ЗАГАДКИ ДРЕВНЕЙ РУСИ

А. Романченко

по научно популярной книге авторов: А.А.Бычков, А.Ю.Низовский,

П.Ю. Черносвитов

ЧТО ТАКОЕ ЭТНОС (из главы 1.)

Так вот, все, сказанное выше, относится и к истории сложения и появления на исторической арене славян. Еще раз подчеркнем: история сложения этноса — это одно,

ис­тория его появления на исторической арене — возможно, совсем другое. Похоже, что к славянам это относится в большей степени, чем ко многим другим народам Европы, и в этом состоит главная сложность их изучения.

Но прежде, чем начать разговор о славянах, как таковых, мы вынуждены сделать еще одно отступление на тему: что такое этнос! С сожалением приходится констатировать, что точного определения этого термина в научной среде до сих пор нет, хотя применяют его очень давно и широко. Всем понятно, что при этом подразумевается некое сооб­щество людей, объединенных какой-то совокупностью об­щих признаков, позволяющих отличить его от другого че­ловеческого сообщества. Но что должно входить в эту сово­купность? В результате каких исторических процессов эта совокупность могла сложиться? Сколько времени необхо­димо, чтобы она сложилась? Вот тут мнения ученых расхо­дятся, и мы рискуем завязнуть в этом вопросе надолго, если начнем перечислять все точки зрения [Бромлей, 1983; Гумилев, 1990]. Так что лучше остановимся на том, с чем согласны почти все специалисты. Так вот, этнос — это со­общество людей, как минимум, владеющих общим языком и обладающих этническим самосознанием, то есть каждый член такого сообщества может сказать о себе:

я — рус­ский,

или я — китаец,

«Я китаец, не японец»

Китайский рабочий прикрепил на спину листок с надписью, что он не японец. Американские граждане китайского происхождения использовали такие «метки» во время Второй мировой, чтобы избежать дискриминации.

или я — француз и т.д.

Однако это действительно минимум. Большинство спе­циалистов считает, что у людей, входящих в единый эт­нос, должна быть еще и общая «картина мира»-. тo есть в этническое сознание должно входить понимание общности своего происхождения — хотя бы чисто мифологическое, например от одного легендарного предка или даже тотема; общности ранних этапов своей истории — пусть, опять- таки, фантастической; общности космогонических мифов. Отсюда — общность некоторых, наиболее важных черт ма­териальной культуры, таких как общность погребального обряда, общность орнаментальных мотивов на различных изделиях, общность в конструкциях жилищ.

Поясним: орнаментальные мотивы'в древности — это не украшательство в нашем понимании. Это — священные (сакральные) сюжеты, играющие роль оберегов либо са­мих предметов, либо людей, которые этими предметами пользуются.

В свою очередь, жилище — тоже сакральное пространство. Разумеется, в первую очередь оно должно от­вечать требованиям реальной жизни — защищать людей от непогоды, от нападения зверей и прочего. Поэтому конст­рукции жилища во все исторические эпохи, с древнейших времен, эти требования выполняли — насколько можно судить по археологическим материалам. Но в понимании древнего человека оно выполняет эти функции не столько в силу реальной своей конструкции, а главным образом потому, что оно «правильно» организовано в высшем смысле,

то есть правильно моделирует «устройство» мира. Поэтому внутри него все и всегда должно быть неизмен­но: очаг должен находиться там-то, спальные места — там-то, пищу можно готовить там-то,

мужчины должны находиться там-то, женщины — там-то, и так далее. Вот почему тип жилища, как и тип погребения, — оно ведь тоже сакрально — достаточно устойчивая этническая чер­та, маркер этноса.

Украинскаяхата мазанка является традиционным жилищем для южных славян. Белые стены и жёлтая соломенная крыша - визитная карточка Украины.

liveinternet.ruУкраинские хатки..

picsgear.ruУкраинское этно

Любопытно, что именно по типу жилища (или способу погребения) иногда можно сказать, в какой экологической или климатической зоне изначально сложился тот этнос, который эти жилища строил, хотя археологически оно мо­жет быть обнаружено за сотни километров от ме'ста перво­начального своего зарождения. Но именно в силу сложив­шейся этнической традиции, смысл которой, может быть, уже давно потерян ее носителями, люди этого этноса бу­дут продолжать строить именно такие жилища на новых местах своего расселения до тех пор, пока-они еще чув­ствуют себя к этому этносу принадлежащими: «у нас так принято!»

Или пока условия жизни не изменятся настоль­ко круто, что-строить «как у нас принято» станет совсем невозможно: ну, нельзя строить срубы в голой степи — леса нет! И обычай сжигать тела покойников тоже в степи не появится — опять же, леса не напасешься. А обычай насыпать над могилами большие курганы не появится в лесу — нет такого большого открытого пространства, на котором можно было бы набрать столько грунта. Да и все равно не видно этого кургана в лесу, да и зарастет он бы- стро_; — зачем вообще его тогда насыпать? А в степи все ^/ это смысл имеет: большой курган видно за километры, его не забудут многие поколения потомков, к тому же он пре­красный маркер своей племенной территории.

Мы не зря так много говорим на эту тему. Устойчи­вость, — как правило, многовековая — этнических тради­ций в материальной культуре — это вещь, без которой ар­хеологический поиск предков любого народа был бы в принципе невозможен. Как мы говорили во «Введении», ар­хеологам очень редко достаются памятники, содержащие письменные свидетельства языка, на котором говорили люди, оставившие какую-то археологическую культуру. Та­кое встречается либо на памятниках древних цивилизаций, либо на средневековых городских памятниках более по­здних государств. Но в целом их ведь меньшинство! А как, не зная языка людей, оставивших большую часть археоло­гических памятников мира, судить об этнической принад­лежности их создателей? Да только по устойчивым призна­кам материальной культуры!

Именно устойчивость «этнического стереотипа поведе­ния» позволяет археологам пользоваться так называемым ретроспективным методом.

Суть его в следующем. Этно­графические исследования любого современного народа выявляют комплекс этноопределяюших, присущих именно ему признаков. Археолог же, выделив ту часть этих призна­ков, которая касается материальной культуры, пытается отследить хотя бы главные черты этого комплекса, иссле­дуя археологические памятники в последовательности от самых поздних к самым древним. И если круг памятников, охваченных исследованием, достаточно широк, то археолог в принципе может «отловить» все сохранившиеся компо­ненты этого комплекса, как бы широко они ни «растека­лись» по территории и как бы глубоко ни уходили в древ­ность. Он может также выявить место и время, когда части этого комплекса еще входили в другие комплексы, кото­рые, в свою очередь,, со временем распадались, образуя новые комбинации признаков — и так до тех пор, пока в глубине веков не растворятся окончательно малейшие.при­знаки зачатков культуры того народа, историю которого он пытается восстановить. Двигаясь же в обратную сторону, из древности к нашему времени, он Может найти то место и время, когда все признаки материальной культуры этого народа слились' наконец в ту комбинацию, которая уже по всей совокупности исторических источников принадлежит ему, и только ему. Тогда археолог может считать свое ис­следование законченным.

Именно таким методом изучает историю славян один из самых сегодня компетентных специалистов в^этом вопросе, археолог-славист В.В. Седов, к трудам которого мы будем чаще всего обращаться в дальнейшем изложении. Объек­тивности ради заметим, что не все специалисты согласны с этим подходом. Есть, например, известные лингвисты, которые полагают, что комплекс материальных признаков какой-либо культуры не есть собственно этнический при­знак, и нельзя его считать сцепленным с языком, на кото­ром говорят его носители, то есть это два независимых признака человеческой культуры.

Главным же этноопределяющим признаком

является язык, поэтому в первую оче­редь надо искать именно древние следы интересующего нас языка, а не материальной культуры [Нидерле, 1956, с. 26; Филин, 1962, с. 65-75; Попов, 1973, с., 16].