Новая Газета: Была ли у вас мать, подпоручик?
Шли привычным уже маршрутом от Макдональдса к Храму Христа Спасителя. Шли с черными сердцами на груди, такой был символ у этой акции. Сердца почернели, когда у активистки «Открытой России» Анастасии Шевченко умерла дочь Алина. Шевченко в это время находилась под домашним арестом, к умирающей дочери ее не пустили.
То, что так бывает, подтвердила мне Юля, мать Ани Павликовой: «Недавно наш дедушка попал в больницу, ему сделали операцию, положили в реанимацию. Ситуация была критическая, но я даже просить не стала следователей, чтобы Аню к нему пустили, понимала, что шансов нет. Надо мной посмеются и скажут: вы под домашним арестом — вот сидите. Так уже было».
К часу дня в Новопушкинский сквер пришло человек сто. В основном, пресса и активисты. Появилась полиция с собаками. Что они хотели найти — наркотики, мины замедленного действия? И у кого? У корреспондентов RTVI? У Ирины Прохоровой? У Леонида Парфенова? В переулке уже стояли наготове полицейские автобусы.
Когда нас стало пятьсот, а потом тыща, человек рядом со мной сказал, спокойно так: «Мы все туда не поместимся».
Необязательно быть сторонником «Открытой России» и вообще оппозиционером, чтобы оказаться на Марше. Да, были антипутинские плакаты, да, кричали «Долой власть чекистов!», но это не причина, а следствие.
О том, что послужило причиной, рассказывает петербургская правозащитница Александра Крыленкова:
— Десять лет назад подобные дела проходили относительно незаметно для либеральной публики. Особенно, когда речь шла об арестах левых или правых. Даже родителями это воспринималось достаточно отстраненно: ну, значит, парень связался с плохой компанией... Сегодня ситуация изменилась. Люди начали понимать, что за этими репрессиями стоит противодействие всем, кто отклоняется от одобренного властью мейнстрима. И неважно политически, религиозно или как-то еще. Власть считает угрозой для себя любое независимое поведение. А уж если люди организованы — это вдвойне опасно. Можно ничего не делать, просто объединиться с кем-то, и ты уже попал в зону риска.
Сейчас на акции протеста выходят люди, которые никогда раньше не имели отношения к политике и не хотели иметь. Надо было очень постараться, чтобы это пассивное большинство стало активным. Объединились родственники ребят по делу «Сети», объединились родственники мусульман, которые подверглись преследованиям. Сообществ много, и они разрастаются все шире. В стране сотни политзаключенных по самым разным делам. А родственников у них — тысячи и даже десятки тысяч. Потенциально это тот самый социальный взрыв, которого власть так боится.
Власть тысячи абсолютно аполитичных людей вталкивает в политику своими руками. Матери изначально не разделяли идеи своих детей, а сейчас уже разделяют. И отцы разделяют, и братья, и их друзья, и знакомые. Очень долго считалось, что людям не нужна свобода, лишь бы были телевизор и холодильник.
Но родственные связи — такая же базовая ценность, как холодильник. И вот на нее покусились. А дальше уже политика.
Чуть ли не единственная результативная протестная акция — прошлогодний Марш матерей, после которого Аню Павликову перевели из-под стражи под домашний арест. Эксцессов с полицией не было. Вот и на Марше гнева в Москве (в других городах было хуже, об этом дальше) взяли всего троих, один из них провокатор из SERBа Тарасевич, который пытался затеять драку. Без него не обходится ни одна протестная акция. Двое других — активисты Михаил Кригер и Максим Пряхин, их увезли в ОВД по Тверскому району. Обычно так легко не обходится. Могли перегородить бульвар снегоуборочными машинами, могли выпустить на людей «космонавтов» с дубинками. Все это мы уже видели много раз и не раз увидим в дальнейшем. И лишь «материнские» акции проходят без силового вмешательства.
«Тут несколько причин, — объясняет Олег Еланчик, активист «Движения 14%». — Во-первых, слишком уже очевидна правота протестующих. Можно при желании объяснить лояльному большинству задержания и избиения ярых оппозиционеров, но объяснить силовые действия в отношении матерей и сочувствующих их горю — это уже сложнее. Причина вторая: Европейский суд по правам человека завален жалобами из России на незаконные задержания. Разогнать на этом фоне мирный марш матерей — значит выглядеть в глазах мировой общественности совсем уж нерукопожатными».
— То есть, все-таки какие-то тормоза у власти еще остались?
— Немножко и иногда.
…Мы идем по Гоголевскому бульвару с моим старым приятелем по системной тусовке еще конца 1980-х годов. «Вот отсюда, — показывает он, — с Гоголей, меня гоняли по бульвару с гитарой».
— Менты?
— Нет, казанские. Помнишь, оттуда приезжала братва в Москву наводить порядок? Теперь они уже, наверно, полковники.
Вокруг кричат хором: «Свободу Анастасии Шевченко! Свободу Максиму Шульгину! Свободу «Новому величию»! Свободу «Сети!»… Список дел, по которым сидят люди, никого не убившие и ничего не укравшие, — огромен. И почти все они инициированы снизу. Не полковниками даже, а капитанами и старшими операми.
Они набрали слишком много кредитов и хотят теперь квартальную премию за раскрытие опасных террористических заговоров.
Ну и очередные звездочки на погонах не помешают. Власть могла быть остановить их, дать по рукам или хотя бы просто сказать: «Ребята, умерьте пыл!» Но власть молчит, а молчание, как известно, — согласие.
Говорит Светлана, мать Димы Пчелинцева, который уже больше года сидит по делу «Сети». Правильнее сказать, по сфабрикованному делу, по пыточному. Но доказать это трудно, поскольку все жалобы на произвол ФСБ спускаются непосредственно в ФСБ. Вы хотели материнского гнева? Так слушайте:
— Я раньше не интересовалась политикой. Смотрела новости, всему верила, голосовала за президента. Но государство заставило меня встать, открыть глаза и придти сюда. Они забрали моего ребенка, издевались над ним. Теперь ему и другим детям грозят ужасные сроки. С ужасом жду весны, весною огласят приговоры. Я точно знаю, что моего сына пытали. И я думаю все время: те, кто пытал, сколько бы они выдержали, если б пытали их? Кто наделил их этими полномочиями? Почему они вправе зарабатывать таким образом себе звездочки и складывать деньги в карман? И это не приказ, это инициатива. У Шепелева, который, по моим сведениям, участвовал в пытках Димы, в характеристике, выданной ФСБ по Пензенской области, написано: «Инициативен, проявляет в работе творчество». Творческие люди, придите домой, возьмите своих близких и к ним применяйте творчество! Свяжите их скотчем, избивайте, подключайте электроды… Вы ненормальные, вас изолировать надо!
На ту же тему Юля Павликова:
— Как человек утром, уходя на работу, целует своих детей, спрашивает, что им вечером принести вкусненького, а потом пытает кого-то шуруповертом?
«И ведь наверняка из дома принес, не выдают же им в их ФСБ шуруповерты для пыток. Или выдают?»
— (продолжает) А потом он приходит домой, целует детей и говорит: «Я пришел. Ну как прошел день?».
Как говорил герой известного фильма: «Я сомневаюсь, а была ли у вас мать, подпоручик?» Была. Даже у Чикатило была. Но что-то перещелкнуло у подпоручиков в голове, и они решили, что семья отдельно, а работа отдельно. Это ведь просто работа, которую надо выполнять с выдумкой, с огоньком.
10 февраля у них было не много работы. Помимо троих в Москве, они задержали семерых в Питере. Акции прошли в Екатеринбурге, Казани, Ярославле, Иваново, Тамбове (там был лозунг «Воевать с женщинами и детьми — последнее дело!»). Всего 14 городов.
Что будет дальше? Все, с кем я говорил на этом Марше, сходятся в одном: надо объединяться. Многие помнят по девяностым Комитет солдатских матерей. Матери спасали детей из плена, матери боролись с дедовщиной, матери устраивали антивоенные митинги. Когда речь шла о жизни детей, они были готовы на что угодно.
И вот эти времена возвращаются. Света Пчелинцева сказала мне: «Я чувствую себя, как на войне». И другие матери тоже так себя чувствуют.
Будет это называться Союзом матерей политзаключенных или как-то иначе — неважно. И новый Горький напишет роман «Мать», над которым так потешались в перестройку: Ниловна, соцреализм, пафос. Теперь, когда история повторяется, это уже не очень смешно.
