От Брейвика до Брексита

О терроризме и том, как на него реагируют власти и общество

Политический терроризм – явление, своей природой во многом дающее ответ на всегда актуальный вопрос о роли личности в истории. Ответ таков: личность и объективные общественно-политические тенденции дополняют и подталкивают вперед друг друга. Многие акты политического терроризма серьезно меняли ход истории, но практически каждое из них, в свою очередь, так или иначе вытекало из предыдущих исторических событий, а не было исключительно взбалмошным актом индивидуальной воли. Даже убийство симпатичной и абсолютно безобидной австрийской императрицы Елизаветы неуравновешенным итальянским анархистом Лукени, для которого не имело разницы, какую августейшую особу казнить (изначально на роль жертвы планировался принц Орлеанский), – и то было опосредованным следствием роста европейских революционных настроений и предвоенной наэлектризованности атмосферы. А вот в терроризме социально-бытовом, имеющем личные причины и порожденном обидой террориста на не понимающее и обижающее его окружение, под удар попадают если не конкретные обидчики, то люди вообще, без разбора по классам и стратам. Скажем, чешка Ольга Гепнарова, в 1975 году передавившая грузовиком группу ожидавших трамвая пражан, мстила именно расплывчато понимаемому обществу и едва ли не человечеству в целом. Жертвами, правда, оказались сплошь люди преклонных лет, но Гепнарова, в отличие от Матвея Ганапольского, ненавистью конкретно к социальной группе «пенсионеры» не страдала, просто время дня было рабочее, и на остановке оказались в основном неработающие граждане.

ПО ТЕМЕ: (статья) День взятия Ниццы террористами

Прогремевшее на весь мир ровно пять лет назад побоище в исполнении Андерса Брейвика было именно классическим террористическим выпадом с четким и демонстративно обозначенным политическим генезисом. Брейвик специально и не раз проговорил на суде и в своем манифесте, почему он решил перебить молодую поросль правящей в Норвегии партии: перейти все мыслимые морально-этические границы и «слететь с катушек» его заставило то, что ранее с «катушек слетела» норвежская и, шире, европейская элита. К убийству молодых активистов Рабочей партии Бревика подтолкнуло планомерное убийство – как он считал – этой партией и вообще европейским леволибералитетом Норвегии и Европы.

Громкое ответное «не запугаешь!» выглядит, наверное, самой адекватной реакцией на терроризм, вне зависимости от степени правоты пострадавшей стороны, просто исходя из законов политической борьбы. Тем не менее, «не запугаешь!» бывает разное. Заявить по горячим следам о своей непоколебимости – дело нужное, но осмыслить для себя причины произошедшего и сделать выводы на перспективу все равно нужно. Так вот, выводы правящий в Европе леволиберальный класс сделал совершенно не те. С одной стороны, он отрефлексировал бойню как нечто иррациональное, лишенное логики, безумное не столько по форме, сколько по сути. Примерно так же Израиль трактует холокост как иррациональное и уникальное событие, отказывая другим геноцидам, в частности, геноциду армян, в праве на сравнение с ним. Поистине религиозная, я бы сказал, языческая вера в необратимость и естественную, природную, онтологическую безальтернативность глобализации и понятого в либеральном духе прогресса заставляет европейских властителей дум и кабинетов воспринимать несогласных как сумасшедших еретиков, причем слово «еретик» здесь ключевое, обычных сумасшедших среди самих либералов хватает.

С другой стороны, леволибералитет страшно разозлило, что общество и некоторые интеллектуалы робко попытались все-таки разобраться в феномене Брейвика и увидеть в побоище измерения, выходящие за узкие пределы самого побоища. С умалишенного еретика Брейвика и взятки гладки, а вот попытка найти в его словах и действиях некий предмет для обсуждения, пусть даже совсем не для оправдания преступника, это практически пособничество фашизму. Сим грозным клеймом любое обсуждение кровавой драмы и было заблокировано.

Более того, Старый Свет еще больше взвинтил темпы и увеличил масштабы толерантности, мультикультурализма и мигрантофилии. Европейская политика стала похожа на поведение больного циррозом печени алкоголика, узнавшего о своем страшном диагнозе, но вместо лечения удвоившего потребление спиртного, мол, болезнь меня не запугает. Новые грани этого абсурда привели к новым трагедиям. Скажем, «Шарли Эбдо». Не шизофрения ли это – завлекать в Европу толпы мусульман и одновременно глумиться над их святынями, мотивируя это неприкосновенностью свободы слова? Но и здесь всякая дискуссия о причинах и о том, что от чего-то одного – либо миграции, либо свободы кощунств – надо отказываться, была истерично заулюлюкана и стигматизирована. Причем отечественные единомышленники европейских леволибералов не сильно от своих сотоварищей отстали. Один известный музыкальный критик соответствующих взглядов, блистательный в публицистике на профессиональные темы и оставляющий тяжелое недоумение постами на темы общественно-политические, написал длинную заметку в соцсетях. Смысл был таков: ни в коем случае нельзя выдвигать тезисы вроде «да, теракт ужасен и убийство недопустимо, но картинки-то дрянь» с «да, но» через запятую, если уж так не терпится, напишите «теракт ужасен», поставьте точку и уже с нового абзаца – «картинки дрянь».

Ради Бога!

Да, теракты ужасны, а Брейвик и братья Куаши – так себе персонажи.

ПО ТЕМЕ: (статья) Туризм и терроризм

Но – как только у европейцев появилась возможность высказать мнение о происходящем на их земле с помощью демократических процедур, не опасаясь персональной травли и диффамации, результаты стали все более и более показательными. Самый сногсшибательный пример – Brexit, словно приуроченный к пятилетию теракта Брейвика. Бюрократы и операторы леволиберального дискурса, провозгласившие сами себя мозгом Европы, продолжают лечить цирроз водкой, но внутренние органы, сиречь сами европейцы, раскручивают маховик сопротивления болезни и заодно самопровозглашенному мозгу. Не закончится ли этот драматический конфликт распадом и смертью организма? Узнаем если не в кратко-, то в среднесрочной перспективе.