже, который она открыла для себя у Фолкнера в его романе "Дикие пальмы". Фотография стала не точкой отсчета, а зерном фильма. Пойманным, остановленным движением, "арестованным кино", по ее выражению. Так что в фокусе выставки - отношения между фотографией и кино, речью и памятью, мифом и образом.
В центре выставки - макеты остова рыбачьей лодки, теплицы и шалаши, сделанные ею в 2017 году из 8-мм пленок, на которых - ее собственные фильмы "Пуэнт-Курт", "Счастье", "Без крыши, вне закона"... Кто еще кроме Аньес Варды мог превратить архив в инсталляцию, мимоходом задавшись вопросом: "Ностальгия или ресайклинг?". Легким движением ее рук нежность и печаль воспоминаний, прошедшие возгонку в ее старых фильмах, превращаются в руины разбитых лодок и шалаши, в которых с милым - рай, в театральные макеты и детские игрушки...
Термин "кинописьмо" - cine-criture - Аньес Варда придумала в пику сценаристам. Кинописьмо - мостик между документальным и игровым кино, который она выстраивала всю жизнь.
Но для нынешней московской выставки не менее важен мостик между фотографиями рыбацкой деревушки 1954 года, фильмом "Пуэнт-Курт", снятым там же, на лионском побережье, короткометражкой "Улисс" (1982, приз "Сезар") и макета полуразрушенной лодки из кинопленки.
На первый взгляд, это история о памяти. Потому что в 1982 году Аньес Варда нашла героев своей фотографии, сделанной на каменистом пляже 9 мая 1954 года. Героев было немного. Сидящий малыш. Обнаженный мужчина, спиной к зрителю, лицом к морю. И мертвая белая коза. Вполне экзистенциальный пейзаж с фигурами. Все герои друг друга не знали. Но знали Аньес.
В 1982 году она находит их вновь (кроме козы, разумеется), чтобы спросить, а что они помнят. Выясняется, что ничего. Улисс (это реальное имя мальчика), который жил с папой и мамой в том же дворе, что Аньес, вырос и стал владельцем книжного магазина. Мужчина на пляже, которого уговорили сняться обнаженным, - одним из редакторов журнала Elle. Оба не помнили о том дне ни-че-го.
Другой бы поставил точку. Но не Варда. Она сложила вокруг фотографии "осколки" контекста - кадры кинохроники, журналов, фильма "Полицейские и воры", рассказа мамы Улисса и фото других соседей парижского двора 1954 года. И выяснилось, что это фильм об образе. Кажется, что это чисто интеллектуальное упражнение - на тему "непроницаемости" фотографии и образа. Вроде той инсталляции, что она сделает на одной из своих знаменитых выставок в 2010 году. Там спокойное море, отраженное в зеркалах, кажется если не бурным, то взволнованным. Но в фильме история снимка обернулась очень личной историей - больного ребенка, первого фильма, соседской дружбы, летнего отпуска.
И тут понимаешь, почему ее автопортрет 2009 года сложен из распадающихся фрагментов. Именно фрагментарность фотографии приоткрывает разрыв в целостности образа фильма. Она дает возможность ворваться речи, рассказу, молчанию. Вклиниться памяти.