Отдай дурака молодухе, пусть она с ним мается!
История со счастливым концом, хоть и немного грустным. Ведь потраченные годы не вернуть. И все же… счастье познается в сравнении.
Некоторые на него так и не решаются…
Наша бывшая нянюшка, прекрасная женщина, всю жизнь на горбу волокла придурошного муженька, возлежавшего на диване. Вкалывала с утра до вечера, хваталась за любую подработку, годами носила одни и те же туфли.
Нет, она не выглядела неопрятно. Наоборот. Очень аккуратная, этакая ветхозаветная нянюшка, у нее даже кружевные воротнички были. Детей она учила не только держать ложку — вилку и говорить «спасибо», но еще и иностранным языкам. Английский. Французский. Немецкий. Прекрасные манеры. Фортепиано.
Её пра-пра руководила пансионом для девиц, пра — умудрилась пережить революцию, ее бабушка танцевала в балете, а мать была талантливейшей синхронисткой-переводчицей. Сама наша нянюшка закончила пед. Но вот так жизнь повернулась….
На свою жизнь она никогда не жаловалась. Она вообще была удивительно сдержанной.
— Леночка, вы себя угробите, — говорила, когда я, серо-зеленая, приползала с работы в три ночи, ударными темпами сдав четыре выпуска по восемь полос.
И уходила домой, такая же серо-зеленая, с красными от вечного недосыпа глазами, но идеально прямой спиной.
Эдакая английская леди из романа какой-нибудь сестры Остин.
Супруг ее был полной противоположностью.
Румяный, всегда довольный жизнью, он трудился где-то до обеда, потом приходил домой и начинал названивать ей с вопросом — когда же дорогая жена изволит вернуться и его покормить?
Она старательно ему объясняла, где что лежит. Где хлеб, где суп, где ложки. Добавляла — посуду не мой, поставь в раковину.
Говорила — болеет. Что-то со спиной. И с желудком. И с ногами. И с нервами….
Потом я осела дома, а Надежда Филипповна ушла в другую семью, зарабатывать на пропитание мужу, на его лекарства, на его красивые костюмы, на его сверкающую лаком черненькую машинку.
Год назад видела ее все такой же усталой, серо-зеленой, как и раньше. Как вдруг…
— Нянююююшка! — заорали мои мелкие у кассы гипермаркета.
В цветущей, румяной, свежей женщине Надежду Филипповну узнать было нельзя. Абсолютно.
Предложила подвезти ее домой, разговорились.
Оказалось, пока она вкалывала, муж завел легкий необременительный роман с дамочкой помладше. Дамочка хотела замуж, даже за такого вот бесперспективного товарища. Может быть, дамочка не знала о его бесперспективности? Может быть, он казался ей последним шансом?
В общем, ушел супруг.
— Знаете, Леночка, очень грустно поначалу было. — С удивительной откровенностью признавалась она. — Он ведь сказал, что я изменилась, опустилась. Что нет никаких сил рядом со мной, такой, находится. Но вот как-то справилась. Десятый месяц уже одна, и поняла, что счастлива. Такой груз тянула, и у меня его, наконец, забрали. Не представляете, как я этой женщине благодарна…
Я посчитала. В этом году ей будет сорок восемь лет…
Уже по пути домой задумалась — сколько таких милых женщин тянут своих румяных супругов, подтирая им сопельки, и потом плачут, оказавшись у разбитого корыта?
И могут быть счастливыми, осознав простую истину: решил свалить к той, что помоложе, к той, которая «не опустилась»? Вперед и с песней.
Отдай дурака молодухе, пусть она с ним мается…