Характер взаимоотношений русских колонизаторов и аборигенов Аляски

Print PDF

Гринев А.В.

Довоенной советской историографии был в целом присущ обличительный подход к «реакционной политике царского режима» в русской Америке. Последствия взаимоотношений русских и туземцев рассматривались как весьма негативные. Так, С.Б. Окунь писал, что коренных жителей российских колоний фактически превратили в рабов¹⁾. Аналогичного мнения придерживалось немало зарубежных авторов, о чем подробно говорится в работе Е.В. Алексеевой, которая, впрочем, вынуждена частично признать правоту американских ученых, писавших о деструктивных явлениях в культуре алеутов, вызванных русской колонизацией. Вместе с тем, она упоминает историков США и Канады, расценивавших российскую колонизацию как достаточно гуманную²⁾. По ее мнению, правильнее было бы учитывать специфику взаимоотношений русских и аборигенов на разных этапах этой колонизации. К сожалению, эта мысль не получила развития в ее монографии.

В послевоенной отечественной историографии «обличительный» подход постепенно сменялся на апологию российской колонизации, который утвердился в начале 1960-х годов и доминировал затем до начала 1990-х годов. Истоки этого переосмысления восходят еще к военному времени, в частности, к выступлению Е.В. Тарле³⁾. Политическая конъюнктура, национально-патриотический подъем, а также рост антиколониального движения привели советских историков к выработке концепции «прогрессивного и гуманного освоения» русскими Америки, позволяющей отмежеваться от жестокой колониальной практики Запада. Так, А.В. Ефимов писал в те годы:

«… в отличие от Австралии или английских колоний в Северной Америке русские помещики-крепостники, тормозившие крестьянскую колонизацию Аляски и Калифорнии, не были заинтересованы в сгоне индейцев с земли и их уничтожении»⁴⁾.

Эти высказывания послужили дополнительным импульсом для обоснования тезиса о гуманизме российской колонизации (Г.А. Агранат, Р.Г. Ляпунова и Е.В. Чистякова)⁵⁾. Впрочем, мысль об особой гуманности русской колонизации в отношении аборигенов не нова. Об этом писал еще во второй половине XIX в. один из основоположников русской геополитики М.И. Венюков⁶⁾. Отличие концепции его советских последователей заключалось лишь в марксистском классовом подходе: гуманность российской колонизации предопределялась, с их точки зрения, сугубо демократическим составом [96] русских поселенцев в Америке (ссыльные, городская беднота, бежавшие от крепостного гнета крестьяне)⁷⁾.

Итак, действительно ли российская колонизация была более гуманна, чем, к примеру, британская или испанская? И действительно ли «демократический состав» русских пришельцев благотворно сказывался на характере их взаимоотношений с аборигенами?

[как дальше увидим, здесь важен не столько состав, сколько движущие силы — это частная инициатива или политика государства с каким-никаким, но законом и правосудием. Когда первое, при том же давлении колонизации всё получается хуже и жесточей, в России точно также как в других колониальных державах. А именно частная инициатива преобладала. Прим.публикатора]

Начнем с эпохи освоения русскими промышленниками (охотниками за пушниной) Алеутских островов (1743—1783 гг.). Эти острова были открыты участниками Второй Камчатской экспедиции В.И. Беринга — А.И. Чирикова (1741—1742 гг.), возвратившимися на родину из трудного и опасного путешествия с богатым грузом ценных мехов. Рассказы моряков о неведомых землях на Востоке, где в изобилии водился ценный промысловый зверь, вызвали живейший интерес камчатских промышленников, купцов и казаков. Уже в 1743 г. на промысел «морских бобров» — каланов — отправилось к Командорским островам первое судно. Затем последовали другие, продвигавшиеся все дальше на восток вдоль Алеутской гряды. В 1745 г. команда судна «Св. Евдоким» компании купца А.Ф. Чебаевского во главе с мореходом М. Неводчиковым и передовщиком (начальником промышленников) Я. Чупровым впервые вошла в контакт с алеутами, населявшими так называемые Ближние (к Камчатке) острова. Хотя сначала отношения складывались вполне мирно, вскоре пришельцы перестали церемониться с местными жителями. Устроившись на зимовку в бухте на острове Атту, промышленники из артели Л. Беляева перебили всех не успевших бежать обитателей одного алеутского селения, в том числе женщин, которых заколов, сбросили с утеса в море⁸⁾. Промышленники оправдывались тем, что островитяне и так должны были погибнуть от голода, поскольку все их продовольствие было отнято русскими. На этом Беляев и его подручные не остановились и, захватив еще одно селение, истребили до 40 человек, оставив в живых только молодых женщин — «для услуг»⁹⁾.

От артели Беляева не отставали и другие промышленники.

«Они также преследовали и истребляли разбежавшихся от страха островитян, — писал на основе данных сибирских архивов А.С. Полонский. — Передовщик (Чупров. — А.Г.) не только не принимал мер к ограничению жестокостей, но и сам постоянно вооруженный болтом, убивал встречавшихся туземцев, перехватывал вооруженною рукою появлявшиеся байдарки и даже велел сварить саламат (мука, разведенная в воде. — А.Г.) с сулемою для отравления приходивших в гавань (где стояло судно промышленников. — А.Г.)… Он сам посылал рабочих отбирать у туземцев корма и промысла с приказанием; если не дадут доброю волею, бить. Женщины в гавани шили парки (теплая меховая одежда с капюшоном. — А.Г.) и угождали каждая своему покровителю; как мужчин, так и женщин, находившихся при компании для работ, наказывали линьками (плетьми. — А.Г.), для страха: знайте меня, Чупрова»¹⁰⁾.

Промышленники впоследствии оправдывались тем, что они-де приняли местных островитян за воинственных чукчей, которых опасались из-за их многочисленности и свирепого нрава. Эти объяснения, видимо, были приняты во внимание судом, состоявшимся над командой «Св. Евдокима» по ее возвращении на Камчатку по доносу одного из промышленников. За «убийство и блудное воровство», как говорится в документах, часть из них во главе с Беляевым была осуждена камчатскими властями, но Чупрова с его товарищами оправдали¹¹⁾(возможно, за взятку мехами).

Поведение промышленников Чупрова и Беляева на Алеутских островах не было единичным явлением. Насилия и убийства продолжались и в дальнейшем, неоднократно приводя к выступлениям местных жителей. Особенно значительным было восстание алеутов Лисьих островов в 1763—1764 гг., когда были почти полностью уничтожены экипажи четырех купеческих судов¹²⁾. Месть промышленников не заставила себя ждать. Во время карательных рейдов последние уничтожали местных жителей целыми селениями. И.Е. Вениаминов, опираясь на рассказы стариков-алеутов, очевидцев событий, писал [97] о передовщике С. Глотове, пришедшем на судне «Св. Андреян и Наталья» летом 1764 г. к Лисьим островам. «Он, сколько под предлогом отомщения за смерть соотечественников своих, столько и за непокорность, истребил почти без остатка все селения, бывшие на южной стороне Умнака, и жителей островов Самальи и Четырехсопочных». Побывавший в 1790 г. в этом районе Г.А. Сарычев бесстрастно отмечал в своем путевом журнале:

«Жителей на Четырехсопошных островах прежде было много, но нониче нет»¹³⁾.

Особенно «прославился» своими жестокими расправами с непокорными туземцами в 1764—1765 гг. мореход и передовщик И. Соловьев с судна «Св. апостолы Петр и Павел». В отместку за нападение на свою команду и уничтожение экипажей других купеческих судов, он, как и Глотов, не пощадил почти никого из местных жителей. В.Н. Берх, посетивший Русскую Америку в начале XIX в., собрал от промышленников «прежних времен» некоторые сведения о жестокостях Соловьева на островах Лисьей гряды. Вот что он писал об одном из карательных рейдов Соловьева:

«Кровопролитие при сем случае было ужасное, большая часть виновных в убиении россиян заплатила за сие жизнию. Мстители сии (Соловьев со своей командой. — А.Г.), услышав впоследствии, что островитяне, боясь нечаянного нападения, собрались в числе 300 человек в одно жилище, отправились немедленно туда. По прибытии их начали островитяне метать из разных отверстий стрелы, но как вместо оных влетели туда к ним пули, то и решились они, заколотив все щели, ожидать покойно участи своей. Соловьев, видя, что зданию сему нельзя будет нанести скорого вреда, подложил под оное в разных местах кишки, начиненные порохом, и поднял сих несчастных детей природы на воздух. Хотя при сем случае спаслись многие от взорвания, но были побиты ружьями и саблями»¹⁴⁾.

Очевидцы рассказывали купцу И.В. Лапину (информатору Берха), что от рук команды Соловьева тогда погибло около 200 человек.

«Кроме этого известно, — добавлял Вениаминов, — что он истребил две байдары Унимакских Алеутов, приехавших к своим родственникам; и сверх многих частных убийств, он наконец нашел жителей нескольких селений Уналашки, собравшихся на Яичном островке или Орешке, подле о. Спирки, для защиты. По втором покушении, Соловьев пристал к берегу и истребил всех бывших тут Алеутов с женами и детьми. Убийство это было столь жестоко, что море вокруг островка сделалось кроваво от бросавшихся и бросаемых в оное».

По словам стариков-алеутов, промышленники перестреляли многих туземцев просто ради забавы. Вениаминов прямо называет виновника:

«Это сделал Соловьев (в Кошигинском селении на Уналашке. — А.Г.), которому пришло в голову испытать; в котором (человеке) остановится пуля? и для этого он велел связать вместе двенадцать человек Алеутов (вероятно не совсем безвинных) и выстрелил в них из штуцера или винтовки (говорят, пуля остановилась в девятом)»¹⁵⁾.

Всего, по данным морского офицера Г.И. Давыдова, Соловьев уничтожил на островах Лисьей гряды более 3000 алеутов, а по мнению Г.А. Сарычева и И.Е. Вениаминова — не менее 5000, однако ряд исследователей подвергает сомнению эти цифры, как явно преувеличенные¹⁶⁾. Характерно, что в своем рапорте камчатскому начальству сам Соловьев вообще не упоминает эти эпизоды, хотя и неоднократно описывает стычки с местными жителями, которые в его рапорте неизменно выступают как инициаторы столкновений¹⁷⁾.

Царские власти, прослышав о массовых насилиях и произволе промышленников в Новом Свете, пытались взять туземцев (потенциальных подданных и плательщиков ясака) под свою защиту. Так, после возвращения бота «Св. Гавриил» из промысловой экспедиции к берегам Аляски в 1762 г. его команда была предана суду за то, как говорилось в официальном документе, что творила «неописанныя обиды, разорения и смертоубийства» местным жителям¹⁸⁾. Мало того, едва прибыв к берегам Камчатки, экипаж судна поспешил ликвидировать всех находившихся на борту алеутов (главным образом женщин), частично перебив их, частично выбросив за борт, чтобы [98] избавиться, таким образом, от свидетелей преступлений промышленников на Алеутских островах¹⁹⁾. Царская администрация, руководствуясь именно фискальными и политическими соображениями, в соответствующих инструкциях регулярно обязывала проявлять лояльность к жителям Алеутских островов. Истоки государственного патернализма, проявившегося позже в отношении туземцев Аляски, восходят к сибирской истории XVII века²⁰⁾. В отличие от долговременных интересов государства, интересы частных лиц обычно находились в плоскости быстрого обогащения любым способом, в том числе за счет ограбления местного населения²¹⁾.

Ни сибирский, ни аляскинский материал не подтверждают тезиса о благотворном влиянии «демократического элемента» в составе пришельцев на характер российской колонизации, вследствие чего отношение русских к аборигенам отличалось якобы особым гуманизмом²²⁾. Среди этого «демократического элемента» (подразумеваются сельские и городские низы) нередко попадались сосланные в Сибирь уголовные преступники. Да и поведение остальных промышленников, набиравшихся по большей части из обедневших крестьян, разорившихся мещан, посадских и купцов, было ничуть не лучше — как в XVIII, так и в начале XIX века. Например, в рапорте начальника Охотского порта капитана 2-го ранга М.И. Миницкого иркутскому губернатору от 24 сентября 1815 г. говорилось:

«Можно определительно сказать, не к опорочиванию компании (Российско-Американской. — А.Г.), что большая часть промышленных русских людей, пересылаемых компаниею на острова, состоит из самых величайших буянов, великих пьяниц и таких людей, кои собою были в тягость обществам; конечно, найдутся между сими людьми и такие, кои заслуживают уважения и доверия; но таковых весьма мало и я во все продолжение моего командования Охотским портом с 1809 по сей текущий 1815 г. видел множество промышленных, но редко знавал между ими людей хорошего поведения. Сие не только я, но и все живущие в Охотском порте могут уверить…».

А по свидетельству известного мореплавателя В.М. Головнина, промышленники, отправлявшиеся в Америку, «большею частию состоят из самых развратных и гнусных людей». Тот же Миницкий писал о промышленниках:

«… При сем повторяю, что ежели Алеуты, ощущая от таковых дерзких, своевольных людей всякие обиды, не будут иметь заступности себе от местных начальств Высочайше утвержденных в Камчатке и Охотском порте, куда наиболее приходят суда Российско-Американской компании от берегов Америки, тогда можно полагать, что утесниниям беззащитному народу не будет конца»²³⁾.

Государственные органы, напротив, старались по упомянутым выше причинам всячески покровительствовать туземцам. Так, в предписании камчатских властей команде судна «Св. Живоначальная Троица», отправлявшейся на промысел в 1762 г., говорилось:

«Никаких обид, утеснений и озлоблений не чинить… съестных и харчевых припасов или чего самовольно грабежом и разбоем не брать и не отнимать; ссор и драк от себя не чинить и тем в сумнение тамошних народов не приводить под наижесточайшим штрафом и телесным наказанием».

А в 1766 г. Екатерина II собственной рукой дописала в конце своего именного указа сибирскому губернатору Д.И. Чичерину:

«Промышленникам подтвердите, чтоб они ласково и без малейшаго притеснения и обмана обходились с новыми их собратиями, тех островов жителями»²⁴⁾. [поскольку организованная эксплуатация прибыльней стихийного грабежа, да и круг выгодополучателей классово ближе. Прим.публикатора.]

Однако наладить жесткий контроль за действиями добытчиков пушнины на отдаленных островах было чрезвычайно трудно и их произвол в отношении туземцев Алеутских островов продолжался и далее, несмотря на все запреты и увещевания властей. Не случайно в 1776 г. канцелярия Охотского порта вынуждена была в своей инструкции вновь предписать команде судна «Св. Апостол Павел», чтобы промышленники

«в грабежи и отъемы насильные ни под каким видом, будучи на тех островах, не входили, и того над тамошними народами не чинили, под смертною казнию»²⁵⁾.

Приведенные факты представляются некоторым авторам недостаточно убедительными. Так, по мнению американской исследовательницы Б. Красс, первые [99] двадцать лет русско-алеутских контактов характеризовались очень хорошими отношениями и взаимовыгодным партнерством. А. Ляпунова писала, со ссылкой на Аграната, что

«отношение русских к коренному населению Алеутских островов и Аляски отличалось от крайне жестокой политики испанских, а затем и англо-французских колонизаторов Америки уже тем, что русские никогда не стремились к геноциду, а, наоборот, полагались на доверие во взаимоотношениях при совместной трудовой жизни, основанное на отсутствии расовых предрассудков».

Правда, через полтора десятка страниц Ляпунова фактически опровергает вышесказанное сведениями из архивного источника:

«Во время плавания 1760—1763 гг. судна «Прокопий и Иоанн» компании купцов В. Попова и Т. Чебаевского с мореходом казаком А. Воробьевым передовщик Шошин на Крысьих островах силой требовал от алеутов бобров и кормовых припасов (на Атту умерли от голода пять промышленников) и навел на алеутов такой панический страх, что по его приезде они выносили и клали на берег бобров, юколу (каланьи шкурки и сушеную рыбу. — А.Г.) и т.д., а сами в страхе скрывались». У алеутов были все основания поступать подобным образом, поскольку Шошин до этого перебил немало островитян, отнимая у них продукты и пушнину²⁶⁾.

Было бы, однако, заблуждением и крайним упрощением рисовать взаимоотношения русских с алеутами исключительно черными красками и обвинять во всех бедах только одну сторону. Во-первых, не все промышленники и их предводители применяли против туземцев жестокие репрессии. Так, передовщик А. Толстых был известен своим добрым отношением к алеутам и во время своих экспедиций на острова стремился наладить с ними дружеские отношения. А уже упоминавшийся Глотов вполне мирно обходился с алеутами во время своего первого посещения Уналашки. Во-вторых, местные жители сами, порой без видимых причин, первыми нападали на русских, особенно если были уверены в их слабости. Так, во время крушения судна «Св. Капитон» в 1757 г. у одного из островов Алеутской гряды туземцы атаковали попавший в беду экипаж под командой казака И. Студенцова; воинственные эскимосы конягмиуты, населявшие крупный остров Кадьяк у южного берега Аляски в 1763 г. неоднократно нападали на промышленников С.Г. Глотова²⁷⁾ и т. д.

Новый этап в российской колонизации Северной Америки наступил в августе 1784 г., когда купец Г.И. Шелихов прибыл на Кадьяк с двумя кораблями и основал в Трехсвятительской бухте первое постоянное русское поселение, заложив тем самым базу для прочной колонизации края. Едва поселившись на острове, промышленники Шелихова потребовали для поддержания мира заложников-аманатов от воинственных кадьякцев, но получили отказ. Вскоре Шелихов узнал от алеута-раба, бежавшего к нему от кадьякцев, что те в большом количестве собрались в укрепленном селении на скалистом островке в 40 верстах от Трехсвятительской бухты. Не желая упускать инициативу, Шелихов сам отправился к ним во главе вооруженного отряда с пятью небольшими пушками. После артиллерийского обстрела отряд промышленников сломил сопротивление защитников островка. Множество кадьякцев было перебито или утонуло в море при попытке спастись. Шелихов, писал в свое оправдание, что старался вести пушечный огонь в основном по скалам и туземным хижинам, а не по людям. И все-таки ему пришлось признаться:

«… сколько я ни избегал пролития крови, нельзя однакож думать, чтобы не было при сем несколько из них убито»²⁸⁾.

По свидетельству подлекаря М. Бритюкова, этих «несколько» было более 500 человек, причем попавших в плен мужчин Шелихов приказал отвести в тундру и переколоть копьями²⁹⁾. Другие свидетели приводят меньшие цифры: так, по воспоминаниям старика-эскимоса, бывшего ребенком во время этих событий, тогда от рук русских пало 300 кадьякцев, а по данным штурмана Г.Г. Измайлова — 150–200 человек. Но в любом случае, количество убитых туземцев было весьма значительным. Многие кадьякские женщины и дети после сражения попали в плен, были отправлены в строившееся русское поселение, где содержались три недели в [100] качестве заложников. Шелихов возвращал этих пленных их родственникам, посещавшим селение, оставляя по одному ребенку от семьи в качестве заложника³⁰⁾.

И после этого побоища сопротивление кадьякцев не прекратилось. Вскоре они предприняли несколько нападений на артель русских, разведывавших на пяти байдарах восточную часть Кадьяка. По сведениям Бритюкова, при возвращении в лагерь этот отряд захватил в плен двух кадьякцев, которых Шелихов лично пытал, добиваясь от них признания в участии в нападениях на русских. Ничего не добившись, он застрелил одного пленника, а другого приказал заколоть и бросить в тундре. Кроме того, по его приказу штурман Измайлов застрелил двух кадьякцев за несвоевременный донос о заговоре сородичей. Позднее мореход официально подтвердил этот случай, оправдываясь тем, что был вынужден слепо следовать всем приказам своего начальника³¹⁾.

Эти факты опровергают сусальный образ «Колумба Росского», весьма популярный в отечественной историографии³²⁾. Правильнее было бы именовать Шелихова не Колумбом, а Кортесом! Не случайно современник событий академик Э. Лаксман писал из Сибири графу А.А. Безбородко:

«Где частные выгоды перевес имеют, там богачам нетрудно свои намерения исполнять по Северо-Восточному океану почти все коммерческие дела, которые сходственнее грабежам называть можно в руках помянутого Шелихова. Котораго промышленники состоят из ядра развратнейших иркутских буйственников и мошенников, и хозяин их довольно имеет в себе той жестокости, которую мы о Гишпанцах читаем в древней американской истории, когда он мог над бедными Алеутами пробовать свою саблю, пистолету и винтовку»³³⁾.

Стремясь твердо обосноваться на Кадьяке, Шелихов использовал целую систему подчинения своей власти местных туземцев. Эта система предусматривала, с одной стороны, террор и репрессии, с другой — традиционное для Сибири аманатство. Наряду с этим Шелихов убеждал кадьякцев прекратить междоусобные войны, демонстрировал им преимущества европейской техники и знаний, учил строительству небольших домов, занимался разбивкой огородов, проповедовал основы христианской религии и проч. Но помимо этого подкупал вождей и старейшин, чтобы тем самым обеспечить лояльность их родичей. В ряде селений Шелихов своей властью назначил преданных русским старшин — «хаскаков». Поощрял он и доносительство. По данным Г.И. Давыдова, в то время многие содержавшиеся у кадьякцев невольники перебежали к русским в надежде облегчить свою участь:

«Тогда сих людей употребляли на исполнение убийств подозрительных островитян; они же отправляли вместе с Русскими все работы»³⁴⁾.

Так было положено основание для формирования особой социальной группы — так называемых каюров — фактически рабов компании Шелихова.

В мае 1785 г. Шелихов отправил 52 промышленников на четырех байдарах в сопровождении 110 кадьякцев и 11 лояльных лисьевских алеутов на юго-западную оконечность полуострова Кенай. В августе партия благополучно возвратилась, привезя с собой до 20 аманатов, захваченных у индейцев танаина (кенайцев) и эскимосов чугачей. В конце декабря Шелихов вновь послал на полуостров Кенай двух русских промышленников с толмачем для торговли, поручив их безопасность старейшине с близлежащего острова Шуяк — тоену, у которого были взяты аманаты. Однако последний изменил русским и убил промышленников. В отместку Шелихов направил на острова Шуяк и Афогнак карательную экспедицию, как писал Бритюков,

«для истребления всех жителей и сыску помянутого тойона, с коими посланы были российские торговать; то по сему приказанию в бытность нашу получено известие, что одно селение совсем искоренено, а из прочих спаслись бегством…»³⁵⁾.

В целом покорение Кадьяка и близлежащих территорий в 1784—1786 гг. под руководством Шелихова вряд ли можно было назвать гуманным. Не должны вводить в заблуждение и официальные документы «шелиховской» компании, в том числе часто цитирующееся «Наставление» Г.И. Шелихова [101] от 4мая 1786 г., в котором он указывал своему помощнику К.А. Самойлову на необходимость заботиться о зависимых туземцах: «Здешних обитателей, аманат, служащих при компании в работах каюр и работниц содержать в хорошем призрении, сытых…»³⁶⁾. Забота Шелихова о местном населении была продиктована прежде всего утилитарными соображениями: именно туземцы — основной контингент рабочей силы колоний — были главными добытчиками пушнины для его компании.

Уже в довоенной советской историографии и работах некоторых зарубежных авторов получила распространение точка зрения, согласно которой коренное население формирующихся российских колоний подвергалось жестокой эксплуатации и фактически находились на положении рабов³⁷⁾. Противоположная оценка русской колонизации Аляски дается в большинстве трудов отечественных историков, этнографов и географов, по мнению которых, в методах эксплуатации туземцев преобладала система вольного найма и неэквивалентного обмена. Соответственно, российская колонизация Нового Света характеризовалась как капиталистическая³⁸⁾.

[Ложная оппозиция: капитализм, как демонстрирует Давид Гребер, ни в коем случае не основывается на свободном труде. Он не исключал, а предполагал рабство, батрачество, пеонаж и другие градации принудительного труда, до середины 19 в. даже в метрополиях, а уж в колониях и зависимых странах — обязательно. Прим.публикатора]

Обе точки зрения представляются ошибочными. С одной стороны, большая часть туземного населения колоний (алеуты, эскимосы конягмиуты и чугачи, индейцы танаина) формально не были рабами. Правда, элементы рабовладения существовали в Русской Америке — достаточно вспомнить каюров, составлявших от 1/8 до 1/12 взрослого туземного населения. Трудились каюры обычно совершенно бесплатно или за мизерное вознаграждение, получая лишь скудную одежду, пищу и немного табака. Фактически на положении каюров находились также женщины, старики и подростки, вынужденные выполнять для промышленников различные подсобные работы (добывать капканами лис, охотиться на птиц, шить парки, собирать ягоды и т. п.)³⁹⁾.

С другой стороны, не отрицая наличия в Русской Америке отдельных элементов капиталистических отношений (торговая деятельность купеческих компаний, вольный наем промышленников и проч.), необходимо учитывать, что эти отношения слабо затрагивали зависимое туземное население. Хотя большинство формально свободных («вольных») туземцев-мужчин также нанималось, как и русские промышленники, на морские пушные промыслы, этот наем лишь внешне напоминал капиталистический: туземцам перед отправлением на промысел выдавался (а зачастую принудительно навязывался) в качестве аванса минимум товаров, продуктов и одежды, цены и ассортимент которых целиком зависели от произвола промышленников и приказчиков. Купеческие компании фактически были монополистами, что позволяло им максимально завышать цены на собственные товары. Кроме того, угрозами и насилием промышленники запрещали зависимым туземцам продавать добытую ими ценную пушнину своим торговым конкурентам. Как отмечал побывавший на Кадьяке в 1790 г. Г.А. Сарычев, островитяне ничего не предлагали участникам экспедиции И.И. Биллингса, «как видно из боязни русских промышленников, которые, кроме себя, другим продавать запрещают»⁴⁰⁾. Это свидетельствует о явно некапиталистическом характере российской колонизации.

[Но в точности также действовали все метрополии; да и примат частной инициативы перед государственным интересом в создании Русской Америки неоспорим. Прим.публикатора]

Получив в долг от русских те или иные товары, туземцы должны были отправляться для добычи калана обычно в составе байдарочной флотилии («партии»), чтобы затем расплатиться за аванс пушниной. Должники обязаны были беспрекословно следовать «в партию» на следующий промысловый сезон. Уклонение от работ каралось жестоко, вплоть до обращения в каюров, так что реально участие в промысловой деятельности превращалось в своего рода повинность типа барщины. На это жаловались алеуты участникам экспедиции Биллингса-Сарычева в начале 1790-х годов. Позднее в отчете Святейшему синоду от 5 октября 1797 г. член кадьякской духовной миссии монах Макарий сообщал, что туземцы не успевают заготовлять для себя достаточно продовольствия и шкур для одежды в летний сезон, так как поголовно отвлечены на промыслы «шелиховской» компании. А поскольку промышленники отнимают у туземцев почти все добытые ими меха, многие страдают [102] от голода и холода, при этом «нерадивых» жестоко избивают тяжелыми палками41).

Некоторые отечественные исследователи42), ссылаясь на свидетельство английского путешественника Дж. Ванкувера, побывавшего в 1794 г. в Русской Америке, пишут о гармонии в отношениях между индейцами танаина и промышленниками43). Но британский мореплаватель весьма бегло ознакомился с жизнью русских колоний, что ставит под сомнение ценность его выводов, тем более что уже через четыре года произошло крупное восстание танаина против пришельцев, завершившееся уничтожением двух русских поселений44).

Хотя с приходом русских внутри- и межплеменные столкновения среди зависимых туземцев практически исчезли, так как это мешало налаживанию торговли и регулярного промысла, численность аборигенов постоянно сокращалась. Это было вызвано комплексом причин: гибелью на опасных промыслах, голода, завезенных русскими болезней и т. п. По мнению правителя «шелиховской» компании в Америке А.А. Баранова, уже к 1795 г. в колониях начал ощущаться дефицит туземной рабочей силы. Поэтому он отклонил проект Шелихова о присылке на Курильские острова большой группы кадьякцев. Правитель писал своему патрону:

«О каюрах или вольножелающих в Курилы [и] на Лисьи [о-ва] и туда и сюда разсудите, не будет ли важного подрыва компании, людей у нас недостает в нужные зделья около 300 человек… посмотрите по экстракту и из переписи, много ли всех с Аляксой и Кинаями, да из тех много утопших, убиенных, дряхлых, малолетних и гнилых в известной здесь болезни (сифилиса. — А.Г.) и год от году в партии байдарок уменьшается… а жилы (селения. — А.Г.) в летнее время почти пустые остаются, притом от бывшей же экспедиции начальника Биллингса по всем островам оставлены приказы с прописанием имянных повелений (царских властей. — А.Г.) от природных мест иноверцов не отлучать»45).

В этот период окончательно сложилась система эксплуатации туземцев. Поскольку европейских товаров для расплаты с «вольными» туземными охотниками за добытую ими пушнину у Баранова постоянно не хватало, он компенсировал этот недостаток продуктами труда каюров, стариков и жен «вольных алеутов» — дублеными тюленьими шкурами (лафтаками) для обтяжки байдарок и туземной одеждой — парками и камлейками. Таким образом, меха доставались «шелиховской» компании фактически даром; ведь труд каюров, подневольных женщин и стариков ей не стоил почти ничего. Закабаленные «вольные» туземцы вынуждены были идти на такой по сути дела грабительский обмен, поскольку другого выбора у них просто не было. Отвлеченные на промыслы почти на весь период летнего охотничьего сезона, они часто не успевали заготовить для себя на зимовку даже рыбы, не говоря уже о шкурах животных и птиц, необходимых для изготовления теплой одежды и байдарок, без чего охотник просто не мог обойтись.

Ситуация не изменилась и после окончательного слияния в июле 1799 г. конгломерата «шелиховских» компаний и объединения ряда иркутских купцов в единую организацию — монопольную Российско-Американскую компанию (РАК). Вплоть до продажи Аляски в 1867 г. ей были подчинены российские колонии в Новом Свете. Некоторые авторы полагают (хотя и с оговорками), что именно с момента формирования РАК на рубеже XVIII—XIX вв. российская колонизация приобретает действительно гуманные черты46). Местное начальство, по их мнению, начинает стремиться к гармонизации отношений с туземцами. Так А.А. Истомин пишет:

«Для русского колониализма в Америке в его «зрелый» период (с начала XIX в.) после того, как сопротивление аборигенов на островах было полностью подавлено, было вообще характерно стремление избегать конфликтов с «алеутами» и, не меняя характера эксплуатации, всячески смягчать отношения русских с аборигенами на микросоциальном уровне, придавая им вид партнерства, товарищества»47). [103]

Вряд ли с этим можно согласиться. Во-первых, первые попы