Доктор Дымов без «Попрыгуньи». Вся поднаготная чеховского рассказа о взаимоотношениях русской интеллигенции и русской богемы
Обычно, автор, зная за собою страсть к иронии и всевозможным обобщениям, вовсе не хочет, чтобы прототип прознал о своей роли.
Каноническим образцом русского интеллигента принято считать Осипа Дымова, героя рассказа Чехова «Попрыгунья». Он максимально соответствовал этому образцу — умный, талантливый, скромный, снисходительный к недостаткам близких. Да еще и жертвенный — спасая мальчика от дифтерита, заразился сам, хотя прекрасно понимал, чем это чревато. А между тем у Дымова был прототип, который проделал аналогичную операцию в реальной жизни — и, к сожалению, с тем же исходом.
Прототипы — материя зыбкая. Редко когда автор радостно всем сообщает, с кого именно он списал своих героев. Обычно, автор, зная за собою страсть к иронии и всевозможным обобщениям, вовсе не хочет, чтобы прототип прознал о своей роли. В частности, художник Рябовский, списанный Чеховым со своего приятеля Исаака Левитана, всячески пытается на прототип не походить. Во всяком случае, в деталях.
Исаак Ильич Левитан, автопортрет (1880 г.). Изображение с сайта wikipedia.org
Антон Павлович всеми силами старается дать понять, что вовсе не Левитан прототип Рябовского. Если Левитан пейзажист, то Рябовский делается анималистом и жарнистом. Левитан радикальный брюнет — Рябовский голубоглаз. Левитану 32 года — Рябовскому 25. Но — хитрость не удается: Левитан узнан и осмеян обществом.
Чехов пытается оправдаться, указывает на некую типичность ситуации («Главная улика — внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор, и живет она с художником»). Дело, тем не менее, заканчивается скандалом, в результате которого бывшие друзья прекращают общаться на годы.
Сюжет
Напомним, однако, сюжет. В Москве, в одном из переулков живет молодая семья. Он — начинающий, но подающий надежды доктор. Она — та самая «попрыгунья», симпатичная, энергичная и экзальтированная дамочка, которую тянет к «прекрасному» — к миру богемы. Героиня практически не замечает своего супруга, предпочитая общество художников, актеров, литераторов. Она и сама то участвует в дачных спектаклях, то берет уроки живописи, то затевает что-нибудь еще, такое же изысканное и не имеющее отношения к приземленному миру, в котором живет ее муж.
Автограф рассказа А.П.Чехова «Попрыгунья» (1892 г.). Фото с сайта wikipedia.org
С учителем живописи у нее роман. Они даже вместе едут на этюды, где дамочка, совершенно неожиданно для нее самой, надоедает ветреному художнику (тому самому Левитану — Рябовскому). Этот факт действует на даму отрезвляюще — она решает полностью изменить свою жизнь, расстаться с богемой и стать образцовой супругой. Но поезд, что называется, ушел. За то время, пока шли «этюды» в окрестностях города Плеса, «попрыгунья» окончательно привязалась к красавцу-художнику. И теперь это неразделенное чувство мешает обоим. Да и доктору Дымову тоже. Он, наконец, начинает догадываться, что происходит.
Финал трагический и героический одновременно. Осип Дымов совершает истинный гражданский подвиг — рискуя жизнью, отсасывает у мальчика дифтеритные пленки, заражается, заболевает тяжелой формой дифтерита и умирает.
Его друг доктор Коростелев, всегда тихий и кроткий, наконец-то срывается:"Это, если всех нас сравнить с ним, был великий, необыкновенный человек! Какие дарования! Какие надежды он подавал нам всем!.. Господи боже мой, это был бы такой ученый, какого теперь с огнем не найдешь. Оська Дымов, Оська Дымов, что ты наделал! Ай-ай, боже мой!.. Добрая, чистая, любящая душа — не человек, а стекло! Служил науке и умер от науки. А работал, как вол, день и ночь, никто его не щадил, и молодой ученый, будущий профессор, должен был искать себе практику и по ночам заниматься переводами, чтобы платить вот за эти... подлые тряпки!.. И сам себя не щадил, и его не щадили. Э, да что, в сущности!«
Попрыгунья же жалела только об одном — что просмотрела, упустила, «прозевала» Дымова. Не на того поставила. Она ведь даже не догадывалась, что ее Дымов, простой, скучный, домашний Дымов — в своей области гораздо более значительная величина, чем все ее актеры и писатели-любители. Требовалось лишь чуть-чуть подождать, и она была бы женой мировой знаменитости.
Реальность
Выйдем, впрочем, из нетвердой и обманчивой атмосферы художественных вымыслов к жизненным реалиям. Прототип Осипа Дымова, известный московский врач, ординатор Московского же военного госпиталя, основатель фонда в целях учреждения премии имени Пирогова и редактор Летописей Хирургического Общества Илларион Иванович Дуброво жил в доме 17 на Пречистенке. Здание тогда уже считалось историческим — до этого оно принадлежало легендарному поэту-партизану Денису Давыдову.
Москва, ул. Пречистенка, дом 17. современный вид усадьбы Дениса Давыдова
Скрыть объявление
Тут нужно сказать, что прототипом Дымова Илларион Иванович мог считаться вовсе не потому, что имел отношение к известному любовному треугольнику (тут героев лирической истории любознательные современники вычислили быстро — ими были назначены полицейский врач Дмитрий Павлович Кувшинников и его жена, Софья Петровна — любительница искусств, хозяйка салона, сама художница; одну из ее работ даже приобрел Павел Третьяков), а потому, что совершил врачебный поступок, который не мог не запомниться молодому врачу Чехову.
Софья Петровна и Дмитрий Павлович Кувшинниковы, фото нач. 20 в. с сайта wikipedia.org
В отличие от Дымова Дуброво вовсе не был подающим надежды молодым человеком — речь идет о признанном светиле медицины. Да и впечатления два доктора производили — если выдуманный выглядел как классический, чуть ли не пародийный русский интеллигент (а иначе и быть не могло, ведь «Попрыгунья», по большому счету, рассказ о взаимоотношениях русской интеллигенции и русской богемы), то его реальный коллега, военврач, участник русско-турецкой войны 1877 — 1878 годов и человек во всех отношениях бывалый, отличался, скорее, не кротостью и застенчивостью, а решительностью и брутальностью. Но, не смотря на это, москвичи его знали как доктора доброго, заботливого и участливого.
Портрет Софьи Петровны Кувшинниковой кисти .И. Левитана(1888 г.). Изображение с сайта wikipedia.org
Брат Иллариона Ивановича вспоминал о его детстве: «Очень красивый, живой и не по годам умный и развитой мальчик, он был единственной радостью, гордостью и надеждой матери... Отец, мелкий провинциальный чиновник, выбрал для него ту же стезю, но мать не разделяла взглядов отца на пьяное чиновничье счастье, строившееся на несчастье ближних».
Род Дуброво — что, впрочем, явствует из фамилии — имеет малороссийские корни. Доктор родился в 1843 году в селе Смелое Ромненского уезда Полтавской губернии. На выбор профессии, безусловно, повлияла семейная трагедия. Три его маленьких брата умерли в детстве от дифтерита. Это же, без сомнения, впоследствии повлияло на решение проводить рискованную операцию.
Гимназию окончил в Кишиневе, университет (естественный факультет) в Петербурге, затем была Санкт-Петербургская медико-хирургическая академия. Образование более чем основательное. В 1870 году господин Дуброво получил звание лекаря. Затем — стажировка во Франции, русско-турецкий фронт (притом именно фронт, передовая), где он был военным врачом-хирургом, по окончании войны — блестящая защита докторской диссертации, 9 научных статей, орден Святого Владимира.
То есть весенним вечером 1883 года, когда заплаканные соседи попросили Иллариона Ивановича осмотреть умирающую девушку, они обратились не к начинающему эскулапу, каковым был Осип Дымов, а к человеку состоявшемуся и представлявшему для России, будем уж называть вещи своими именами, немалую ценность. Но на решение доктора сей факт не повлиял и повлиять не мог.
В результате 29 мая 1883 года «Московские ведомости» сообщили: «27 мая в 2 часа утра скончался доктор медицины Илларион Иванович Дуброво, сделавшись жертвой самоотвержения; 20 мая, ночью, покойный был приглашен к дочери шуйского предводителя дворянства Куроедова, 17-летней девушке, для операции трахеотомии, по случаю дифтерита. Благополучно окончив операцию, он посредством трубки высасывал из гортани дифтерические пленки, заразился сам и скончался, проболев всего 6 дней. Потеря, понесенная в его лице для науки и человечества, невознаградима. Мы убеждены, что знавшие покойного отнесутся с большим прискорбием к преждевременной кончине честного труженика и истинно гуманного человека».
Смерть врача стала сенсацией. Лев Толстой писал: «Нынче пришла мне мысль картинок с надписями. У меня есть два. Один доктор, высосавший яд дифтерийный и умерший. Другой учитель в Туле, вытаскивающий детей из своего заведения и погибший в пожаре».
Чехов, разумеется, не мог не знать об этом случае — мало того, что о нем говорила вся Москва, так ведь Антон Павлович — именно в то время, с 1879 по 1884 годы — обучался медицине на одном курсе с братом героя, Василием Дуброво (впоследствии назвавшем собственного сына в честь покойного дядюшки Илларионом). И, наверняка, Чехов немало об этой истории слышал, что называется, из неофициальных источников. И здесь Антон Павлович, ни в коей мере не связанный этическими рамками, случалось, проговаривался в самых незначительных мелочах. Вплоть до созвучности фамилий лучших друзей двух докторов — у Дымова это был Коростелев, а у Дуброво — Костырев.
Знал писатель также и о том, что авторы некролога несколько покривили душой — Софья Васильевна Куроедова, увы, скончалась на следующий день после операции. Болезнь оказалась сильнее.
Видимо, сотрудники редакции подумали, что это принизит заслуги врача — дескать, не бывает подвига без, пусть посмертного, но все таки триумфа.
Хотя на самом деле все совсем наоборот — если врач знал, что шансы на выздоровление малы (а он в принципе не мог этого не знать), и все равно пошел на риск, то это поднимает значение его подвига на совершенно космические высоты.
Алексей Митрофанов
Из: Милосердие.ру
Заглавное фото: Кадр из фильма С.Самсонова «Попрыгунья» (1955 г.): Сергей Бондарчук — доктор Осип Степанович Дымов, Людмила Целиковская — Ольга Ивановна Дымова