Сергей Зуев о роли Москвы в России, блогерах и рабочих местах

Директор Института общественных наук РАНХиГС при президенте РФ Сергей Зуев рассказал о значении Москвы в современной России.

Столица России скоро может стать местом работы и даже жительства большей части населения всей страны. Насколько Москва «не Россия» сегодня, увеличивается или сокращается этот разрыв? Хватит ли на всех работы в мегаполисе и может ли работа в Интернете «оставлять» людей в своих городах? На вопросы Федерального агентства новостей ответил директор Института общественных наук РАНХиГС при президенте РФ Сергей Зуев.

— Сергей Эдуардович, мы все никак не перестанем сравнивать Москву и «остальную Россию». Каков сейчас разрыв между нашей столицей и другими городами страны?

— По ряду ключевых параметров этот разрыв достигает нескольких раз по степени концентрации финансового капитала. Берите практически любой город России — разница между ним и Москвой раз в 6-7 — к гадалке не ходи. Зарплаты в Москве в 5-6 раз выше, чем по стране. То же самое с уровнем миграции: нашей стране характерен «западный дрейф» внутренней миграции, по большей части, он направлен в Москву. Это касается и образовательных ресурсов, и объемов строительства.

Московская область сейчас на лидирующих позициях по строительству, но это фактически, московская агломерация. Если оценивать по потоку туристов — та же ситуация. В этом смысле Москва находится в «клубе мировых городов», и это вовсе не исключительная особенность России. Мы знаем страны, в которых этот перекос еще больше — Болгария, скажем.

«Преобладание столицы» бьет по глазам, и это имеет ряд негативных последствий. Москва больше похожа на Лос-Анджелес, Шанхай, нежели на «свою же» более близкую Рязань. Но и в других крупных странах наблюдается то же самое. Шанхай отличается от небольшого города. В целом, дизайн жизни городов-миллионников отличен от малых городов. Правда, в Китае, в отличие от нас, есть государственная политика, связанная с судьбой малых городов. Есть города второго и третьего ряда, которые не хуже или лучше, а просто по-другому живут.

— Выгодно ли стране развивать только один мегаполис или стоит так же активно заняться другими нашими городами?

— Разумеется, лучше иметь равномерный ландшафт экономики и качества жизни в стране. Но это процессы не только искусственные, но и естественного порядка. Есть история, связанная с развитием столицы — несколько веков образования Московского царства. Есть реальная объективная действительность сегодняшнего дня: российскому бизнесу важна близость к структурам власти. Все важные коммуникация проходят в Москве, а не в Екатеринбурге или Ростове-на-Дону.

Московская агломерация ограничена даже не административными границами, а реальным фокусом влияния. Она не заканчивается МКАДом или Новой Москвой. Скоро запустят скоростные поезда из Владимира, Тулы, Калуги до Москвы — это вопрос сегодняшнего-завтрашнего дня — и человек за полтора часа сможет оказаться в центре столицы и работать там. При том, что из Подмосковья по пробкам добираться в тот же центр три часа. Мы увидим совсем другой маятник рынка труда. Может случиться так, что Московская агломерация в краткосрочном периоде будет насчитывать 40 млн человек, включая области. Это будет единая экономическая зона, в которой задействована почти треть населения России.

— Отсюда страх — хватит ли на всех работы?

— Работы хватит, это не вопрос количества рабочих мест. Но это отразится на жизни города. Уже сейчас в ЦАО живет 8% населения столицы, а рабочих мест здесь сосредоточено 40%. Простой вопрос «откуда утром и вечером пробки?» не требует ответа. Утром люди едут работать, вечером они едут домой. И чем лучше будут дороги, тем больше будет пробок. Москва — это микрокосм, модель всей страны. Поэтому целый ряд острых вопросов должен решаться не улучшением тяжелой инфраструктуры — дорогами, скоростными поездами — а пространственным маневром. И в Москве, и по всей стране должны появляться привлекательные рабочие места, которые закрепляли бы людей на территории России в совсем других комбинациях.

— Возвращаясь к развитию российских городов: к ним стараются привлечь внимание крупными мероприятиями — форумами, спортивными соревнованиями, конгрессами. Это помогает?

— Само по себе проведение крупного события — это потенциал для города. Но его еще надо превратить в ресурс. В силу нашей культуры это часто носит характер компанейщины. Мы вот сейчас на острове Русский проведем что-то, а потом возникнет другой географический приоритет и на прошлом месте все «сдувается». Да, события оживляют жизнь в городах, но дальше нужна систематическая работа: возможность надо превратить в нечто осязаемое. Не один раз положить асфальт поверх грязи, а последовательно пробивать эту линию развития региона. Проблема в том, что такие проекты опираются на федеральные ресурсы, а не принимают формы многосторонней заинтересованности разных игроков, привязанных к территории. Это как в госпитале: вопрос не в том, как сделать операцию — талантливые хирурги есть. Вопрос с выхаживанием после операции, где нужен целый слой персонала — нянечки, медсестры…

— Сейчас все больше компаний переходит на формат работы, при котором не требуется присутствия в офисе. Может ли это закреплять людей в своих городах?

— В мире это называется «нацией свободных агентов», которые могут работать в проектном режиме: отработали полгода 24 часа в сутки, потом уехали на полгода в Азию. Или дистанционно занимаются консультированием, бухгалтерией. Да, в ряде европейских стран этот рынок составляет почти 30% от общего рынка труда. Но нет, это не приведет к более равномерному распределению людей, потому что значительная доля этого рынка свободных агентов все-таки требует личного контакта со своими клиентами, работодателями. Этот формат скорее проявляет стратегию вторых-третьих домов. Человек может построить себе дом в Калужской области…

— Или на море?

— Нет, на море не может. И на Дальнем Востоке не может. Раз в две недели ему по специфике работы все равно надо приезжать в Москву, встречаться с клиентом время от времени. Распространение этого формата работы может привести к существенному изменению в развитии агломераций — появлению зеленых зон с загородными домами и соответствующей инфраструктурой, но это будет скорее расселение по агломерации, а не по стране. Я не очень верю в полное замещение деловых коммуникаций цифровыми платформами.

— Тогда что Вы скажете о блогерах, которые работают только в социальных сетях и не зависят от личных встреч с партнерами и клиентами?

— Да, процент таких блогеров существует. Есть привлекательные образцы по всему миру, в том числе, в среде нашей российской молодежи — ребята 11-12 лет. Но, чтобы быть успешным блогером, нужно вариться в некотором бульоне — коммуникативном, человеческом. Иначе откуда брать сюжеты? Я не верю в деревенского затворника, который может стать успешным блогером. Он должен находиться в контакте с достаточно обширными человеческими сообществами, чтобы чувствовать свою аудиторию. Примеры удачных блогерских проектов на 90% связаны с крупными городами. Это городской тип мышления, а он формируется за счет обыденной жизни — с кем поговорил, что увидел, услышал в толпе, откуда берешь свои сюжеты.

— Вместе с новыми форматами, с работой в Интернете и социальных сетях к нам проникают новые тренды? Насколько мы открыты к европейскому мышлению, готовы ли принять трансгендеров, активизацию феминистского движения, борьбу за чистую планету и прочие новые концепты мышления?

— Не знаю, как у нас с трансгендерами, если честно, но вообще принятие новых трендов в России часто оборачивается эффектом Хоттабыча. Помните, там пионер попросил у него телефон, Хоттабыч сделал, а потом оказалось, что аппарат полностью пластмассовый. По форме вроде тот, но не работает. Начинки нет. Я это называю «приключениями институтов в России». Они имитируются — вроде есть, а позвонить нельзя. Удачные аналоги получаются, но реже, чем хотелось бы. Некоторые институты встраиваются, потому что они приходят из международной системы и не работать не могут — банковская система, например. А вот институты, которые можно ограничить административными и политическими рамками, все время попадают под «эффект Хоттабыча».

Скажем, миграционная служба — везде есть, но в других странах она про адаптацию, а у нас про то, как слить МВД с ФМС… Но надо сказать, это происходит не только в России, а везде, где на иную культурную почву попадают институты международного значения. В России сильная культурная память, и она отторгает всяческие инновации, она для этого и существует. Здесь нужна тонкая культурная политика, чтобы международные институты — если признана их важность — могли бы у нас интегрироваться. Сами по себе они не заработают. В России, в силу определенной инерции, всегда существовало сильное сопротивление изменениям — и на уровне власти, и на уровне населения. Этому способствовала тысячелетняя история со своими легендами, мифами, стереотипами, мыслью об исключительности. А если мы исключительны — зачем нам принимать чужое? Поэтому, повторюсь, для интеграции нового нужна мудрая культурная политика.