Сергей Шахрай: «Байден будет уговаривать повернуться спиной к Китаю. А России это нафиг не нужно»

В чем смысл Дня России, почему Москва все еще Третий Рим, а цифровой юань победит доллар

Россия должна объединить на позитивных началах те государства, которые не хотят быть в хвосте великих Пекина и Вашингтона. Так видит стратегическую линию развития России соавтор Конституции РФ, работающий сегодня в Поднебесной Сергей Шахрай. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал о том, почему был прав Борис Ельцин, за что уважает Минтимера Шаймиева, почему преамбулу Основного Закона надо каждый день показывать по телевизору вместе с гимном, какие перспективы перед Москвой открывает «тяжелое похмелье китайских элит» и в чем плюсы и минусы тотальной цифровизации, к которой привела пандемия.

«Декларация о суверенитете была не праздничным манифестом, а актом вынужденной защиты и обороны против плана автономизации»

— Сергей Михайлович, 30 лет назад, когда зарождался праздник, отмечаемый на этой неделе, который сейчас называется День России, у вас наверняка имелись одни представления о том, куда будет двигаться страна. Какие эмоции вы испытываете по поводу того, к чему мы пришли сегодня? В правильном ли идем направлении?

— В данном случае уместно сказать вот что. Как мы знаем, День России связан с Декларацией о суверенитете РСФСР, которая принята 12 июня 1990 года. Тогда никто и не думал, что этот день станет праздником. Мысли были другие.

Важно понимать, что Декларация о суверенитете была не праздничным манифестом, а актом вынужденной защиты и обороны против плана автономизации, который реализовывало тогдашнее руководство СССР. Идея этого плана состояла в превращении всех автономных республик страны в союзные республики. Спустя три десятка лет этот процесс можно оценивать по-разному. Но для РСФСР подобное означало потерю почти 50 процентов территории, около 20 миллионов населения и почти всех природных ресурсов.

Причем в депутатском корпусе РСФСР было 86 процентов коммунистов. Не либералы и не демократы, а самые что ни на есть красные из красных директоров, члены КПСС, к каковым относился и я. Билет я свой, кстати, не выбрасывал. И мы почти единогласно приняли Декларацию о суверенитете, потому что считали важным сохранить РСФСР как единую республику и как основу СССР.

Очень странно, что никто до сих пор не прокомментировал, по сути, этот документ. А в нем не было ни слова о независимости РСФСР от СССР. Наоборот, там речь шла об обновленном Союзе, о единых гражданстве и правовой системе. И, естественно, о новом разграничении прав и ответственности, предметов ведения и полномочий. Хорошо бы данный документ, он очень небольшой по объему, обнародовать еще раз.

План автономизации реализовывался на практике. Это не мои воспоминания и мемуары. 10 и 26 апреля 1990 года Верховный Совет СССР принял два закона, с помощью которых начался процесс превращения автономных республик в союзные. А утром 20 августа 1991-го, когда случился  ГКЧП, лидеры всех автономных республик сидели в приемной Янаева (Геннадий Янаев, вице-президент СССР — прим. ред.), потому что все уже эту морковку «союзные республики» видели перед собой и даже внутри себя. Поэтому я  считаю, было принято правильное решение, потому что сохранена Россия. А если РФ сохранена, то вокруг все равно будет новая интеграция в той или иной форме. В цивилизованном формате, как в Европе. Это видимо, единственный магистральный путь. Не надо суетиться и торопиться. Я вот сейчас работаю и живу в Китае и могу сказать, что самое правильное поведение — двигаться целенаправленно в правильном направлении и не метаться туда-сюда.

Так что День России зарождался не как праздник, а как защита и оборона. И хорошо, что со временем он приобрел праздничную форму. Безо всяких слов независимости, суверенитета и так далее. День России — день рождения новой России. Как день рождения у человека.

— Но разве это не странно? РФ же не 30 лет назад родилась.

— В восточных философиях и религиях считается, что у человека несколько жизней. Также и здесь можно сказать, что у нас новая реинкарнация страны. Россия переживала разные переломные периоды, когда страна практически исчезала, но всегда возрождалась. Как феникс из пепла. Так было и после смуты 1612 года, и после Октябрьской революции, и в другие сложные времена.

— То есть Ельцин был прав, когда говорил: «Берите суверенитета столько, сколько проглотите»?

— Конечно, это фигура речи. Но это был ответ на план превращения всех автономий в союзные республики, который уже состоялся. А Ельцину нужно было сохранить РСФСР. Вот он и сказал: «Ребята, берите, что хотите, только из РСФСР не выходите». Но никто же не читает фразу до конца.

— Но потом начались разные эксцессы. Как, например, с Уральской Республикой.

— Вы знаете, Эдуарду Эргартовичу Росселю (глава администрации, губернатор Свердловской области — прим. ред.) за его Уральскую Республику надо памятник на родине поставить. Потому что он ушат холодной воды вылил на всех. И стало понятно, что если мы и дальше будем так суверенизироваться, то развалим уже РСФСР, так же как СССР. Проект Росселя с Уральской Республикой помог дописать и текст действующей Конституции, окончательно и навсегда выбросив из нее право свободного выхода из состава страны. Поэтому я, хотя мне пришлось выполнять указ Ельцина и отстранять Росселя от должности, всегда его вспоминаю добрым словом. Так же, как и Минтимера Шариповича [Шаймиева]. Это люди, которые всегда смотрели на несколько шагов вперед.

— Раньше отношения с национальными республиками и регионами в целом выстраивались довольно гибко. К разным субъектам относились по-разному. Сейчас все под одну гребенку. Насколько подобное чревато, на ваш взгляд?

— Это опасно. Нельзя бесконечно сжимать пружину. Она обязательно разожмется, это закон механики. Надо быть гибче. Федерализм не плюшки, а философия и мировоззрение. Если все понимают, что такое разграничение власти на законодательную, исполнительную и судебную, то федерализм — это разграничение власти по вертикали, как прививка от вируса тоталитарного режима. Демократия в территориальном понимании.

«Национальная идея России заложена в Конституции, и особенно в ее преамбуле»

— В начале 1990-х у вас было стратегическое видение того, какой Россия должна стать, скажем, к 2021 году? Та же Конституция, в написании которой вы участвовали, ведь является определенной стратегией.

— Вы сказали ключевые слова. Я и тогда об этом размышлял и сейчас считаю, что не надо, просыпаясь каждый понедельник, искать национальную идею. Национальная идея России заложена в Конституции, и особенно в ее преамбуле. И каждое утро по телевидению вместе с гимном надо показывать данную преамбулу. Потому что у нас Основной Закон впервые в истории РФ написан как образ желаемого будущего. И это будущее, стратегия и национальная идея отражены в преамбуле Конституции. А когда мне говорят, что на практике то одно из Основного Закона не реализуется, то другое, я всегда говорю: «Коллеги, а вы соблюдаете все заповеди Библии или Корана?» Подобное не значит, что к священным книгам надо принять поправки или их отменить. Это означает только одно. Мы должны стремиться жить по заповедям, по Конституции и улучшать и совершенствовать самих себя. Поэтому у нас есть стратегия и будущее. В данном плане я крутой оптимист.

— Хотите сказать, что все преобразования могут происходить в рамках Основного Закона, который можно считать стратегией?

— Беда нашей страны и в политике, и в экономике, и в обыденной жизни состоит в том, что мы все время раздваиваемся. Что имеем — не храним, потерявши — плачем.

Если мы что-то находим, формируем, принимаем и закрепляем даже через трагические события, то очень быстро переходим в новую плоскость и изобретаем что-то другое. Разница между закрепленной, найденной идеей, Конституцией и повседневной практикой бывает очень опасной. В законе пишем одно, в жизни живем по-другому. Собственно, когда мы с Сергеем Сергеевичем (Алексеев, советский и российский ученый-правовед — прим. ред.) писали текст Конституции и ее преамбулу, то исходили из того, что все-таки в России главным является не только слово закона и не его верховенство, но и прежде всего справедливость. Люди у нас обычно говорят так: «Ну ладно, пусть не по закону, зато справедливо». И поддерживают это решение. Или наоборот: «Если несправедливо, то и закон можно не выполнять». Преамбула и второй раздел Конституции построены на попытке приближения буквы закона к желаемому образу справедливости. Давайте пока на этом остановимся. Это даже не философия, а мировоззрение. А изменения в стране должны двигаться в позитивном направлении.   

— Прошел почти год после принятия поправок к Основному Закону. Как вы их оцениваете сегодня?

— Все поправки составили 15 процентов текста Конституции. Ничего страшного не произошло, но есть подводные камни. Как ни странно, деформация политической системы и государственной власти, которая должна быть едина… Ну давайте пока классиком прикроемся: строгость российских законов всегда компенсировалась необязательностью их исполнения. Жизнь поправит.

— Хотя некоторые законы, которые Госдума принимала в последнее время, просто оторопь вызывают.

— Здесь тот же случай, когда пережимают пружину там, где не надо. Как Виктор Степанович [Черномырдин] нас учил, царство ему небесное, не чешите там, где не чешется.

«Россия должна сформулировать свое место на земном шаре между США и Китаем»

— Нынешние отношения РФ с Западом и США привычно называют новой холодной войной. Но мы же не к этому стремились 30 лет назад.

— Вы же знаете любимые цитаты наших руководителей, политиков, что у России нет союзников, а есть интересы. Никакую большую страну никто не обязан и не будет любить. Это означает только одно. Стратегический путь РФ — так называемый третий путь. Пусть многие посмеются, но Москва — Третий Рим. Как была, так и остается. Россия должна сформулировать свое место на земном шаре между США и Китаем. Нельзя примыкать ни к одним, ни к другим. Что это за направление? В истории человечества было движение неприсоединения, когда много больших и авторитетных стран не хотели быть в фарватере СССР или США. И они создали движение неприсоединения. Индия, Бразилия, другие страны. И Россия сейчас должна объединить на позитивных началах те государства, которые не хотят быть в хвосте великих Китая или Америки. Это наше место, и надо засучив рукава его обустраивать, начиная с идеологии до конкретных проектов в [областях] охраны природы, защиты традиционных культур и религий, космосе. Надо просто сказать: «Вот наше место» И все будет нормально. И в международной политике тоже. Чего метаться? Холодная война, горячая —  политика всегда какая-то такая.

— По сути речь идет о странах, которые входят в БРИКС?

— Да. Бразилия, Индия, Россия, Китай. Еще ШОС (Шанхайская организация сотрудничества). Только надо в этих структурах убрать сверхдержавы, потому что с ними можно быть только ведомым. Пусть это будет даже почетное место, но в хвосте. А нам надо делать свой мир и взаимодействовать с полюсами, которые возникли. Надо искать свои формы. Так же как это делает все человечество, которое скорее неосознанно, чем осознанно, как через реку по мелкому месту, перепрыгивает с камешка на камень.

— Вы считаете, Россия соответствуем этой роли — вести по третьему пути другие страны?

— Конечно, соответствует. Не надо впадать в иллюзии, но и не надо принижать значение России в мире. Мы соответствуем этой роли. А когда мы это осознаем, идея становится силой материальной. И по территории, и по экономическому потенциалу, и по вооруженным силам. Мы, конечно, соответствуем. По мозгам наших людей, по интеллекту. Просто надо это осознать, сосредоточиться и предложить позитивную программу тем странам, о которых я сказал. Той же Индии, которую перетягивают на свою сторону США в рамках проекта Индо-Тихоокеанского региона, и у которой периодически возникают конфликты с Китаем. Та же Бразилия, арабский мир. Та же Турция, которая тоже ищет свое место, хочет стать региональной сверхдержавой.

Понятно, что никто взасос целоваться не будет. И не надо. Но надо построить цепочку совпадающих интересов и проектов. У нас для этого есть все ресурсы. Прежде всего энергетические. Я имею в виду не традиционную торговлю нефтью и газом. У нас есть водородная энергетика, ядерная энергетика, построенная на быстрых нейтронах. У нас все эти разработки есть и не просто разработки. Это чистое экологическое будущее, о чем человечество сейчас постоянно думает, а США пытается эту тему возглавить. Ну и на здоровье. Пусть хоть что-то полезное сделают.

— Вы говорите про третий путь, но все равно возникает ощущение, что приоритетное значение для нас имеют отношения с Западом и США. Через несколько дней состоится встреча Путина с Байденом. Вы ожидаете от нее какого-то конструктива? Или она принципиально в отношениях наших стран ничего не изменит?

— Конструктив уже есть, он состоялся. Лидеры договорились о встрече, значит, будет контакт. Если они восстановят линии прямой связи, телефонной или компьютерной, то это будет огромный плюс для человечества. Понятно, что ни по одному проекту Байден и Путин не договорятся. И ничего страшного. Тут важен, как учили нас философы, не результат. Когда вы добиваетесь результата, наступает разочарование и усталость. В данном случае важен процесс движения к результату. Встреча в этом плане позитивна. Американцы будут уговаривать Россию повернуться спиной к Китаю. Это единственное, с чем едет Байден. А России это нафиг не нужно. Мы должны, как я сказал, идти своим третьим путем. Люди наши поймут, что мы не под теми и не под этими. У нас это всегда было популярно. Даже в сказках. Пойдешь налево, пойдешь направо. А лучше — прямо.

— Владимир Ильич тоже говорил, что мы пойдем своим путем.

— Это и Ленин, и Гумилев, и Ильин, многие другие говорили. Поэтому не надо сопротивляться. Мы — Евразия.

— И все-таки как, на ваш взгляд, будут развиваться отношения с Западом? Все будет только хуже, ничего не изменится, возможно улучшение? Или это не суть важно, если мы идем своим путем?

— Во-первых, это не суть важно. Во-вторых, по теории маятника, так как мы уже дошли до крайней позиции, будет только улучшение. Пусть небольшое, но оно будет.

«После антикитайской политики Трампа, которую продолжает Байден и еще долго будет продолжать, в элитах КНР наступило тяжелое похмелье»

— А как из Китая видятся отношения между Москвой и Пекином? Можно ли делать на Китай такую большую ставку, как это делает руководство России, которое рассчитывает на стратегическое партнерство и дружбу? Ведь китайцы всегда себе на уме.

— Давайте объективно смотреть на ситуацию. Без громких слов. И президент Путин, и китайское руководство не собираются заключать военных союзов. Китай не признал вхождение Крыма в состав России. Это же факт. А мы не вступили в программу «Один пояс, один путь». Да, мы взаимодействуем, есть программа сопряжения с Евразийским экономическим союзом. То есть мы дружим, но каждый сам себе на уме. Это нормально. Отношение простых китайцев к России в основном позитивное. Ментально мы в некоторых вопросах страшно одинаковые, а в некоторых как разные планеты.

А вот элита китайская после Дэн Сяопина повернулась спиной к России и любила взасос Америку. Но после антикитайской политики Трампа, которую продолжает Байден и еще долго будет продолжать, в элитах КНР наступило тяжелое похмелье. Хотя еще недавно они буквально молились на США. Вдумайтесь в цифру — 369 тысяч китайских юношей и девушек каждый год ездили учиться в Америку. 369 тысяч! Каждый год! Плюс 200 тысяч в Австралию и 180 тысяч в Великобританию. Больше полмиллиона китайцев ежегодно отправлялись на воспитание в страны западной культуры и ментальности. А в прошлом году (и в этом году ситуация повторится) они не смогли выехать в Америку. И все сразу вспомнили XIX век, как американцы выгоняли сотни тысяч китайцев. Все вдруг поняли, что «Макдональдс» и американский образ жизни для китайцев не подходит.

У нас тоже в начале 90-х годов была любовь ко всему американскому и европейскому в крупных городах. Но мы быстро этим переболели. Я помню, как мучился, когда мои дети рвались в «Макдональдс». Потом они сами все поняли и уже никогда там не бывают и своих детей, моих внуков, туда не тянут.

А похмелье китайских элит дает объективную возможность нашим странам для действительно стратегического взаимодействия в ближайшие годы. И хорошо бы не только на словах, но и в экономике, и не только в нефти и газе, продаже оружия, но и в гуманитарных проектах, таких как наш университет в Шэньчжэне.

— В прошлом году в интервью нашей газете вы говорили, что как раз собираетесь на работу в Китай.

— Я Китаем занимаюсь 39 лет. А последний год постоянно работаю руководителем с российской стороны огромного университета МГУ-ППИ в Шэньчжэне. Я председатель Ученого совета, первый проректор. Шэньчжэнь — это будущее Китая. «Маленький городишко», 21 миллион населения, два ВВП Португалии делает в течение года. Город высоких технологий, экологически чистый. Руководством Китая он определен как визитная карточка страны и место диалога России и Китая. То есть в ближайшее время мы не в Пекин будем ездить, а сюда.

Наш университет — уникальная платформа сопряжения двух цивилизаций. Вы бы знали, как здесь трудно и как интересно. У нас создаются 20 научных и образовательных лабораторий, 7 факультетов, а будет 12. Мы открываем факультет китайского языка для России и для стран, использующих русский язык.

Это очень важно для завтрашнего дня. Мы же видим, насколько вырос интерес к китайскому языку в России. Не только потому, что ЕГЭ появилось. Я это вижу по молодежи, по выпускникам школ, абитуриентам, по своим студентам в Высшей школе государственного аудита. В России настоящий бум китайского языка. Уже трое из моих четверых внуков в той или иной мере учат китайский. Не потому, что дедушка заставляет, а потому, что они умные детишки и думают, что это пригодится. Не надо ждать, что китайцы выучат английский и мы выучим английский, чтобы понимать друг друга. Придется выучить и английский, и русский, и китайский.

— Вы в Китае уже целый год безвыездно?

— Я приезжал в Россию примерно на месяц, потому что проблематично выезжать, нужно потом 21 день сидеть на карантине. Это ужасно. В итоге я, наверное, один из редких экземпляров, если не единственный, кто вколол себе две вакцины. В ноября-декабрь сделал российскую Sputnik V, а в мае в Китае китайскую. Не потому, что я страшно боюсь, хотя тот, кто не боится, ненормальный человек. Просто наличие китайской вакцины облегчает передвижения между нашими странами и поездки в другие государства. И я очень надеюсь, что лидеры России и Китая в свою ближайшую встречу договорятся о признании вакцин. Это не медицинский вопрос, а юридический. Как признание дипломов университетов наших стран, как соглашение об избежании двойного налогообложения. Признать вакцины двух стран вполне логично, тем более, что мы обменивались формулами до генетического кода. Можно было бы их признать хотя бы для отдельных категорий: для дипломатов, студентов, ученых, а потом и для других. Тем самым мы дадим огромный импульс для развития наших стран и уйдем в отрыв от других стран. Вы только вдумайтесь. 1 миллиард 400 миллионов китайцев и из них уже почти 900 миллионов человек сделали вакцину. У меня под окном очереди, люди по 3 часа стоят на палящем солнце, 38-градусной жаре, чтобы сделать прививку.

— А у нас все наоборот. Люди вакцинировать не хотят.

— Я думаю, в России нужно объявить, что с 1 июля вакцину будут делать за деньги. Причем, это надо заявить не официально, а пустить слух…

— Сарафанное радио.

— Да, сарафанное радио. И я вас уверяю, процентов 30 точно побегут вакцинироваться. На всякий случай. Потому что все будут уверены, что сначала вакцинация будет платной, а потом ее объявят обязательной и придется раскошеливаться 100 процентов. Мы же никому и никогда не доверяем. А метод, с помощью которого сейчас в России зарабатываем коллективный иммунитет, страшный. Уже 5 миллионов 200 тысяч переболело. Они, конечно, получили антитела и иммунитет. Но 120 тысяч умерло. А в полуторамиллиардном Китае умерло 4 тысячи человек. И 900 миллионов сделали прививку. А за ближайший месяц они полностью закончат вакцинирование. Разные цивилизации, разный менталитет.

— Кстати, после российской и китайской прививки у вас была разная реакция?

— Реакция была разная, но все прошло достаточно легко. Как в России, так и в Китае. В российском случае на 3 часа поднималась температура и потом вернулась. А после китайской вакцины была слабость. Такая же как, например, когда долгого сидишь, потом встаешь и начинает покачивать, потому что вестибулярный аппарат на какое-то время ослаб. Но это ощущалось буквально полдня. И больше никаких симптомов, болевых ощущений, температуры не было.

«Самое большое последствие пандемии в том, что она войдет в историю форсированной цифровизацией нашей общественной жизни»

— В связи с пандемией было немало мрачных прогнозов, что мир никогда не будет прежним, что мы теперь все в цифровом концлагере и прочее. Как вы оцениваете произошедшие изменения? Ведь все стратегии, которые разрабатывались до пандемии, очевидно, устарели. На что делать ставку сегодня?

— Как говорят в Одессе: мама, роди меня обратно, не бывает. Конечно, много трагедий и из моего окружения тоже. Слава Богу, не родственники. Но я думаю, что самое большое последствие пандемии в том, что она войдет в историю форсированной цифровизацией нашей общественной жизни. Перед пандемией Россия занимала 7-е место в мире по охвату населения интернетом. У нас 76 процентов так или иначе имели доступ к глобальной сети. А пандемия сделала цифровые технологии обыденной практикой и для пенсионеров, и для маленьких детей. Люди научились онлайн заказывать лекарства, регистрироваться, чтобы выйти из дома, вызывать врача, проходить обучение. Все стали продвинутыми. Поэтому Россия готова к цифровой конституции, к цифровым референдумам, цифровым выборам, к новой политической системе. Я, кстати, с 2018 года пишу работы о новой цифровой конституции. Здесь в Шэньчжэне сделал большой доклад на эту тему. Так что тотальная цифровизация общества — главный результат пандемии.

— Это вы говорите про плюсы, но ведь есть и минусы.

— Минус в том, что появится следующий вирус, потом третий. Есть даже анекдот, что в начале пандемии медики объясняли людям, что есть опасный коронавирус, а потом уже люди пытались объяснить медикам, что кроме вируса существуют и другие болезни. С точки зрения медицины ничего особенного. Но к сожалению, в будущем мы будем по несколько раз в год делать вакцину и уже не бесплатно, а платно. Потому что иначе уже не сможем жить. Человечество вступило в эту фазу.

— Тотальная цифровизация тоже имеет негативные последствия, наша жизнь становится все более и более прозрачной.

— Я согласен и писал об этом. Кстати, в Китае с 2014-го по 2020-й год была реализована программа по тотальной цифровизации населения. В результате были объединены все существующие базы данных: транспортные, медицинские, образовательные, торговые, денежные. Я уже забыл, как выглядит бумажный юань, за все рассчитываюсь с помощью телефона. Но это и ахиллесова пята общества. Вот недавно я летел из Пекина в Шэньчжэнь И у меня сломался телефон, батарейка полетела. Меня на 8 часов в аэропорту задержали, потому что в этом телефоне зелёный паспорт здоровья. Где бы я ни был, куда бы ни двигался, спутники отслеживают мои передвижения. Если я попадаю в зону, где когда-то был вирус, то сразу на карантин. Абсолютно тотальный контроль. Днем, ночью, круглые сутки. Мне это страшно не нравится, как любому человеку в России. У нас ведь самое ценное — ощущение свободы. Даже если нет денег, еды и одежды, ощущение свободы должно быть всегда. Теперь таких ощущений нет и не будет. Забудьте про это.

Но в Китае меня поразило вот что. У них есть программа, которая называется рейтинг социального доверия. Он ведется на каждого человека. Если бонусов больше, то при выезде из страны, оформлении в гостиницу, при поступление в университет, покупке билета, страховании у вас никаких проблем не будет. А если рейтинг доверия ниже 50 процентов, то вы теряете право направить детей в университет, теряете право на билет на скорый поезд, на самолет. Возникает масса проблем со страхованием, выездом, переездом. И самое важное, что по цепочке, китайцы же все коллективные, страдают все, кто общаются в сети, в чатах с человеком с низким социальным рейтингом. Поэтому на него навалятся и заставят жить благонамеренного. И китайцы счастливы от такой жизни. Они говорят: «А как иначе? Конечно, должно все учитываться, мы должны друг другу доверять». Они не понимают и не хотят понимать, что может быть по другому. Этот социальный рейтинг в менталитете китайцев, и они совершенно не переживают от тотального цифрового контроля. А мы в России будем страдать, возмущаться. Но уже поздно, ничего не изменишь. Поэтому нужно думать о завтрашнем дне. Надо создавать цифровую инфраструктуру в новой политической системе и обществе.

Да, люди попали под колпак полной прозрачности, а вот компании, которые обрабатывают и передают информацию о нас, пока за семью печатями. Какие-то государственные, какие-то частные. Но мы видим каждый день, что происходит. Например, стоит один раз позвонить куда-нибудь и поинтересоваться по поводу продажи дивана, например, и вам будут целый месяц сыпаться предложения купить диван. Социальная реклама развивается независимо от нас. А мы должны создавать цифровую прокуратуру, цифровую Счетную палату, цифровую Центральную избирательную комиссию, систему, с помощью которой обработка любой цифровой информации будет доступна для народного контроля. Но всякое действие рождает противодействие и пружина тотального информационного контроля не будет сжиматься вечно. Вы уж поверьте, россияне придумают и уже придумали, не хочу сейчас говорить публично об этом, разные обходы в интернете. Это можно сравнить с тем, как китайцы построили Великую китайскую стену, 21 тысяча километров. Строили несколько столетий, сооружение из космоса видно. И что? Маньчжуры с севера ее не стали штурмовать и рисковать, а просто обошли по берегу моря и попали в центральный Китай. Так и цифровой тотальный контроль можно обойти. Но надо не обходить. Нужно создать цифровые институты цифрового гражданского  общества.

Вообще все это страшно интересно. 30 лет назад я создавал систему электронного голосования в Верховном совете СССР. Целый год пропитывался этими страстями, потом в Верховном совете РСФСР. Эта система с кнопочками «за», «против», «воздержался» с моментальной обработкой результатов — за одну ночь изменила политическую систему России. Тогда все газеты публиковали таблички с данными о том, как голосовали депутаты. По вопросам частной собственности, экономическим, политическим вопросам. И депутаты тут же забыли про свои билеты членов КПСС и стали голосовать не по уставу партии и с оглядкой на партийного руководителя, а с учетом мнения избирателей. Парламент стал другим, потому что голосование стало прозрачным. А сейчас я говорю о цифровой модернизации политической системы, потому что если не будет цифровой модернизации, то будет цифровая революция. Это очень серьезно.

«Где наш цифровой рубль, построенный на технологии блокчейна?»

— Как вы считаете, мы не приблизились к полноценному союзному государству России и Беларусью с учетом последних событий в соседнем государстве?

— Как и у китайской элиты, так и у руководства Беларуси тоже произошло тяжелое похмелье. Любви не появилось ни у Лукашенко к Путину, ни у Путина к Лукашенко. Лидеры России и Беларуси испытывают друг к другу чувство прагматизма и неизбежности сотрудничества. Поэтому мы с Беларусью очень далеко продвинулись. И в военном плане, и в стратегическом, и в экономическом. Это нормально. И не надо кричать и волноваться, интегрируется Беларусь с Россией или нет. Это все относительно. Надо говорить об открытости границ, единой цифровой валюте. А если мы будем просто наблюдать за происходящим, то даже не заметим, как лет через пять и российскую валюту, и белорусскую с потрохами проглотит цифровой юань.

В Китае цифровой юань делают на технологии блокчейна. Здесь в Шэньчжэне проходят эксперименты, когда по 3, по 5, по 10 миллионов юаней в цифровом выражении раздают населению просто по лотерейному принципу. И люди покупают разные товары. У нас в университете в сентябре сотрудники получат цифровой кошелек. Зарплата же здесь в юанях. С учетом объемов международной торговли, а Китай — главная экспортная держава на земном шаре, переход на цифровой юань через несколько лет накроет медным тазиком и доллар. Кому он будет нужен, этот доллар, если 60 процентов всех торговых операций и объемов происходит с Китаем, а китайцы делают расчеты в цифровом юане. Без посредников же удобнее.

Даже система Swift, от которой чуть ли не каждый день грозят отключить Россию, подписала соглашение о сотрудничестве с Пекином. Swift тоже начнет жить в зоне цифрового юаня. Во время зимней Олимпиады, которая пройдет здесь в феврале 2022 года и в которой примут участие 95 стран, услуга цифрового юаня будет предоставлена бесплатно. Он станет средством общения и лучше вируса будет развезен по всем этим 95 странам. Надо думать об этом. Ведь цифровой мир — это даже не завтрашний день, а сегодняшний.

— Может, тогда правильно, что российские чиновники отказываются от доллара в Фонде национального благосостояния?

— Не надо воевать с долларом. Это все-таки международная мировая валюта и нельзя пилить сук, на котором сидим. Американцы это сами успешно делают. Но цифровое завтра… Где наш Центральный банк? Где наш цифровой рубль, построенный на технологии блокчейна? Сказали одно слово, надо сказать и второе, третье, пятое. Коммерческие банки скоро вообще не нужны будут, потому что не нужны будут посредники. Не нужен будет парламент, депутаты, потому что можно будет каждый день проводить референдумы по любому вопросу и решать их как в маленькой Швейцарии.

— Как вы считаете, будет ли очередная война на Украине?

— Нет, войны не будет. Я надеюсь, что на меня никто не обидится, но помните старый-старый анекдот. В деревне украинец, в оригинале анекдота его называют хохлом, но давайте будем говорить украинец. Так вот одевается украинец, надевает сапоги, куртку, берет ружью. Жена: «Микола, ты куда?» — «Да, пойду москалей постреляю». Она говорит: «А если они тебя? — «Тю, а мене за что?» Вот поверьте, не будет там войны. Разве что походят с ружьем в сапогах на охоту.

— Испугаются?

— Они ничего не боятся и не испугаются. Также как русские люди, россияне. Там другое. Это уже как сало в шоколаде.  Оно дороже, чем Россия с ее мощью. Зачем рисковать?

У меня с Украиной много проектов. Есть и свое представление о том, как развивать Крым. Но это отдельный разговор. Приезжайте в Шэньчжэнь. Тем более, что он является городом-побратимом с Казанью после того как передал эстафетную палочку для проведения Универсиады. А потом президент Татарстана Рустам Минниханов приезжал сюда, был в нашем университете, когда он ещё строился. У Казани здесь особые корни, очень близкие с точки зрения технологий, цифрового развития. Скажем так, совместимость. Поэтому я готов открыть в нашем университете базовую кафедру для Татарстана.