«Мы защищали Родину во Франции…»

Ветерана Великой Отечественной войны и французского Сопротивления Александра Александровича Хмелевского знаю уже много лет и всегда с радостью с ним общаюсь…

 

Ему исполнился уже 91 год, но он по–прежнему подтянут и собран, а изысканная речь потомка дворянской фамилии неизменно чарует, особенно женщин… Александр Александрович — кавалер многочисленных наград, среди которых орден Отечественной войны I и II степеней, Крест бойца–добровольца французского Сопротивления и Почетный крест Сопротивления, он президент Международной ассоциации «Резистанс Франсэз» (La Resistance Francaise), член Союза писателей России.

Характер у моего собеседника крутоват. Если что–то он сказать не хочет или по каким–то соображениям не может, ни за что ответа от него не добьешься. Но все же узнаю от него немало — по большей части то, что связано с борьбой с фашизмом во время Второй мировой в Европе.

Наследие поколений

Часть Европы сегодня старается переписать историю или вообще забыть, что была такая война, особенно почему–то старательно «ограждая» от знаний о тех трагических событиях молодое поколение.

А ведь именно тогдашняя молодежь поднялась против неумолимой гитлеровской военной машины. И среди них 17–летний Александр Хмелевский, который стал добровольцем — вольным стрелком — французского Сопротивления в 1944 году. В каком–то смысле продолжил дело отца. Говорит, что защищал Родину и мир во Франции.

Его отец, царский офицер, сражался на полях Первой мировой войны в одном полку с «совестью русской эмиграции» впоследствии, князем Шаховским. Александр Хмелевский–старший и полковник Шаховской участвовали в Брусиловском прорыве, за что оба были награждены своими первыми Георгиевскими крестами.

— Я встретился в 1944–м в оккупированном Париже с князем, — вспоминает Хмелевский. — Он, опытный артиллерист, сравнивая новейшие немецкие орудия, расставленные по всему Парижу, с не уступавшими им по уровню французскими, сетовал на бездарность французских генералов, которые «проморгали» немецкое вторжение со стороны Бельгии. «Как можно было не ожидать оттуда нападения? Если бы французский главнокомандующий, генерал Морис Гамелен, изучил секрет российского Брусиловского прорыва, то догадался бы сделать свою границу с Бельгией такой же неприступной, как границу с Германией, укрепленную знаменитой линией Мажино».

Перемирие — позор или благо?

Как мы знаем из истории Второй мировой, 3 октября 1939 года Франция и Великобритания объявили войну Германии, но военные действия начались в мае 1940–го, когда немцы начали стремительно наступать. 14 июня немецкие войска вступили в Париж, а 22 июня в Компьене было подписано франко–германское перемирие, согласно которому два трети страны, включая столицу, отошли оккупантам. И только юг остался у французского правительства, которым руководил маршал Петен. Оно обосновалось в городке Виши и поэтому называлось «вишистским» и считалось коллаборационистским.

Многим французам Петен казался спасителем страны, избавившим ее от ужасов войны. Мирная жизнь в определенном смысле продолжалась…

Но петеновские вооруженные силы оказывали стойкое сопротивление английским войскам во французских колониях в Северной Африке, а внутри страны порядок обеспечивали 30–тысячная французская милиция, гвардия, жандармерия. Служили французы и в войсках вермахта — более 23 тысяч из них оказались в советском плену.

— А как же Сопротивление? Ведь это тоже была сила…

— Поначалу — раздробленная. В середине мая 1941–го французскими коммунистами была создана организация «Национальный фронт». Это были отряды франтиреров, то есть вольных срелков, действовавших в лесах центральной Франции в районе между Лиможем и Лионом. А когда наши войска разгромили немцев под Сталинградом, численность партизан — маки — резко увеличилась. Сражались там и бежавшие из немецких концлагерей и лагерей для военнопленных бойцы Красной армии и советские гражданские лица. Как мы знаем, наши люди всегда отличались бесстрашием и отвагой на поле боя и неприхотливостью в быту. Поэтому были превосходными воинами! Они занимались минированием, устраивали засады на дорогах, вели местные бои с фашистами — делали все то, что входило в арсенал партизанской войны.
Два Сопротивления

А в 1944–м всех советских маки объединили в интернациональные батальоны, которые участвовали в освобождении городов и поселков центральной Франции. И тогда же там был создан Первый советский партизанский полк.

Но одновременно с коммунистическим, левым Сопротивлением развивалось правое, у истоков которого стояли бригадный генерал Шарль де Голль и генерал армии Жиро. После того как в мае 1940–го немцами была разгромлена танковая дивизия, которой командовал де Голль, он бежал в Лондон, где, встретившись с премьером Уинстоном Черчиллем, договорился о финансировании созданной им организации «Свободная Франция». Вишистское правительство тут же заочно приговорило генерала к смертной казни за дезертирство и измену. Союзники — американцы — в лице президента Рузвельта признали организацию де Голля в 1942 году — она стала называться «Сражающаяся Франция».

С 1943–го в Париже, Лионе, Клермон–Ферране и других городах страны действовали тогда и левого, и правого толка партизанские группировки. Им было несть числа — «Комба» («Борьба»), «Франтирер» («Вольный стрелок»), «Резистанс» («Сопротивление»), «Либерасьон» («Освобождение»). Но генералу де Голлю удалось их объединить!

Направленный им во Францию Жан Мулен собрал руководителей 16 разных организаций Сопротивления, включая коммунистов и социалистов, объединив их в Национальный совет Сопротивления, который возглавил. К сожалению, он вскоре погиб в застенках гестапо в Лионе, а объединенное движение теперь было подчинено де Голлю. В феврале 1944–го он преобразовал организацию во Французские внутренние силы.

И вот как раз в такой момент князь Шаховской познакомил меня в Париже с двумя парнями, сыновьями русских аристократов–эмигрантов, Борисом Вильде и Анатолием Левицким. Они тогда заспорили с полковником о методах ведения борьбы с противником.

Ребята с восторгом рассказывали, как группы патриотов атаковали немецких офицеров в пригородах Парижа, как забросали гранатами транспорт с военными моряками. Полковнику это не понравилось: «Выстрелить на многолюдной улице в спину человеку — какой же это героизм? Это бандитизм. А чем провинились простые немецкие парни — моряки? Да, любое государство своих партизан называет патриотами, а чужих — бандитами. Но я всю жизнь стремился быть порядочным и благородным. Честная смелость на войне — вот за что уважают».

Расстрел на бульваре

Когда мы возвращались с полковником обратно, неожиданно на бульваре Сен— Жермен–де–Пре раздались выстрелы, потом подъехал студебекер с немцами, откуда выскочили автоматчики с обер–лейтенантом. Они окружили проходившую толпу. Я знал не только французский, но и немецкий, поэтому сразу понял, что офицер приказал отсчитать 50 мужчин и подвести к стене. С ужасом увидел, что среди них оказался и князь Шаховской. Он был вместе с другими несчастными расстрелян фашистами прямо на улице… Оказавшись 51–м, я долго не мог прийти в себя и все смотрел на залитый кровью асфальт… С того дня каждый раз, оказавшись в Париже, я покупаю цветы и еду на бульваре Сен— Жермен–де–Пре, чтобы положить их на асфальт в том самом месте в память о князе…

Вернувшись к Вильде и Левицкому, я узнал от них, как добраться до крупного соединения Сопротивления, и вскоре уже был в Лиможе. Мне предстояло найти партизанскую зону, располагавшуюся в лесах.

Кара настигла Барбье

— И что же, немцы так запросто допускали, чтобы у них под носом орудовали партизаны?

— Нет, конечно! Шеф Лионского гестапо, гауптштурмфюрер Клаус Барье, специально ездил в Лимож, чтобы «научить работать» с партизанами вишистскую милицию. Останавливали любой транспорт и обыскивали пассажиров. Барбье хвастался, что схватил Жана Мулена, которого выдал некий Арди: мол, у французов нет единства, они и доносят друг на друга… В один далеко не прекрасный день Барбье приказал расстрелять моего друга по отряду Пьера, когда его подчиненные обнаружили у того семизарядный револьвер. Я ведь ему говорил, чтобы не брал с собой оружие — гестапо дежурит на дорогах. Он тогда еще шутил: «Французы не оставляют оружие, они его берут…»

А номера наших велосипедов отличались на одну цифру, что не укрылось от взгляда опытного Барбье. И я, хоть и не имел при себе «пушки», по указанию Барбье попал в концлагерь неподалеку от Лиможа.

Я и представить тогда не мог, что через 40 лет после войны буду свидетельствовать во Франции на суде против Барбье, — и эти кадры видел весь мир…

А охранялся наш лагерь неважно, потому что через некоторое время партизаны организовали побег заключенных. Мне вместе с четырнадцатью советскими военнопленными удалось оказаться на свободе, то есть в лиможских лесах.

У меня был выбор: вступить в «Тайную армию» или стать вольным стрелком — франтирером — у партизан–маки. Я выбрал второе. Командир соединения «Вольных стрелков» и Французских партизан полковник Лазаре определил меня в переводчики к капитану Оборину, возглавлявшему интернациональный батальон, где сражались советские военнопленные, бежавшие из лагерей.

Рука Москвы, Лондона и другие

— А как управлялась столь разнородная армия?

— Полковник Лазаре спорил при мне с офицерами «Тайной армии» де Голля, майором Дюбуа и капитаном Пено. Они говорили, что объединение франтиреров и партизан было создано коммунистами. Стало быть, Морис Торез, возглавляющий компартию, является «рукой Москвы» и представляет опасность для независимости Франции. На что полковник Лазаре возражал, что «Тайная армия» снабжается на английские деньги. Значит, это «рука Лондона»? «Чтобы вернуть Франции независимость, нужны руки французов, англичан, русских и американцев», — остроумно закончил спор полковник.

Мы тоже получали продовольствие и оружие далеко не только из французских источников. Кормили нас отменно: после выполнения ответственного задания давали бифштексы, курицу и домашнее красное вино. Да и климат центральной Франции не в пример российскому, и ночи теплые. А это было очень важно, когда выпадала моя очередь стоять на часах и охранять лагерь.

Стоишь себе часовым, и в ночи как–то сами по себе находятся ответы на судьбоносные вопросы — о жизни, о войне и мире… Однажды во время моего ночного дежурства, уже перед рассветом, я услышал подозрительный шорох, а потом увидел три крадущиеся фигуры. Догадался, что это вишистская милиция, ночная разведка. По правилам, которые соблюдали разведчики и партизаны всего мира, они не должны были собираться вместе. Но второй подошел к первому, и я, подпустив их поближе, нажал на спусковой крючок автомата. Оба попадали на землю, а третий сам сдался.

Вы думаете, я радовался? Я был в шоке — убить двух молодых французов, чуть старше меня, обманутых враждебной пропагандой!.. Но то, что сам остался жив, было, конечно, счастьем.

— Ваши саперы подрывали мосты и виадуки, а позиционных боев не вели?

— Почему же, нам довелось освобождать городок Сен–Сюльпис, где перед нами была поставлена задача сначала подорвать железнодорожное полотно, а потом захватить привокзальную площадь и здание вокзала, где располагалась немецкая комендатура.

Нам мешал прорваться к вокзалу немецкий пулемет, и я, вспомнив, как незаметно от соперника проводил в шахматах пешку на позицию ферзя, так же незаметно обошел сектор, обстреливаемый пулеметом, и метнул одну за другой две гранаты. После второй пулемет умолк.

В брошенной комендатуре захватили в открытом сейфе необыкновенной важности документ — наставление из штаба фюрера от 6 мая 1944–го «Боевые действия против партизан», подписанное верховным главнокомандующим вооруженными силами Германии генерал–полковником Альфредом Йодлем. Я его переводил капитану Оборину. «Предупрежден — значит, вооружен», — радовался он.

Как нарушили два приказа Гитлера

Полковник Лазаре справедливо полагал, что освобождать Париж должны французские части. Но капитан Оборин убедил его, что нужно включить в этот список и лучших вольных стрелков русского отряда. Я тоже был в их числе.

В Париже нас поразило то, что немцы были готовы к капитуляции. Даже пулемет, направленный, казалось бы, в нашу сторону, демонстративно повернулся в другую. Но своих позиций они не оставляли. Нам объяснили, что немцы не желают оборонять столицу Франции, но и нарушить приказ Гитлера, отступив из Парижа, тоже не решаются. Мы захватывали мосты и важные здания столицы, потребовать же капитуляции у вермахта могло только французское армейское командование.

— И что, один из красивейших городов Земли не пострадал в этих схватках?

— Скажу вам больше: вследствие сговора немецких офицеров–аристократов, замешанных в заговоре против Гитлера и считавших, что он привел страну к гибели, Париж не был взорван, хотя пришел такой приказ из ставки фюрера.

Комендантом Парижа одно время был Вильгельм фон Бойнебург–Ленгсфельд, а сменил его закадычный друг, Дитрих фон Хольтиц. Оба договорились полный бесценных культурных сокровищ город оставить в целости, хотя теперь уже Дитрих рисковал жизнью — за это полагался расстрел. Спасли фон Хольтица плен у союзников и скорое окончание войны.

После освобождения Парижа 24 августа 1944–го сюда прибыл генерал де Голль, произнесший свою историческую речь, которую я переводил для своих русских однополчан–маки. Он сказал: «После всего, что произошло, мы не можем удовлетвориться изгнанием врага с помощью наших дорогих и доблестных союзников только из пределов нашей страны. Мы хотим победителями вступить на его территорию». Франция поставила перед собой ту же задачу, что и Советский союз после Сталинградской битвы: «На Берлин!». А 9 сентября 1944–го было создано Временное правительство во главе с де Голлем, признанное СССР, Англией и США.

Не все из советских вольных стрелков Сопротивления вернулись в Союз — некоторые мои товарищи связали свою судьбу с француженками, другие остались жить во Франции.

В Елисейском дворце

— В 1989–м была создана Международная ассоциация бойцов французского Сопротивления «Резистанс Франсэз», которую вы возглавили. А после побывали у президента Франции Франсуа Миттерана…

 

— Да, это случилось в 1989–м — президент принял меня в Елисейском дворце. Как один из организаторов Сопротивления, тоже освобождавший Париж, он еще в предыдущий мой приезд к нему на прием (с делегацией от Валентины Терешковой) убеждал нас создать такую ассоциацию и теперь поздравил с этим событием. А я вручил ему Почетный крест Сопротивления, учрежденный ассоциацией.

Кресты номерные, их выпущено всего 100 штук, ими награждаются президенты, дипломаты и общественные деятели, сопротивляющиеся в наше время реакции, национализму, войне, злу и насилию.

А второй нашей наградой — Крестом бойца–добровольца Сопротивления — награждаются только воины–добровольцы, участвовавшие в тех событиях. Миттеран согласился, что молодое поколение слишком мало знает обо всем этом и посоветовал мне написать книгу, что я и исполнил.

Мой высокий собеседник спросил, как встретили на родине советских вольных стрелков Сопротивления, вернувшихся из Франции. Я сказал правду: их почти всех сразу арестовали, и восемь лет они валили лес или добывали уголь в очень тяжелых условиях. Президент нахмурился, но ничего не сказал… После он побывал в Москве на параде в честь 50–летия Великой Победы.

Против войны

— Кто входит в вашу международную ассоциацию?

— В 1989–м она объединяла почти 200 жителей России, Украины, Белоруссии, республик Прибалтики, Средней Азии и Кавказа, бывших советских добровольцев, сражавшихся во Франции. Но с каждым годом нас становилось все меньше, и с 2000 года мы стали принимать в нашу организацию всех кавалеров Почетного креста Сопротивления.

Мы значимся в Регистре предприятий ЛР, но самое главное — все эти годы развиваем международные связи с другими ветеранскими организациями: Federation Mondiale des ancients Combattants, Union Francaise des Associations de Combattants et de Victimes de Guerre, «Мужество и гуманизм».

Первая мировая, на которой воевал мой отец, перемолола 10 млн. жизней и 20 млн. оставила инвалидами. Затрачено на это было 350 млрд. долларов. Вторая мировая унесла 50 млн. жизней и оставила 90 млн. искалеченных. Расходы превзошли затраты Первой мировой в 10 раз. А со времени Великой Победы в мире разразилось более 200 локальных войн, унесших жизни 20 млн. человек. Считаю своим долгом внести свою лепту в поистине святое дело — войну против войн…

Наталья ЛЕБЕДЕВА.