Особое мнение: Константин Эггерт

http://www.youtube.com/watch?v=yi1GxhSPz88

А.Соломин― Здравствуйте! В прямом эфире радио «Эхо Москвы» — программа «Особое мнение». Сейчас в столице 19 часов и 7 минут. Чтобы вы убедились, что мы работаем в прямом эфире, что это не запись, не «консервы».

Меня зовут Алексей Соломин и на прямой связи с нами — журналист Константин Эггерт. Приветствую вас, Константин, добрый день!

К.Эггерт― Приветствую, Алексей, приветствую, уважаемые господа!

А.Соломин― Представляете, начну не с ковида.

К.Эггерт― Этого не может быть.

А.Соломин― Да. Сегодня это может быть. Полу Уилану, известному в России американцы потребовали 18 лет колонии строгого режима по делу о шпионаже. Я хотел вас спросить, зачем России сейчас и так в непростой ситуации вроде бы, когда Владимир Путин пытается нащупать какие-то стороны диалога с Дональдом Трампом, идти на такие жесткие, демонстративные меры? Зачем России нужно сейчас на этом фоне ссориться с США?

К.Эггерт― Алексей, во-первых, я не заметил, чтобы Владимир Путин шел на какие-то меры по налаживанию диалога с Трампом. То, что они раз в три месяца говорят по телефону, так это и Брежнев с Никсоном, с Фордом и с Картером говорил. Ну и что?

Что же касается Пола Уилана, то очевидно совершенно, что это тот самый случай, когда Россия не уступит. Тем более, насколько я понимаю, никаких предложений, пока по крайней мере, о которых мы бы знали, в обмен на смягчение судьбы Уилана не предлагается. Но полагаю, что его вполне может ждать и судьба людей, оказывающихся в его положении раньше. В какой-то момент его могут обменять на какую-то российскую агентуру в Америке.

Я не обсуждаю сейчас вообще никак судебный процесс над ним. Мы ничего о нем не знаем. Мы мало знаем об этом человеке. И я просто говорю, что, скорей всего, ему, конечно, дадут срок, видимо, близкий к этим... сколько там — 16?..

А.Соломин― Запросили 18.

К.Эггерт― Ну, значит, где-то близкое что-то дадут. Через какое-то время наверняка будет возможность обменять и вернуть назад. Обычно так и бывает. Но никаких послаблений, никаких разрядок-2, даже 10-процентной разрядки не будет. К этому на самом деле нет никакого желания, никакой возможности в Вашингтоне, так что…

А.Соломин― Вот я об этом и говорю. А России-то есть желание, Россия-то хочет?

К.Эггерт― Мне кажется, что это уже не настолько важно даже. Важно, что в Вашингтоне возобладал конкретный взгляд на мир, на внешнюю политику. Смотрите, что делает администрация Трампа. За два года она вышла из сделки по Ирану, она вышла из договора о ракетах среднего и малого радиуса действия. Они собирается выйти из договора об открытом небе. И вероятно СНВ-3 будет номером 4 на очереди.

А.Соломин― Дополню ваш список: еще Парижское соглашение и ВОЗ — приостановили.

К.Эггерт: Никаких предложений, о которых мы бы знали, в обмен на смягчение судьбы Уилана не предлагается

К.Эггерт― Совершенно верно. Это тренд, который соответствует взглядам тех республиканцев, которые поддерживают Трампа, я имею в виду политический класс, и в значительной степени потенциального трамповского электората.

И на это накладывается еще один очень важный вопрос. Те люди, которые советуют Трампу в вопросах внешней политики и те, которые формируют его взгляд на мир в этой сфере — а он у него не очень был развит, поскольку он этим не занимался до того, как стал президентом, — эти люди не любят современную путинскую Россию. Они ее одновременно не уважают, и, если честно сказать, не особенно боятся. И подход особенно в результате последних месяцев будет для России не очень хороший Вашингтона. Она воспринимается всё больше как второстепенный игрок, которая в лучшем случае держава номер 3 при современном раскладе сразу за Китаем. Более того, она воспринимается как страна, не скажу, сателлит, но так — младший союзник, младший брат китайского режима.

Это не прибавляет очков России в Вашингтоне. Это не создает настроя, чтобы с ней как-то договариваться. Договоренности, которые начинались, восходят как минимум к Рейгану и Горбачеву. Я имею в виду современная система договоров об разоружении. Можно обсуждать, хорошо или плохо выходит из них Америка — есть тут, очевидно, свои минусы, — но выход сам говорит вот о чем: А нас не беспокоит, что на эту тему скажут в Кремле. Наши военные и технологические возможности такие, что согласен на это Путин или не согласен на это Путин, нас не очень беспокоит. А озабочиваться, беспокоиться о том, как в Кремле это будут воспринимать со статусной точки зрения, нам вообще не с руки, нам не до этого.

Очевидно, и Америка и Запад, на мой взгляд — это я слышу постоянно и в европейских столицах и в Вашингтоне — никто особенно не собирается вмешиваться во внутренние дела России. Никто не будет советовать Путину демократизировать что-то и так далее. потому что понимают, что не демократизируют. Но, как говорится, на внешнем контуре отношение будет в диапазоне от пренебрежительного до враждебного. И это не очень хорошая новость для Москвы, потому что сегодня, смотрите, за последний год что происходило. Когда шел разговор о ракетах среднего и малого радиуса действия. Джон Болтон, который был тогда советником по национальной безопасности, говорил: «Давайте заключим новый договор, но только давайте туда китайцев возьмем, который свои ракеты разрабатывают вне какой-либо рамки. Помогите нам их туда затянуть». И просить не имело смысла. Не затянешь туда никаких китайцев. А не нужно — тогда до свидания!

Открытое небо, тоже, насколько я понимаю, разговор был: «А давайте еще китайцы к этом присоединятся». «Китайцам не надо — ну, тогда нам вообще не надо» — как сказал сенатор Том Коттон, восходящая звезда республиканской партии.

Все эти договоры типа «открытого неба», СНВ — это все равно что видеомагнитофон или кассетная дека — настолько же устаревшее. Можно с этим спорить, но это взгляд, который существует сегодня в Белом доме. И это для московской элиты, которая очень привыкла к тому, что у нее есть что-что, а вот этот эксклюзивный разговор про разоружение, про ядерные боеголовки — это только мы и американцы, это только мы, только наш клуб, состоящий и двух держав. Это больше не работает так. Не работает даже на престиж Москвы, потому что говорят: «Давайте сюда китайцев зовите. У вас же с ними какие-то стратегические вроде бы отношения, господа в Кремле».

А.Соломин― Почти союзнические. Мы и сотрудничаем.

К.Эггерт― Почти союзнические. Ну, в Москве хотят себя этими иллюзиями тешить — пусть тешат дальше, — что они союзниками могут быть с Китаем, ради бога. «Коли не можете своим сотрудникам предложить присоединиться к этим договорам, потому что они теперь большие и сильные, — ну, тогда извините, а вы-то нам как-то О’кей, ладно… Но тоже мы не собираемся уничтожать планету 20 раз (любили считать при «холодной войне)». Наш ядерный или их ядерный потенциал может уничтожить планету 20 рез. Ее один раз можно уничтожить. Кстати, я думаю, с китайским потенциалом вполне достаточно.

А.Соломин― Да и с индийским тоже, наверное, уже.

К.Эггерт― В общем, да.

А.Соломин― Вот вы не согласились с моим тезисом, что Москва вроде бы демонстрирует готовность к налаживанию отношений. А ведь вспомните реакцию Москвы на заявления США о приостановке действия договора открытого неба. Россия, обычно всегда демонстрирующая желание, готовность симметричного ответа, в общем, устранилась от подобных заявлений.

К.Эггерт― А здесь очень сложно сразу давать симметричный ответ, потому что США говорят: «Мы выходим через 6 месяцев. За 6 месяцев, пожалуйста, давайте попробуем наметить новые рамки нового договора об открытом небе. Если ты говоришь сразу — нет, во-первых, ты играешь на руку, естественно, вашингтонским супостатам, вокруг которых крутится весь менталитет нашей, с позволения сказать, элиты.

А, во-вторых, действительно, какая-то надежда есть на дипломатию. Вдруг что-то кто-то о чем-то попробует договориться. Может, в конгрессе решат, что стоит как-то продлить.

Поэтому, я думаю, что жесткие какие-то разговоры пройдут после того, как американцы, действительно, выйдут из этого договора. Я написал у себя об этом в соцсетях. Многие стали мне отвечать: «А какая разница? Сегодня со спутников всё видно». Я поговорил с парой специалистов. Я не специалист в военно-технических вопросах. Там мне объяснили, что все-таки у этих мер есть свои преимущества, которые недостижимы или не до конца достижимы с помощью спутниковой техники.

Но не забудем, совершенно вышли из договора РСМД и теперь выходят из договора об открытом небе, обвиняя Москву в нарушении этих договоров. Они утверждали, что Россия фактически нарушает договор РСМД и утверждают, что не пускают для пролетов над Абхазией, Южной Осетией, Крымом и так далее их самолеты, американские.

Ясно, как на это Москва ответит. Вы говорили, будет ли Москва как-то отвечать. Ну, будет. Если американцы выйдут из договора, понятно: американцы не могут летать над России, Россия не может летать над Америкой.

Я уверен, что Генштаб, МИД, все остальные, кто у нас за это отвечает в России, скажут: «А теперь мы не дадим летать никому из НАТО, потому что, хотя договор не имеет отношения к Варшавскому договору, НАТО и так далее, но страны НАТО, у них единая система обмена развединформацией, поэтому ничего мы не дадим им видеть, потому что они доложат обо всем своим, — как у нас принято говорить в ток-шоу на госканалах, — вашингтонским хозяевам». Так вот, я думаю, что приблизительно такой ответ будет.

Что это будет означать? Это будет означать только одно: США ту часть 700-миллиардного военного бюджета, о котором Трамп говорил 1,5–2 года назад, будут тратить… добавят спутниковому агентству, будут еще больше спутников запускать, они буду еще более высокотехнологичны. Вот, собственно и все.

А.Соломин― Я хотел вернуться к нескольким вашим тезисам, которые можно суммировать под общим определением: Россия Америке не то чтобы очень интересна. Как объяснить тогда решение прагматичных американцев о запуске проекта супер-пупер ракеты, которая, очевидно, является ответом на гипер-звуковые разработки, которые представлял не так давно Владимир Путин?

К.Эггерт― Вы знаете, я думаю, что эта супер-пупер ракета будет нацелена потенциально на любых врагов США. Если Мали разработают свою ядерную программу — на Мали нацелят. Проблема не в этом, а проблема в том, что сегодня основной фокус США, в том числе, и в плане подтверждения своей военной гегемонии в мире — это Китай. Но поскольку тут присутствует Россия, то это значит, будет как-то работать на сдерживание России, пока ее надо будет сдерживать с точки зрения людей в Вашингтоне.

Есть взгляд вашингтонский перенаправлен на Китай, и Кремлю нужно доказывать как-то — и я не исключаю каких-то неожиданных сюрпризов кремлевского руководства опять же на внешнем контуре — не знаю, Украине или Балтии ли, может быть, — чтобы напомнить, что Россия — великая военная держава и не проиграла «холодную войну». Так что здесь могут быть сюрпризы. Но, насколько я понимаю, особенно после пандемии, особенно после лжи китайского коммунистического режима по поводу вируса и всей этой эпидемии…

К.Эггерт: Жесткие какие-то разговоры пройдут после того, как американцы, действительно, выйдут из этого договора

А.Соломин― Ну, как утверждают США.

К.Эггерт― Как утверждают США. Хорошо, я согласен с США. Я верю США и не верю товарищу Си Цзиньпину. Заявляю об этом от всей семьи Эггертов совершенно официально. Так вот я хочу сказать, что в этой связи, конечно, сдерживание Китая будет главной темой для США вне зависимости от того, кто будет президентом — Трамп, Байден, а за ними там Пит Буттиджич или тот же сенатор Том Коттон через то же время — противостояние Китаю будет занимать умы и сердца в Америке, подтягивание к этому европейских союзников — вот это будет главное.

А Россия поскольку постольку, но сейчас ее в Вашингтоне, несомненно, воспринимают скорее как младшего союзника Китая. И, я боюсь, сегодня у Путина, у российского руководства, у Кремля, в общем, больше и опций-то нет. Когда-то они могли занять позицию отстраненного позитивного нейтралитета. Кстати, за это ратовал в своем время Джон Болтон. Он, приезжая в Москву, говорил кремлевским: «Ребята, Китай для вас, возможно, большая проблема чем для нас. У вас 4 тысячи километров граница».

А.Соломин― А вы думаете, Россия недооценивает эту угрозу? Она просто не делится с американскими коллегами своими озабоченностями.

К.Эггерт― Публичное поведение российского руководства никак не демонстрирует этой озабоченности. Возможно, где-то там, в глубинах Генштаба, и всем российским гражданам в это хотелось бы верить.

А.Соломин― Но Россия ведет себя как Штирлиц просто.

К.Эггерт― Сидят какие-то люди в погонах, без погон, я не знаю, с большими умами, можно надеяться и как-то там разрабатывают систему сдерживания Китая. Но это, понимаете, как когда-то у Жванецкого в миниатюре: Они там, у себя за забором производят и там же у себя за забором и потребляют. Никто ничего не знает.

Вся публичная риторика российского политического руководства, все его международные выступления свидетельствуют о том, что Китай воспринимается, действительно, как надежный партнер, союзник, потому что и у российского и китайского руководства есть несколько общих черт: они чувствуют себя не в своей тарелке, это режимы, озабоченные своим выживанием, и те и те очень закомплексованы на теме США. Россия — в связи с поражением в «холодной войне», российское руководство, прежде всего, а китайцы — в связи, понятно, с не очень приятной историей западного колониалистского вмешательства в Китае на протяжении полутора веков, считай, века с лишним.

И в этом смысле два политических режима очень похожи в идейном плане, но на этих двух всхожестях заканчиваются параллели. А всё остальное — это разные размеры ВВП, разные размеры армий, разная цивилизация, разный взгляд на человеческую личность — всё разное.

А.Соломин― Ну, и разные потенциалы.

К.Эггерт― Конечно, разные ВВП, разные военные потенциалы, кроме ядерного. Российский ядерный потенциал значительно больше китайского. Но всё остальное несравнимо. Это не значит, что Россия не может играть какую-то роль на мировой арене, но в новой конфигурации это роль надо играть несколько иначе. На мой взгляд, сегодняшняя внешняя политика уже не первый год шла, шла в тупик и, наконец, в него полностью зашла, как, собственно, и вообще российская политика.

А.Соломин― Константин, последний вопрос по этой теме. Я просто сталкивался неоднократно с таким мнением экспертов, что новый мир снова становится биполярным, только вместо СССР в этой конфигурации занимает Китай.

К.Эггерт― Это и так и не так, с моей точки зрения. Так, потому что, несомненно, в ближайшие годы мы увидим, что Китай будет… это не значит, что у Китая нет проблем, но у Китай ресурсы и амбиции, что самое важное, очень серьезные, и представления о себе очень серьезные. Китайской цивилизации 5 тысяч лет. Китайское руководство, китайская элита заражены вирусом ксенофобии и взгляда сверху вниз на всех абсолютно. И это тоже играет свою роль в политике.

А.Соломин― А как это выражается, извините? Просто хочется увидеть какие-то наглядные примеры?

К.Эггерт: Сдерживание Китая будет главной темой для США вне зависимости от того, кто будет президентом

К.Эггерт― Леша, у нас не очень много сейчас времени. Я скажу, поезжайте, например, в страны Центральной Азии, поезжайте в Африку, поговорите с людьми там о том, как сначала дав деньги, чего потом и как требуют представители китайского режима, в каком тоне разговаривают и так далее. Спросите «Независимую газету», журналисту которой звонил китайский какой-то дипломат и требовал опубликовать это, то, извиняться, что-то еще там он требовал у журналиста.

Но это очень хорошо НРЗБ, потому что опять же вы спросили, будет ли снова биполярный мир — в какой-то степени да, но не двуполярный мир «холодной войны», потому что в отличие от «холодной войны», когда соревновались еще две модели, два взгляда на мир, условно, капиталистический — социалистический, марксистский. Это была конкуренция двух идеологий, которые выросли из определенного набора идей, которые опять же выросли на Западе. То, что случилось в Советском Союзе — это была некая трансформация идей, которые выросли на Западе, всего этого коммунизма, марксизма и так далее.

Я не очень представляю себе, какую сверхзадачу идейную будет решать Китай. Что может предложить Китай в качестве альтернативы западной цивилизации, построенной на идее человека и человеческой личности как образа божия и на самоценность человеческой личности, даже если убрать образ божий? Нечего. В этом смысле это будет другого типа противостояние. Мы не видим огромные толпы людей, желающих сегодня жить так, как живут в Шанхае на улицах Парижа и Вашингтона, Москвы, в конце концов. Зато мы видим людей в Гонконге, героических людей совершенно, сопротивляющихся китайской диктатуре и желающих жить так, как живут в этой самой западной цивилизации. В этом смысле это будет другого типа противостояние.

А.Соломин― К другой теме немножко развернусь. Последнее сообщение о ситуации в Ливии, о том, что войска Хафтара которые, как считается, поддерживается Россия, терпят определенные поражения, уступают позиции. Есть ли у вас понимание того, что Россия может завязнуть еще и в ливийском конфликте более активно? Как вы считаете?

К.Эггерт― Я не думаю, что Россия завязнет в этом конфликте хотя бы потому, что там, насколько я понимаю, нету сейчас большого числа российских военнослужащих, там нет сил и средств Российской армии, которые могли бы там завязнуть официально.

А.Соломин― Говорят, вагнеровцы есть.

К.Эггерт― Вагнеровцы есть, но вагнеровцы, они тем и удобны, что они как бы есть, и их как бы и нет. Поэтому в этом вся суть этого замечательного проекта, потому что всегда можно сказать: «Ну не знаем, какие-то люди… Да, нехорошо. У нас запрещено, но мы не знаем, кто эти люди. Они как-то там просочились… через Панкисское ущелье в Грузии улетели на дельтаплане».

Поэтому я бы сказал, конечно, с точки зрения восприятия происходящего, в том числе, и на Ближнем Востоке, то да, по престижу Москвы, — если, действительно, Хафтар теряет, потому что сообщения оттуда очень противоречивы, прямо скажем, но если это так, то, значит, побеждает Эрдоган, условно говоря, поддерживает международно признанное правительство в Ливии, — это некий удар по престижу Путина и Москвы. Но это, конечно, никакой не новый Вьетнам, об этом речь не идет.

А.Соломин― Короткий перерыв для новостей и рекламы. В YouTube трансляция продолжится.

НОВОСТИ

А.Соломин― Мы продолжаем программу. 19-34 сейчас в российской столице. Я приветствую нашу аудиторию радио «Эхо Москвы», YouTube-канал «Эхо Москвы». Меня зовут Алексей Соломин. И с нами на прямой связи журналист Константин Эггерт.

Константин я в Россию возвращаю вас. Сегодня видели картеж Путина, проезжающий по Новому Арбату, вот мои коллеги сами его видели. И потом появились репортажи из Кремля. И это связали с планами Владимира Путина объявить сегодня о голосовании по конституции, назначить все-таки дату какую-то, причем в ближайшее время. Но этого пока не произошло. Вы как объясняли сегодня эти события?

К.Эггерт― Я тоже думал, что Путин приедет, чтобы подписать этот указ о назначении голосования, потому что, насколько я понимаю, он это должен сделать либо сегодня либо 24 этого не будет.

К.Эггерт: Российский ядерный потенциал значительно больше китайского. Но всё остальное несравнимо

А.Соломин― Ну, там около 30 дней просит ЦИК на подготовку.

К.Эггерт― Не знаю. Насколько я понимаю, это законодательно нужно, чтобы он это сделал не позднее сегодняшнего вечера. Но если этого не произойдет, тогда можно только одно сказать — что, очевидно, Путин посчитал, его пиарщики посчитали, что нужно показать, что президент возвращается к регулярной работе, что он принимает. Кого он там принимал — главу РЖД…

К.Эггерт― Да. Я думаю, это, возможно, связано с этим. Как я могу предсказать? Я тоже думаю, что это из-за указа. Посмотрим, может быть, он его еще подпишет.

А.Соломин― Но в целом поведение Владимира Путина сейчас дает понять, что COVID не так страшен, как его малюют и пора возвращаться к работе? Это некое противоречие тому, что Собянин, например, объявляя, что режим самоизоляции у нас до 31 мая действует?

К.Эггерт― Это какой-то сигнал? К кому, мы не знаем. Иногда эти люди посылают сигналы сами себе, внутри этих 10 лучших семей, которые рулят Россией. Поэтому мы не вполне можем это понять, с чем это связано. Я тоже думал, что это связано с подписание указа.

Очевидно, что, судя по тому, как ловят малейшее изменение цифры каждый день — а вот было 9500, стало 8900, значит, становится лучше — очевидно, что желание сказать обществу, что это всё проходит, что ситуация улучшается, что мы всё тут держим под контролем, оно, конечно, есть, оно есть и у других правительств, это вполне понятно.

Другое дело, если говорить о цифрах, Россия где-то в числе лидеров, догоняет Бразилия, к сожалению, в этом печальном соревновании. Ясно, что выход не будет очень легким. Но если у вас 8900 даже официально — мы сейчас не будем вообще обсуждать, насколько можно верить, — но ясно, что завтра у вас не будет 3 и даже 103. Поэтому выход, очевидно, будет долгий. И я с этим, кстати, связываю все заявления премьера Мишустина о том, что хорошо бы не ехать за границу. Об этом говорила Попова, насколько я помню, раньше, Валентина Матвиенко. Этот настрой, что мы, может быть, закроем страну до осени, а, может быть, и дольше, по-моему, вот это точно довольно серьезно. Это мы можем, исходя из всех этих сигналов, сказать. Россия, мы знаем, раньше была страна советов, теперь страна сигналов. Здесь же нет открытой политики.

А.Соломин― Я же об этом и говорю — нет ли здесь противоречия сигнала, который дает Владимир Путин тому сигналу, который дают все остальные.

К.Эггерт― Посмотрите, с одной стороны, губернаторы регионов, которые, внезапно оказалось, довольно самостоятельные люди, они не звонят в Кремль, как раньше, и не спрашивают, что им есть, курицу или НРЗБ, они говорят: «Мы готовимся выходить». Я так понимаю, что, видимо, как всегда, как только чуть-чуть стало лучше, в Кремле возник традиционный запрос российского двора на хорошие новости для начальства. Вот начальство испытает потребность в хорошей новости. Надо обеспечить, это ваша задача, если вы руководите страной.

Но, я думаю, что Собянин, конечно, будет осторожен, потому что если в Москве начнется вторая волна, то он на виду, это не Липецк, ему не удастся просто так: «Извините, я не знал…». Ясно, что здесь каждый играет в определенной степени свою игру. Мы привыкли смотреть на нынешний российским режим так, как мы не него смотрели до… 31-го марта был объявлен карантин в России? Ну, де факто карантин.

А.Соломин― До 31 мая в Москве…

К.Эггерт: Вагнеровцы, они тем и удобны, что они как бы есть, и их как бы и нет

К.Эггерт― Нет, объявлен был 31 марта, правильно? Вот мы до этого смотрели и думали, что это такая монолитная вертикаль с такими очень волевыми, решительными людьми наверху, которые скажут Солнцу остановиться — она остановится, скажут Луне взойти в полдень — взойдет. А оказалось, ничего подобного, оказалось, что в нужный момент всё все равно перекладываются на губернаторов, оказалось, что в нужный момент, собственно, и решения принимаются не сказать, что очень быстро и не сказать, что организованно. Я не говорю, что это только в России. Но я говорю о том, что имидж-то был другой до этого. Другие-то такой имидж не проецировали, какие-нибудь там греки, условно говоря.

А.Соломин― Мы не наблюдаем просто за ними, объективно говоря, внимательно, поэтому не видим.

К.Эггерт― Здесь мы имеем то, что имеем. Мы имеем очевидно совершенно довольно рыхлую, не очень решительную политическую систему, в которой внезапно всё отдали исполнителям. Исполнители к этому не привыкли, они на ходу пытаются жонглировать чем-то, они догадываются, что надо докладывать наверх. Кто посильнее, особенно этого может и не стараться делать. Если ты начальник Москвы, а не Липецка, у тебя другие права, другая роль. Поэтому не стоит это всё так воспринимать, как воспринимали до 31 марта. Это рыхлая система во главе с пожилыми, не очень быстро реагирующими на всё людьми.

А.Соломин― Без эйджизма, Константин.

К.Эггерт― Я сам человек приблизительно… я моложе этих людей немножко. Без эйджизма. Ну, хорошо, это люди, скажем, не очень современные по взглядам. Может быть, им и 40. Вот они такие, какие оны и есть. Вот так весь этот правящий класс страной и руководит. В момент COVID мы это и узнали. Это не Северная Корея, но это и не Южная Корея. Никакой вертикали, она зыбкая, она, грубо говоря, по ряду вопросов. Денег маловато. Медицинская система тухлая. Ну, вот так.

А.Соломин― С этим можно спорить. То есть такой вывод можно было бы сделать, если бы медицинская система показала свою полную недееспособность. Но пока уровень заболеваемости тяжелых больных, которые госпитализируются, не заполняют все койки Москвы, во всяком случае. Я не, честно говоря, не знаю, в отдельных регионах, может быть, и происходит какой-то ужас… Надо смотреть, не все публикуют сейчас это активно, не все хвастаются этим…

К.Эггерт― Я не вирусолог и не специалист по системе здравоохранения…

А.Соломин― Просто сложно оценивать ее эффективность, пока она не продемонстрировала какие-то…

К.Эггерт― У нас очень много информации, которая приходит из соцсетей о переполненных больницах, о нагрузках, об умирающих врачах. Я знаю, что вы скажете, вы хороший ведущий, вы скажете — не только в России. Да. Не только в России. Нас интересует Россия, нас интересуют 20 лет вставания с колен при наличии гигантских запасов сырья, которое можно было использовать для модернизации этой самой системы. Неожиданность? Да, для многих это было неожиданностью, и не только для России, конечно.

Как справились? Да, итоги будем подводить позже, но абсолютно ясно, что система, по крайней мере, в российской провинции недостаточно хороша, иначе не имели бы мы вот этих все — не будем конкретных людей называть — губернаторских разговорчиков про необходимость снижать заболеваемость. Не было бы такого желания придерживаться методики тотально скомпрометировавшей себя ВОЗ, при которой человек умер от диабета, хотя на самом деле ясно, что этот диабет, может быть, продолжался бы 10 лет, если бы не было COVID — ну, символически диабет, — сердечнососудистая недостаточность.

По-моему, для страны и для политического руководства, так много говорившего о прорыве вперед, о величии, тут результаты, так скажем, скромные, не катастрофические, наверное, но скромные. И, я думаю, что это будет темой для размышления, прежде всего, у граждан.

А.Соломин― Как вы думаете, можно ли относится к тому, как действуют губернаторы, представители исполнительной власти, как к некоторого рода смотринам невест, потому что все-таки кому-то придется руководить страной после Владимира Путина? И наверняка же он присматривается к хорошему менеджеру?

К.Эггерт― А теперь вы перешли на эйджизм. Как так вы можете говорить?

А.Соломин― Но когда-нибудь его сроки закончатся. Не вечно же продлять.

К.Эггерт― И мы с вами не будем вечно сидеть перед этим экраном.

А.Соломин― Это правда.

К.Эггерт: Россия, мы знаем, раньше была страна советов, теперь страна сигналов. Здесь же нет открытой политики

К.Эггерт― Я думаю, что в какой-то степени это так. Что присматриваются, смотря на тех, кто может менять нынешних людей — конечно, да, в таких системах такого рода разговоры есть. Это очень напоминает поздние советы. Это напоминает и период позднего Сталина, позднего Брежнева — вот эти все гадания, кто куда пошел, поднялся…

Мы с вами несколько минут назад обсуждали голосование по поправкам Конституции. В этой системе один человек по-прежнему решает всё. Не ждите объявления каких-то преемников ни завтра, ни послезавтра, ни через два года. Если он есть и будут, о них вам никто ничего не скажет. А поэтому все эти смотрины — это наши с вами рассуждения в эфире радио «Эхо Москвы».

А.Соломин― Спасибо большое! Это журналист Константин Эггерт в эфире радиостанции «Эхо Москвы». Приглашаю наших слушателей и зрителей оставлять свои комментарии под этим видео или на сайте «Эхо Москвы», высказывайте свои точки зрения.

В ближайшее время в эфире «Эха Москвы» после 20 часов — программа «Полный Альбац». Сегодня гостем Евгении Марковны Альбац будет вирусолог, заместитель директора по науке Федерального агентства в области пищевой продукции лекарств США Константин Чумаков. После 9 — «Личный прием» с Евгением Ройзман. В 22 сегодня — «Разбор полета». И гость этой программы — политик, предприниматель Константин Боровой. Меня зовут Алексей Соломин. Еще раз напомню, что это было «Особое мнение» журналиста Константина Эггерта. Спасибо большое!