Михаил Поляков. Общественный договор, а не штыки – главная опора государства

Оппозиционная публицистика заявляет, что общественный договор между властью и народом разорван Кремлем в одностороннем порядке после принятия пенсионной реформы. Имеется в виду негласное соглашение о том, что власть не трогает народ, а тот в свою очередь не вмешивается в управление. И потому Путин сотоварищи вскоре будут отлучены от власти.

Однако прежде всего стоит разобраться с терминологией. Часто люди не совсем понимают, что вообще это такое – общественный договор, когда он был заключён и чем грозит его уничтожение.

Это понятие было введено французским философом Жан-Жаком Руссо, который однако вовсе не создал его, а открыл для политики. Как например ученые открыли, а не создали для физики законы трения и движения, а для астрономии – планету Венеру. Руссо задался вопросом о природе власти, взяв за основу главный императив его времени – её богоданность. "Всякая власть от Бога" – утверждало Евангелие, и до Руссо мало кто подвергал это сомнению.

Но если всякая власть от Бога, стал рассуждать Руссо, то и бандиту с ножом я должен отдать с поклоном кошелёк: ведь он в конкретный момент времени – моя власть! Из размышления о такой несуразице и родилась теория общественного договора. Суть ее – что не одной силой, но и моральным авторитетом, уважением естественных прав, данных всякому от рождения (право на жизнь, собственность и проч.), обеспечивается управление власти обществом.

Теперь попробуем ответить на три следующие вопроса.

1. Каков был общественный договор между нынешней властью и российским народом?

2. Действительно ли на сегодня он разорван?

3. Какая судьба уготована народу и власти в случае его разрыва?

На первый вопрос ответить несложно: да, по большей части этот договор вписывался в формулу, приведённую в самом начале. Власть обеспечивает народу некоторые блага, получая взамен карт-бланш на управление, при этом не претендует и на моральное превосходство.

Это легко можно подтвердить всеми выборами прежних лет, на которых не было как настоящей политической борьбы, так и серьёзных дебатов, обязательных для западных представительных демократий. Избиратели даже не задумывались о личностях кандидатов – главное, чтобы были за Путина и за партию власти.

Второй вопрос сложнее: с одной стороны, общество неоднородно – кто-то перестал верить нашей власти ещё во времена Ельцина, кого-то отрезвила только пенсионная реформа. Однако если говорить о тенденциях, то да – всё идёт к разрыву указанного договора, судя пор падению рейтингов власти. Если так пойдёт и дальше, то потеря доверия к ней и, следовательно, разрыв данного договора станут очевидны уже всем, вне зависимости от политических пристрастий.

Ну и третий, самый сложный вопрос: что будет после фактического разрыва этого общественного договора? Самый общий ответ содержится в трактовке Жан-Жаком природы власти. Дескать есть два состояния – когда общество признаёт моральный авторитет элиты, как дети признают авторитет отца, и подчиняется охотно; или же когда оно вынуждено подчиняться грубой силе, как в примере с бандитом.

Горячие головы твердят, что после разрыва этого договора народ окончательно станет воспринимать власть как врага – и тут же начнёт сопротивление. Однако это весьма сомнительно. Как на бандита кинется далеко не каждый – кто-то сдастся, кто-то попробует договориться – так и попытка оказать сопротивление власти может растянуться на долгие годы. В то же время всё может вспыхнуть и мгновенно – при каком-нибудь взрывном перевороте с участием миллионов.

Но вот что можно констатировать наверняка – так это выбор Кремля в пользу силовой обороны, подо что в последние годы у нас активно строится полицейское государство. Тут и возникновение фактически на ровном месте, без объяснения причин, Росгвардии в 400 тысяч штыков, подчиненной лично президенту. И запреты последних месяцев на перемывание властных косточек, на нежелательную информацию в Интернете – вплоть до попытки окольцевать сам Интернет.

И это все не может не пугать: значит, у властной элиты не осталось никаких иных, кроме силовых, рычагов влияния на общество. Или, что ещё хуже, власть закоснела в убеждении, что народ – трусливый раб и нечего с ним цацкаться, пытаясь завоевать его расположение через повышение уровня его жизни и т.п.

Однако ставка на силу, будучи самой надежной с виду, вряд ли является такой на самом деле. Ведь разрыв общественного договора с народом влечет и разрыв между властью и ее силовой машиной, состоящей из детей не власти, но народа.

То есть к этим «сынам народа» придётся в случае чего применять самые примитивные, внеидеологические формы убеждения, а именно – деньги. И вопрос спасения власти в условиях стихийного бунта станет сугубо вопросом достаточности материальных средств – подо что, очевидно, и копятся сегодня Центробанком все эти «мертвые триллионы».

Но хватит ли этих триллионов, чтобы залить совесть большинства из 400-тысячной Росгвардии и прочих силовиков? Не захотят ли они, почуяв вкус наживы, перейти от обороны к нападению?

Руссо обо всем этом очень много думал и написал – в конце концов отдав приоритет этому самому «Общественному договору». Но наши нынешние кремлевские мыслители, в общих чертах описанные этим просветителем, едва ли и слышали о нем…