Насилие как норма: почему российские родители уверены, что можно бить своих детей

Профессиональные социологи и психологи советуют, как реагировать, когда у вас на глазах родители грубо и неуважительно обращаются со своими детьми. «Новые Известия» уже не раз обращались к теме домашнего насилия, давно назревший закон о котором никак не хочет принять Госдума. А ведь от решения этой проблемы во многом, если и не целиком зависит будущее страны, граждане которой уже сегодня разобщены в очень опасной степени. Об этом красноречиво свидетельствует и негласные, и, по сути, средневековые варварские нормы, которых держится общество в деле воспитания детей.  Известный питерский социолог Ольга Крокинская стала невольной свидетельницей и участницей происшествия, которое как нельзя лучше отражает глубину проблемы и которое она описала в своем блоге: «Иду на днях с работы, проведя четыре пары, и уже позволив себе думать о чем-то другом. Начинается дождь, поэтому забегаю в удачно подошедший троллейбус, проехать одну остановку до метро. Салон троллейбуса более или менее свободен, но у выхода, тоже до метро, люди стоят плотно. Посреди этой плотной группы где-то внизу – двое детей, 4-5 лет, не больше. Чего-то они возятся между собой, да оно и понятно, детям вообще не свойственно тупо стоять навытяжку и чего-то ждать, а тут еще, наверное, и чисто физически неприятно: им тесно, они как в ущелье, над ними какие-то гиганты,  они ничего не видят, кроме туловищ и ног стоящих вокруг людей. Но где-то наверху – мама, и вот эта мама… бьет их по головам, требуя стоять и не дергаться, и угрожая: вот мы сейчас выйдем, а вы поедете дальше одни. «Мы» – потому что рядом еще и папа.  Они должны хотеть воспитываться! Поворачиваюсь, смотрю на нее в упор, и тоже немного снизу, потому что она – высокая девушка.  Высокая, молодая, красивая, цветущая, со светлыми волосами девушка. И она бьет своих детей по голове. Может, будь вокруг посвободнее, она бы их просто отшлепала, но тут – по голове. В присутствии отца и чужих людей. Можно ли сильнее унизить маленьких человечков? Хотя это уже избыточная деталь, достаточно и самого действия. Смотрю на нее в упор, она глаз не отводит. Говорю: «Мне только что студенты сделали доклады о домашнем насилии, там много было такого, что Вы сейчас нам демонстрируете». Это правда. Мои предметы в этот день были социология образования и социология семьи, и, так уже совпало, что на семинаре доклады были именно о домашнем насилии.  Хорошо проработанные, глубокие, и слушала группа внимательно, посчитав, что им это в любом случае надо знать, и что у этой темы просветительская роль. И тут подает голос папа, тоже высокого роста. Оказался сведущим человеком в вопросе. Спрашивает: на каких документах доклады, какие источники, насколько обоснованы ваши сведения, а то много чего пишут, где доказательства? Отвечаю, что и документы, и статистика, и исследования в докладах представлены, все сведения обоснованы, и что я за этим строго слежу.   Сбоку еще голос, обращенный ко мне, и тоже молодая женщина: «Но вы же хотите, чтобы дети были хорошо воспитаны?» Вот, оказывается, что здесь происходит – воспитание! – и кто-то из окружающих согласен с этим… Я аж задохнулась, но отвечаю: «А вы считаете, что насилием можно воспитать хороших людей?»  Папа: «Но некоторые не хотят воспитываться» – ну, то есть, если не хотят, значит, можно насильничать. Развития ситуация не получила, троллейбус дошел до остановки.  Что ж. Не открытие, конечно, но очень уж ярко прозвучало: МЫ ХОТИМ ВОСПИТЫВАТЬ – вот так, сверху вниз и стуча по голове. Видимо, всех, кого считаем невоспитанными. Насилие как таковое, в чистом виде, привычное, повседневное, не подвергаемое сомнению, само собой разумеющееся, и его не стесняются. И вот еще что, не сразу поняла: те, кого «воспитывают», ДОЛЖНЫ ХОТЕТЬ ВОСПИТЫВАТЬСЯ! Может, я глубоко копаю, но не означает ли это априорной презумпции покорности и признания права делать из вас то, что некий «большой человек» решит из вас делать? Почему я думаю, что эти люди и военное насилие поддерживают? Потому что оно плоть от плоти такого «воспитания» – бить всех неугодных и всех, кто мешает. Ведь этой маме ее дети просто мешают жить ее молодую красивую жизнь. Они ей мешают, а значит, она их не любит. А не любит, потому что… можно только догадываться. Насилие и нелюбовь – близнецы-братья Вспоминаю недавнее интервью Димы Зицера, есть такой замечательный педагог. Он говорит много важного, и в том числе вот это: «В Израиле детей растят, а у нас воспитывают».  Теперь признаюсь: не знаю, не могу понять, что такое «воспитание», всегда считала это слово отчетливо тоталитарным. Не знаю, как в других языках, а в английском, кажется, и слова с таким значением нет, там на всё про всё – социализация и обучение, socialization и education. Ах, язык наш великий, вон что делает.  И вот что получается: мы совершенно напрасно, потому что совершенно не осмысленно пеняем «великой русской культуре», что она не воспитала в нас добрых чувств и ни от чего не уберегла – ни от комплекса превосходства, ни от насилия над личностью, ни от морального растления. Может быть, потому что высокие создания ума, которые мы имеем в виду, – это и не культура вовсе? А лишь ее «плодовые тела», производное от культуры людей как вида живых существ, населяющих Землю на нашей части суши? От «культуры» как (слегка) возделанной среды обитания? Когда-то я назвала этот слой социальной жизни «социобиотикой». Кажется, надо вернуться к ее живописанию. Потому что именно с ней придется иметь дело тем, кто сегодня думает о будущем и пишет для него новые законы. Новые законы лягут и на эту, еще не остывшую, почву, где даже в молодых поколениях есть такие люди, как вот эти, встреченные мной мама и папа, уже уродующие своих детей». Российское общество выброшено из цивилизации обратно в Домострой Этот пост вызвал шквал откликов и комментариев, во многих из которых автора самым серьезным образом упрекали в том, что она позволила себе вмешаться в чужие дела, в процесс воспитания чужих детей. Крокинская постаралась ответить на эти нелепые претензии: «Как доктор социологии я преподаю в университете, я веду исследования и пишу научные работы. Мой поступок – не функция от науки, хотя в нем есть научное знание. Но ведь оно у нас есть даже когда мы кипятим чайник: надо, чтобы температура достигла 100 градусов, да еще и по Цельсию, а не по Реомюру, чтобы из-за неубитых бактерий не расстроился желудок. Я поступила так, как поступила, просто как человек, который считает, что бить и унижать детей нельзя, который имеет некоторое понимание, что значит быть человеком в обществе и что значит вообще «общество». Интуитивно мы все это понимаем, любая крестьянская община понимает. Оно потому «общество» (от слова «общее, между прочим»), что соблюдает определенные нормы – формальные и неформальные. Первые – по закону, вторые – по соглашению, причем от формальных уклониться легче, чем от неформальных, потому что неформальные, конвенциональные нормы, контролируются социальным окружением. Обсуждаемую ситуацию составили человек 10 или больше, мы и оказались таким окружением. Своей спонтанной реакцией я обозначила для возникшей группы некоторую социальную норму в ответ на некоторую аномалию. Дело в том, что нормы должны воплощаться в социальном действии, иначе они умирают. Есть такое понятие «цивилизованное невнимание». Это термин Эрвина Гофмана для описания способа поддержания социального порядка среди незнакомых людей, когда можно не игнорировать их, но и не пялиться на них, а одним взглядом удостовериться, что вы понимаете друг друга. Но это в цивилизованном обществе! А в обществе, выброшенном из цивилизации, находящемся фактически в неправовом, (доправовом) состоянии, такое невнимание ведет лишь к атомизации, разрушению связей, упадку морали и – к пусть даже скорбному, но бесчувствию. Вот интересно, вы бы остановили кого-то, кто тащит ребенка побыстрее перебежать улицу через переход на красный свет? Или решили бы не вмешиваться в дела семьи? Именно таким невмешательством руководствуются наши радетели за традиционные семейные ценности, вечно живые со времен Домостроя 16 века. Они категорически не желают принимать закон о домашнем насилии именно поэтому, что не хотят лишиться единственного способа управления, которым владеют – силы и насилия. Других они не знают и не признают. Психологи нам в помощь в таких разговорах. Они занимаются методами нетравматичного вмешательства. Будем учиться друг у друга». Очень важно, чтобы рядом с детьми оказался неравнодушный и мудрый взрослый Психоаналитик Елена Кадырова, комментируя этот пост, сочла важным отметить, что поведение его автора выглядело единственно правильным в такой ситуации: «Меня с давних пор мучил один вопрос, и я не находила на него ответа - как реагировать, когда у тебя на глазах родители грубо и неуважительно обращаются со своими детьми. Когда нет такого явного «состава преступления», чтобы можно было обратиться в полицию, а просто ты видишь, как обижают и ранят душу маленького человека, как грубо и токсично с ним обращаются, как топят в нелюбви и злобе. Как вступиться так, чтобы не вызвать ещё большую агрессию, чтобы это не имело форму бессмысленного вмешательства, нарушения чужих границ? Помню один такой текст, где автор описывала истерично орущую на маленького сына мать, и отца, который отстранено за этим наблюдал в течение нескольких часов ожидания рейса в аэропорту, и автор так и не смогла найти для себя какую-то адекватную уместную реакцию и сокрушалась о своей беспомощности. И вот сегодня я получила для себя ответ на этот вопрос - это изумительная, потрясающая история, рассказанная невероятной, бесконечно уважаемой Ольгой Крокинской. История, от которой у меня захватило дух и возникло уже забытое ощущение веры в силу добра. Ольга не только смогла заступиться за малышей, но интуитивно спонтанно нашла для этого безупречную форму. Форму Я-сообщения, которое никак невозможно проигнорировать. Она просто вслух четко назвала вещи своими именами, обращаясь к своему опыту. Гениально! И это маленькая большая победа, Потому что, в лице этих конкретных детей, Ольга Крокинская заступилась за миллионы других выросших детей, читающих эту историю, с кем рядом не оказалось в свое время такого неравнодушного и мудрого взрослого, который просто взял и выставил вокруг этой ситуации зеркала, от которых невозможно отвернуться, в которых уродливое выглядит как уродливое, а не как чем-то оправданная норма. P.S. Грустно, что внимание комментирующих большей частью сфокусировано на том, что родителей это вряд ли переубедило, то есть, такое очень буквальное восприятие описанного эпизода и недооценка того опыта, который пережили в этой ситуации дети, когда в их внутреннем мире появился «хороший взрослый объект», который соединил реальность с теми чувствами, которые дети могли переживать, но не иметь способности  их рефлексировать и который подтвердил правоту этих чувств. Ольгой был создан очень важный прецедент, который изменил их внутренний психический ландшафт, и это невозможно никак измерить «в попугаях» и это бесценно Плюс, поднятая в целом тема базового безусловного уважения к ребёнку, точнее его отсутствие, также не вызвала ожидаемого резонанса и отклика, все опять свелось к правам и условному уважению. А это очень горько, хоть и понятно, почему так. Мы не привыкли вообще в эту сторону чувствовать. Но это вообще ключевой момент в том, сможем ли мы эволюционировать, это то, что может обеспечить скачок на другой уровень самосознания и самовосприятия, к субъектности от обьектности».