Символическая история
Изображают ли действующих правителей на стенах храмов? Да, изображают. В христианской традиции есть тому примеры: вот заходишь в базилику Сан Витале в Равенне (548 год) и, затаив дыхание, видишь. Если, однако, в случае с Путиным «не срослось», тому существуют глубинные причины. Хотели изобразить, но не смогли. Не получилось. Адекватное художественное решение не нашлось. Те, кто видел фрагменты, удручены. Идея провалилась стилистически, как прежде исторически, и в итоге была отменена. Попытались нарисовать – вышла какая-то мазня, и это – индикатор.
«Не вдохновил» Владимир Владимирович Таврический художников, да и сам он, похоже, не вдохновился, глядя на результат и на результаты. Последнее время Путин пребывает, как кажется, в грусти, меланхолии и критицизме к собственным достижениям. Не трещит надоедливо, накрывшись ТАССом, как со своими конвейерными интервью в феврале. Обнулилось его фирменное самодовольство, переполнявшее эфир в целом и персонально именных почётных агитаторов, вещающих с его руки в особенности. Это разумно, здраво и полезно. Приятно наблюдать Владимира Соловьева, который продолжает хорохорится, но напоминает использованную сдувшуюся резинку. Сам Владимир Владимирович, забившийся в бункер в эти апрельские и майские дни, если и вызывает некие образы в памяти любителей исторических хроник и параллелей, или исторического кино, то точно не себя прежнего.
Но это всё же он. В другой, запасной, своей ипостаси. Стоит рассмотреть подробнее мотивы неудачи церковного увековечивания президента и его свиты, и подумать, могли ли быть другие варианты. Как утверждается, «приговоренные к стенке» получили по заслугам за соучастие в баснословной крымской победе. Мозаика посвящалась славному торжеству россиян над традиционными врагами – украинцами. (Не они ли это тыщу лет назад злодейски прикидывались половцами и печенегами?) Однако, говоря всерьез, пожалуй, необходимо будет признать, положа руку на сердце, что с церковной колокольни и равным образом с точки зрения «Вечной России» передача Крыма от Украины к РФ – деяние, сакрально и государственно ничтожное. Ничтожное, потому что представляет собой перекладывание предмета из левой руки в правую, из одного своего кармана в другой. А если кто-то склонен придавать подобным операциям слишком большое значение, то разве что от избытка суетности.
РФ и Украина по отношению к замыслу православной империи равно вторичны. И то, и другое – не то. Не целое, но части, каковые много меньше целого. Жонглирование Крымом между ними совершенно точно не заслуживает быть вынесенным в храмовые мозаики. Мелко даже для мозаики. Повторимся: то, что попытались вынести и не смогли – это тест. Ловкий политико-пропагандистский трюк артистически и сакрально не состоялся.
Не хватило духа, если подытожить. Но при иной формулировке дел и мыслей, иначе выражаясь, при других делах и мыслях, всё могло бы быть иначе. Ведь у кого-то – получилось, узнаём мы в Равенне, и в намного более печальных обстоятельствах.
Вот уже полторы тысячи лет люди приходят в Сан Витале посмотреть на императора Юстиниана и его супругу Феодору рядом с Христом. Посмотреть есть на что, главное – удержать шапку (кепку, кипу, фуражку, каску, хварну, диадему, ненужное зачеркнуть). Ибо увиденное, конечно, впечатляет так, что дух захватывает, а голова запрокидывается. Глядя на всё это, можно отдалённо представить, какова была практически современная Св. София в тогдашней столице европейского мира, и каким бы, с другой стороны, где-то глубоко гипотетически мог бы стать, «ежели что», главный храм ВС, «главный храм империи», если бы «хватило духа».
Ну, и что же мы там видим на этих изумительных мозаиках, точнее: кого? Бедного балканского крестьянина и, называя вещи своими именами, базарную блядь, гимнастку, танцовщицу и проститутку, соответственно, по правую и левую руку от Христа. И какого Христа. Редко где увидишь такого юного, безусого и безбородого Бога-Сына, не дитяти, но «молодого человека», похожего то ли на Александра Великого с его известного изображения из Помпей, то ли, извиняюсь, на Сергея Безрукова. Таков уникальный портрет властителей земли, людей, на момент строительства храма делавших судьбу цивилизации, переиначивавших историю, перезапускавших империю, переучреждавших святость вселенской ортодоксальной церкви. Они были доподлинно с самых низов. Странный, таинственный и неуловимый момент, когда древность классического мира, ветхого до невозможности, пришедшего на грань, внезапно обращалась в свою противоположность, мгновенно меняла знак, обращалась в состояние юности, в «новых людей», в едва проснувшийся мир на заре – и каждодневно возвращалась обратно, в византийскую придворно-бюрократическую дряхлость и старость.
Это реально было так – простолюдин из балканской деревни, чей неграмотный дядя через службу в гвардии оказался во главе тысячелетнего рейха, а уличная девка вышла за него замуж и сделалась правой твердейшей рукой. Да, в общем-то, и юнец Господь Бог, почтивший их своим присутствием на сводах базилики – из того же репертуара, подстать первой паре новой Европы: ещё совсем недавно странствующий голодранец на занюханных иудейских задворках, позорно казнённый провинциальным судом как жулик, провокатор и подстрекатель. Удивительная кондиция мировой пластичности, мирового кипения, когда, действительно, люди чудесным образом поднимались с дна до абсолютных вершин.
Следует заметить, что иллирийско-далматинские пастухи и крестьяне к тому моменту в какой-то мере уже привыкли космически взлетать над миром. Императоры Аврелиан, Диоклетиан, Константин, Галерий, Валентиниан – все они происходили с Балкан. («Потомки тех, кого победил Тиберий в начале первого века, двести лет спустя правили империей».) Юстиниан служил исключением из правила, которое в Византии само стало правилом. Причем никто же не усомнится, «достоин» ли он находиться в этом ряду и вместе с женой присутствовать на сводах Сан Витале немного пониже Христа. Вопрос бессмысленен. Ему «хватило духа» на то и на другое (каким бы разбойником и деревенщиной он ни был). Эти «новые люди» и впрямь были великими, хотя бы и отпавшими от римской традиции в пользу «византизма». Они были великими в делах и в символах, в победах и поражениях, в войнах и эпидемиях, в замыслах и произведениях искусства. Постигшие их попадания на стены и в историю по большому счету идентичны. Это одно и то же «хватило духа». Вот так случилось, что спустя пятнадцать веков мы смотрим Юстиниану в лицо. Не закономерность ли это?
На равеннском фоне всё не настолько плохо на старте у Владимира Путина, также попытавшегося украсить собой храмы и летописи. Теоретически, возможности для этого были. Прецеденты имеются. Но вот мелкая досадная неудачка. И дело не только в том, что голодранцы голодранцам рознь, а Владимир Владимирович по сию пору не разобрался, кого он представляет в современности, то ли готов, то ли Юстиниана. И не в том, что он «не помазан».
Византийские императоры также не нуждались в процедуре помазания. Неважно, как они захватывали власть (убийство предшественника являлось нормой), главное, что она находилась в их руках – факт, который шокировал современников из Западной Европы, которым церковная санкция в виде помазания как раз и понадобилась, чтобы благообразно сместить древнюю династию Меровингов. (Западная идея власти проецировалась в понятие легитимности, которую невозможно было тупо оборвать – разве что вытеснить и заменить старую франкскую версию новой церковно-каролингской.) Условная легитимизация нового императора оформлялась «избранием», решением сената и народа, однако оно было вторичным по отношению к самопровозглашению, уже совершённому перед строем воинов. Условность «избрания», которое у нас является предметом манипуляций, превращающих его в комедию и фарс, тоже сближает константинопольских автократов с Путиным.
Говоря о храмовых изображениях, отметим, что в Сан Витале мы видим не только образы Юстиниана и Феодоры, но и «просто епископа» Максимиана, при котором базилика была освящена. И он там стоит в этом блистательном, ослепительном ряду рядом с космократором августом, причем, как считается, единственный с максимальной портретной детализацией.
Епископ! А тут, как утверждается в конституции, глава какого-никакого, но государства. Аргументов «за» хватает. И тем не менее… Путин не нашел в себе силы согласиться «войти в историю». Путинское «самонепровозглашение» – такой же первичный духовно-культурный акт, каким является императорское самопровозглашение, только с точностью до наоборот. Личный выбор действующего правителя РФ делает его профанной фигурой и для церкви, и для культуры, и для истории.
Император и без каких-либо произведённых над ним церковных ритуалов выделялся в византийской иконографии особым нимбом наряду со святыми и Богом (присутствует и на мозаиках Сан Витале). Ни в каком пункте раннего византийского сознания невозможно было предположить, что церковь отделена от государства, как записано в конституции РФ. Государство вечно и сакрально, оно включает церковь, как тело включает нервную систему и «включается» ею; церковь – проводник божественной царственности, наполняющей мир, думали при Юстиниане (как потом при Карле Великом, первых саксонских императорах Запада и при Гогенштауфенах). Византийский император входил в церковь как к себе домой, как в свой дворец, он входил в неё как царь этой церкви. Путин же всюду конспиративный агент-нелегал на заброске. Где бы ни стоял он одной ножкой, другой он где-то снаружи, и так во всём, всегда занимая лукавую двусмысленную позицию. Ни церковный правитель, ни светский. Ни царь, ни «слуга народа». Ни «ухожу, ни «остаюсь». Ему перманентно ни на что не хватает сил. Мистер «Ни то, ни сё» – так надо было ответить на известный вопрос 2000-го года «кто он, мистер Путин?» Он «неопределившийся» на вершине груды неопределённостей, каковую всё ещё представляет из себя постмодернистская/посттрадиционалистская Россия. И он нисколько не способствует преодолению мутности небытия, сквозь которую Россия растерянно пробирается, словно тот заблудившийся ёжик. Какой бы шаг он ни предпринимал, в решающий момент за ним последует шаг назад. Изготовленная и снесённая в подсобку мозаика – это знак. Символический жест.
Фото автора в Равенне и Неаполе