Фронтовое братство
От Сталинграда до Курской дуги дошел по дорогам войны морпех Неземский И ПАУЛЮСА БРАЛ…
Сколько времени прошло, а в памяти по-прежнему этот светлый, добрый и прямой человек, который излучал такой оптимизм, что и на десятерых хватит. И опять вроде бы как сидим мы вместе с Сан Санычем в его уютном домике, который смотрит своими голубыми ставнями на Пехлец, реку Ранову, лес за речкой, и ведем неторопливую беседу о житье-бытье. И ветерану Великой Отечественной Неземскому опять лишь 80. И так же весел его глуховатый голос, так же ясны глаза и память.
– Я ведь под Сталинградом Паулюса брал. Видел его! Должны были мы его в штаб вести, но другие генерала к высшему командованию сами отконвоировали… Сколько наших из-за немчуры проклятой на фронте погибло. Триста моих земляков-пехлечан с фронта не вернулись. А сколько калек, безногих, как я…
Он тогда помолчал, затем улыбнулся:
– И смех и грех! Нам, одноногим, участок под сенокос после войны колхоз в Дубовке выдавал. Травка шелковистая, с ягодой-малиной. Я с протезом в ту пору ходил, иначе не накосишься. Ну и решил отдохнуть. Протез свой к березке поставил. Чуток задремал, как вдруг сосед меня толкает: «Смотри, Сашка, чего-то баба крестится?» Глянул, и впрямь наша, пехлецкая, крестом себя осеняет да приговаривает: «Чур меня, чур!» Окликнули ее, спросили: в чем дело? А та, когда опомнилась, говорит: «На протез твой, Неземский, наткнулась… Думала, человека кто по кускам порубал да куски эти по кустам побросал!» – и Сан Саныч засмеялся.
А мне подумалось: сколько мук перенес за свою жизнь этот большой, сильный человек, а ведь не сдался ни времени, ни обстоятельствам. Ногу-то он потерял на Курской дуге, под Прохоровкой. Тогда «тигры» да «пантеры» на них шли. 18 танков они от элеватора отогнали, а вот четыре не успели перехватить. Один из «тигров» так долбанул, что и орудие наше всмятку, и сам он, Неземский, ноги лишился…
МЕДАЛЬ
Ну а в тот день мы приехали к Неземскому вместе с тогдашним председателем районного совета ветеранов М.С. Петрусевич и председателем совета ветеранов-«афганцев» А.Е. Лукинским с одной очень приятной миссией. Александр Лукинский после знакомства и добрых приветственных слов сказал:
– Уважаемый Александр Александрович! Решением Высшего Совета главной премии России «Профессиональный защитник Отечества» за самоотверженный труд, служение Родине вы награждены медалью «Десантное братство» 3-й степени за номером 173! Вот вам соответствующее распоряжение и медаль…
Неземский даже оторопел. Потом, правда, опять и шутил, и балагурил, и вспоминал, и радовался весеннему дню, который набирал силы и приближал очередной День Победы. И награда грела душу бывшему морпеху, воину-десантнику, подарив ему еще несколько радостных мгновений жизни.
ДОСТОИНСТВО
А жизнь он любил. И всегда с большим уважением относился к малой родине своей, к людям, его окружавшим. И сегодня, спустя годы, вспоминаю его с тихим почтением. Перед глазами – его старенький приемник «Звезда», полученный за труды праведные. Телевизор, диван, несколько стульев. Да еще на стенках в деревянных рамках под стеклом, там, где обычно хранятся фотографии, вырезки из газет с портретами тех, кого знал, с кем встречался, кого уважал. Там, на этих фотографиях, были и Георгий Шпак, и Николай Колесник, и Мария Петрусевич… И, конечно же, он сам, во всей своей красе, Александр Александрович Неземский, кавалер двух орденов Великой Отечественной. А уж медалям его – нет числа…
Несли учащиеся Пехлецкой школы те награды на алых подушечках в серый апрельский день в траурной процессии по центральной улице села. Шли за гробом те, кто пришел и приехал проводить в последний путь простого русского мужика, которого война в 19 лет сделала калекой, но его никто никогда не считал таковым. Потому что он до самых последних своих часов не сдавался, не хныкал. И продолжал жить так, как всегда, – с гордо поднятой головой, держа себя достойно.
Помнится, году так в семидесятом прошлого века кое у кого из чиновников возникла мысль, что у Неземского выросла нога. Решили его перевести со второй группы инвалидности на третью. Долго молчал по этому поводу Сан Саныч, потом друзьям все без утайки рассказал, как только он это мог. Не подбирая слов и выражений. Друзья возмутились:
– А ты в Москву езжай. За правдой.
Съездил. К самому главному генералу в Генштабе. Вошел, опираясь на костыль и палку. Одна штанина, как всегда, аккуратно подобрана под ремень. Сел на предложенный стул. Рассказал, в чем суть дела. Генерал подошел к Неземскому, обнял его:
– Ты, солдат, прости нас. Возвращайся спокойно домой. Не успеешь доехать, как все решим.
С той поры больше никто над ним так не чудил.
А он – работал. В колхозе имени Чкалова. Вначале сапоги да валенки подшивал. Потом – фуражиром и бригадиром полевым. Всегда с неизменным юморком и улыбкой, на бричке с резиновыми колесами на рессорах. А уж что он на своем «Запорожце» выделывал, видеть надо было! Помнится, однажды своего обидчика таранил. Разогнался – и со всего маху. И поздно сегодня винить его за тот грех. Потому что правду любил фронтовик Неземский. Человек, который самого Паулюса пленил. Морской пехотинец, который во всю глотку орал наше русское «Ура!», а не заморское «Йес!», и рвал на груди тельняшку, идя в штыковую на фашиста. И те драпали от одного вида пехотинцев, для которых и сам черт не брат…
Я не знаю, говорил ли он об этом с моим отцом, тоже фронтовиком, Василием Павловичем Хариным, но они дружили – это точно. И после встречались ветераны, причем весело и шумно. А потом и я с Сан Санычем сдружился. И были мы вместе до последней его минуты…
И вот опять я в Пехлеце на новом кладбище: надо ж навестить ветерана, который, я уверен, и мой характер выковывал тихо и незаметно. Подошел к памятнику, который, как и положено, установил ему в свое время военкомат, потрогал холод гранита.
– Ну, здравствуй, солдат! Прости, что долго не был у тебя…
А может, стоит назвать одну из улиц Пехлеца, ту, на которой он когда-то жил и где до сей поры стоит его дом, именем солдата-победителя Неземского?
Юрий Харин, Кораблинский район
Фото Юрия Харина