"Вера моих отцов": Взгляд старообрядца на Раскол XVII века и его последствия
Ровно сто лет назад, когда Российская империя уже рухнула, а ее осколки погрузились в хаос Гражданской войны, в Москве проходили заседания Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов. Собора, актуальность решений которого была крайне важна не только в условиях революционной смуты, но сохраняется и сегодня. Среди вопросов, которые ставились в те дни, было обсуждение Раскола XVII века – того, как можно исцелить эту рану, повлиявшую и на социальный раздор века XX.
Недавно в серии "Взгляд на Собор" вышла книга известного общественного деятеля, исполнительного директора Фонда Святителя Григория Богослова, члена Совета Общества "Двуглавый орел" Леонида Севастьянова "Параллельная история России, или Вера моих отцов", посвященная старообрядческой проблематике. Автор, потомственный старообрядец, рассказал "Царьграду" об этом издании и поделился своими мыслями, как русские православные люди, искусственно разделенные три с половиной столетия назад, могли бы найти пути к постепенному сближению.
"Царьград": В последние годы вышло немало исследований по истории старообрядчества, а также полемической литературы, порой направленной на усугубление Раскола, работ же, направленных на поиск путей сближения практически нет. Как родилась идея Вашей книги?
Леонид Севастьянов: Над книгой я работал 8 лет, а ее задумка родилась еще в 2008 году. Тогда же появилось и название "Вера моих отцов". Мой отец прожил очень интересную жизнь: в советское время он был одновременно и антикоммунистическим диссидентом, и старообрядческим активистом, а вместе с тем – предпринимателем: еще в 1950-х он начал заниматься антиквариатом. И всю жизнь он хотел написать книгу, однако в советские годы не решался, потом до этого как-то не дошло, а в 2006 году отец скончался. Но вскоре эта идея родилась у меня.
Фото: Телеканал "Царьград"
"Ц.": Старообрядцев со стороны воспринимают людьми замкнутыми, сторонящимися внешнего мира, и действительно, многие из них считают свои согласия полностью самодостаточными, не переживают из-за застаревшего Раскола. Это серьезная проблема?
Л. С.: На самом деле в сегодняшних условиях опаснее даже не это, а кризис идентичности. И он касается всех нас, в том числе и старообрядцев, точнее, потомков старообрядцев. И это – наша общая беда, как Русской Православной Церкви, так и старообрядческих согласий. Многие люди заходят в храм только для того, чтобы поставить свечу, крестить младенца или отпеть усопшего. И всё.
"Ц.": Поэтому Вы и решили напомнить потомкам старообрядцев о вере их отцов?
Л. С.: Именно так. Причем не только тем, кто сейчас пребывает в старообрядческих согласиях. По самым скромным подсчетам, около 50% чад Русской Православной Церкви в России имеют старообрядческие корни. В первую очередь, это касается великороссов, поскольку, в отличие от малороссийских и белорусских областей, где церковная реформа проводилась раньше, и это делалось постепенно, в Центральной России сопротивление насильственным изменением богослужебных чинов и книг было куда масштабнее. И конечно, замалчивать о старообрядчестве, ставшем частью нашего культурного кода, частью нашего ДНК, сегодня просто преступно. Именно поэтому первая часть названия моей книги - "Параллельная история России". Речь не о "государстве в государстве", но о его невидимой части, той части русского континента, который ушел в тень в последние века.
"Ц.": На уроках литературы в школе современные дети проходят "Житие протопопа Аввакума", однако не понимают глубины трагедии этого человека.
Л. С.: Более того, даже солидные историки Церкви не могут в этом разобраться. А ведь это был не только родоначальник русской литературы, но и фактически первый единоверец. Да, он был очень жёсток, порой жесток в полемике, но до последнего сохранял единство с Церковью, протестуя даже не против церковной реформы как таковой, а против того, как она проводилась. А ведь в те годы вся церковная старина запрещалась и откровенно хулилась. И протопоп Аввакум до последнего, вплоть до так называемого "Большого московского собора" 1666-1667 годов, сохранял единство с Церковью, пока его насильственно не изгнали, пока не анафематствовали всех приверженцев церковной старины, по сути, прокляв богослужебные чины и обряды всех древнерусских святых, включая преподобного Сергия Радонежского.
Черный собор. Восстание Соловецкого монастыря против новопечатных книг в 1666 году. С. Д. Милорадович. 1885 год. Фото: ruvera.ru
"Ц.": И здесь, как мне кажется, нам стоит вернуться к тому, с чего мы начали разговор. Ваша книга во многом посвящена поиску взаимоуважительного диалога, основанного на общем устремлении к возрождению веры отцов. В Русской Православной Церкви этот путь начался именно на Поместном Соборе 1917-1918 годов.
Л. С.: На Соборе, значение которого до сих пор недооценено. Мы знаем, в каких условиях он проходил, а особенно то, что началось в нашей стране чуть позже, в 1920-30-х годах. Реализовать соборные деяния на практике было практически невозможно, но его дух был отражен и в других, более поздних деяниях священноначалия Русской Православной Церкви. Включая отмену ошибочных, несправедливых, по мнению же большинства старообрядцев – поистине преступных "клятв" ("анафематствований") 1666-1667 годов, направленных против всей древнерусской богослужебной традиции.
"Ц.": Это произошло на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1971 году. Шаг навстречу старообрядцам был сделан, но прошло уже почти полвека, а "воз и ныне там". Чего не хватает?
Л. С.: Прежде всего, не хватает понимания того, что произошло три с половиной века назад. Того, почему люди за двуперстие, "за единый аз" (в пореформенном Символе веры в ходе богослужебной реформы в числе прочего удалили союз "а" – кириллическую букву "аз" – М. Т.) были готовы расстаться с жизнью. Это в нашем сегодняшнем, современном мире мы порой теплохладно, равнодушно относимся к важнейшим вопросам, будь то этические или богословские, а тогда, в XVII веке, то, что большинству из нас кажется "мелочью", было для православных людей важнейшими вопросами их веры, куда более важными, чем земная жизнь.
"Ц.": Наверное, проще всего это объяснить "невежеством"?
Л. С.: Так обычно и делают. Забывая, что эти старообрядческие "невежды" впоследствии были родоначальниками русского театрального движения, как тот же Станиславский, создавали отечественную промышленность. Так, русское экономическое чудо конца XIX – начала XX веков во многом было связано с тем, что старообрядческое купечество, наконец, обрело свободу действий. И на этом взлете большевики сделали все, чтобы его уничтожить, чтобы лишить русских открывшейся перспективы национального возрождения.
"Ц.": И здесь, конечно, нельзя не затронуть вопрос старообрядческой роли в революции 1917 года. Насколько обоснованы обвинения староверов в том, что именно они спонсировали смуту?
Л. С.: Этот вопрос я тоже затрагиваю в своей книге. Ответить на него непросто. Действительно, старообрядческие предприниматели принимали участие в праволиберальном движении: партиях октябристов и прогрессистов. Но это не были революционные партии. Они выступали за умеренные реформы, затрагивающие не столько политическую, сколько экономическую систему. Ну а то, что некоторые антистарообрядческие публицисты пытаются приписать староверам участие в убийстве Николая II – не выдерживает никакой критики, это просто "кровавый навет".
Кстати, во времена, когда лондонские сидельцы Герцен и Кельсиев пытались еще в XIX веке устроить смуту в России руками старообрядцев, зная их угнетенное положение, один из старообрядческих епископов Белокриницкой иерархии (сегодняшней Русской Православной старообрядческой Церкви) выпустил воззвание против революционеров. В этом крайне интересном документе есть и такие строки (замечу, что владыка писал это в период Польского мятежа 1863 года):
К сим же завещеваю вам, возлюбленнии: всякое благоразумие и благопокорение покажите пред Царем вашим, в чем не повреждается вера и благочестие, и от всех враг его и изменников удаляйтесь и бегайте, якоже от мятежных крамольников поляков, тако наипаче от злокозненных безбожников, гнездящихся в Лондоне, и оттуду своими писании возмущающих европейския державы и рассевающих плевельное учение треокаяннаго онаго врага Христова, тмократному проклятию подлежащаго, сосуда сатанина, всенечестивейшаго Вольтера, возмутившаго всю вселенную своим диавольским учением".
Староверы. Фото: www.globallookpress.com
"Ц.": Очень актуальные слова и для нас сегодняшних. То есть старообрядцы никогда не были антимонархистами, как их некоторые пытаются представить?
Л. С.: Конечно, нет. Я и сам убежденный монархист, только моя монархическая модель несколько отличается от предлагаемой большинством современных монархистов. Мой идеал находится не в петровской и послепетровской империи, а в Русском царстве, в той идее Третьего Рима, которую Московская Русь восприняла от Ромейского царства, Византии в XVI веке.
Время Ивана Грозного – это и величайший церковный Стоглавый собор 1551 года, и геополитическое утверждение России, и, что самое главное, осознание нашей страны как места, выражаясь языком ветхозаветной традиции, присутствия Божественной "шехины". То есть непосредственного пребывания Бога, Святого Духа. Третий Рим – это ведь не просто красивые слова, это и есть та самая "Святая святых" богоизбранного народа, который в корне неверно отождествлять с одним этносом. Шехина перемещалась: сначала Святой град Иерусалим, потом – Ветхий Рим, затем – Рим Новый, Константинополь, и, наконец, Москва.
Смысл шехины – это "суверенитет истины". Мы должны вернуть себе осознание того, что истина – это не что-то далекое, принадлежащее грекам, немцам или американцам. Ведь именно отсюда – Раскол XVII века, поклонение западным социалистическим идеям и, наконец, благоговение современных либералов перед Западом. Именно отсюда – революции, войны и санкции. Только когда мы, наконец, вернем себе осознание, что истина – у нас, то многое изменится. В этом, на мой взгляд, и заключается "идеология старообрядчества", наш, говоря современным языком, "месседж" чрез века.
"Ц.": Очень интересная мысль, требующая серьезного осмысления и отдельного обсуждения. Но давайте вернемся к вопросу, который красной нитью проходит через всю Вашу книгу: как сделать так, чтобы русские православные люди разных богослужебных традиций после 350 лет Раскола смогли, наконец, повернуться навстречу друг к другу?
Л. С.: Это – наша общая задача. Сегодня в Русской Православной Церкви активно возрождаются старообрядческие приходы. Их также называют "единоверческими" и "старообрядными". По благословению Святейшего Патриарха, я, старообрядец, был включен в Комиссию Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, которая курирует взаимоотношение Русской Православной Церкви со старообрядческими согласиями, а также деятельность упомянутых приходов. И я вижу, что чем активнее расширяется единоверческое движение, тем больший интерес к диалогу возникает со стороны старообрядческих согласий.
"Ц.": То есть чем больше в Русской Православной Церкви обращают внимания на то, что старообрядцы именуют "древлим благочестием", и это также можно назвать "каноническим порядком", тем больше взаимных симпатий друг к другу?
Л. С.: Конечно. И это даже не "взаимная симпатия", а просто осознание того, что все мы – русские православные люди. В Синодальный период, пришедшийся в XVIII – XIX века, Русская Православная Церковь получила совершенно чуждое старообрядческому слуху наименование: "Греко-российская православно-кафолическая". Староверы понимали: это какое-то нерусское и не совсем православное религиозное течение, внесение в Православие западных напластований: католических, а еще больше – лютеранских. Какой мог быть диалог с этими людьми, которые, к тому же, делают все, чтобы вытравить из русского народа все дораскольное. Вытравить насильно.
Но в XX веке очень многое изменилось. Конечно, перемены начались раньше, но сейчас в Русской Православной Церкви очень сильны позиции тех, кого можно назвать "традиционалистами", кто также ратует за возвращение к вере отцов. Конечно, речь идет не о том, чтобы завтра-послезавтра все начали креститься двуперстно и молиться по старым книгам, а через неделю произошло наше воссоединение. Речь о том, что для начала нам всем важно преодолеть тот кризис идентичности, о котором я говорил раньше, воспринять веру наших отцов как образец, как эталон. Позволю себе процитировать очень важные слова митрополита Илариона на эту тему:
Старый обряд в определенном смысле является эталоном для церковной жизни, для литургического творчества. Когда мы участвуем в богослужении, совершаемом по старому обряду, мы не только узнаем, как молились наши предки, но мы еще и узнаем нечто важное о том, как нужно молиться и что такое церковное литургическое творчество в рамках церковных канонов".
"Ц.": И очень важно, что Святейший Патриарх Кирилл полностью разделяет это мнение и еще в свою бытность главой Отдела внешних церковных связей многое делал для возрождения единоверческого движения в Русской Православной Церкви, практически уничтоженного в советские годы.
Л. С.: Да, это так. Всероссийский Поместный Собор 1917-1918 годов установил для единоверцев целый епископат, Святейший Патриарх Тихон лично рукоположил нескольких единоверческих архиереев, но после трагического 1937-го не осталось ни одного. По моему глубочайшему убеждению, этот епископат необходимо возродить, он не только значительно усилит единоверческие приходы, но и поднимет авторитет Русской Православной Церкви среди старообрядцев разных согласий. Ведь тогда мы сможем вести диалог на одном языке. А ведь именно это сегодня – самое главное.