«Строчит пулеметчик за синий платочек…»
Исполнилось 110 лет со дня рождения Клавдии Шульженко
Она была звездой. Ее свет был ослепительным. С годами звезда померкла. Но не потому, что она стала хуже петь и оскудел ее репертуар. Виной тому обстоятельства. Но затем звезда Клавдии Шульженко снова вспыхнула. Горит она и поныне…
Ретро – слово старое, покрытое пылью. Это целый музей - вещей, песен, нравов, привычек. Что-то безнадежно устарело, что-то можно достать, примерить. И - послушать. Удивиться и поразиться. Так вот, песни Шульженко – не просто ретро, а символ времени. Того, далекого, когда чувства были выше расчета, а поэзия властвовала над прозой…
Не собираюсь идеализировать минувшее. Оно противоречиво, разнолико. И женщина, о которой идет речь, не отражение того времени, а портрет на фоне времени. Он чуть поблек, но не стерся. Стоит подойти поближе, всмотреться в знакомые черты. Впрочем, кому-то они незнакомы…
Шульженко исполнила бесчисленное количество песен. Но была в ее репертуаре одна, затмившая другие. Это «Синий платочек» - ее вершина, музыкальный Эверест.
Хорошая мелодия, слов нет – нежная, лирическая. Но почему именно она превзошла те, что как будто ничем не хуже?
Слушая песню «отсюда», это понять трудно. Надо очутиться «там». Хотя бы мысленно. Представьте, если можете: идет война – жестокая, страшная. И конца ей не видно. Выходит женщина и поет. «Синий платочек» - это символ, ключ. Он открывает дверь в мир, едва мерцающий в памяти. Там, где родной дом, любимые лица, друзья. И все остальное, что было до этой проклятой войны…
Но мало спеть, надо было спеть так, чтобы эта дверь в прошлое отворилась! Такое было под силу только ей, Шульженко. И ее внешность оказалась подходящей, и голос, и манеры…
Сначала певица выступала перед воинами в гимнастерке. Вроде одежда для фронта самая подходящая. Но как-то к ней подошел военный: «Клавдия Ивановна, извините. Не могли бы вы петь в платье? Так лучше вспоминается мирное время, наши семьи…» С тех пор Шульженко выступала в вечерних нарядах.
Написал «Синий платочек» композитор Ежи Петербурский, руководитель популярного в Польше джаз-оркестра. Между прочим, он автор знаменитого танго «Утомленное солнце».
«Синий платочек» был вальсом – приятным, легким. Песней ему было суждено стать позже, когда Польшу в 1939 году оккупировали немцы, и музыкант оказался в Советском Союзе.
Джаз-оркестр Петербурского гастролировал по нашей стране и, среди других произведений звучал «Синий платочек». И вдруг… У поэта и драматурга Якова Галицкого вспыхнула идея написать слова к музыке. Сочинил он их тут же в концертном зале, под звуки вальса: «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч. Ты говорила, что не забудешь ласковых, радостных встреч…»
Экспромт оказался удачным, и Петербурский текст песни одобрил. Спустя несколько дней «Синий платочек» в новом оформлении исполнил солист джаз-оркестра Станислав Ландау.
Эту песню включали в свой репертуар известные солисты Изабелла Юрьева, Вадим Козин, Лидия Русланова. До войны вышла пластинка с мелодией, которую исполнила популярная в ту пору Екатерина Юровская. «Синий платочек» звучал на концертах, под нее на танцевальных площадках кружились пары…
В первые дни войны поэт из Полтавы Борис Ковынев написал на музыку Петербурского песню, в которой были такие слова: «Двадцать второго июня, / Ровно в четыре часа / Киев бомбили, нам объявили, / Что началася война!»
Эта песня получила известность и вошла в историю. Но «Синему платочку» было суждено обрести новые, главные слова и другое звучание…
На Волховском фронте, где Шульженко давала концерты, она познакомилась с сотрудником фронтовой газеты. «Подошел молоденький лейтенант, представился: Михаил Максимов, - вспоминала певица. - Сказал, что написал песню: «Мелодию взял известную, «Синий платочек», слышал ее до войны. А слова мои». Он протянул мне тетрадный листок: «Если вам понравится тоже, может быть, вы споете»...
Максимов взял за основу текст Галицкого, но некоторые строки переписал в духе времени. В песне появились слова, ставшие крылатыми:
«Сколько заветных платочков
Носим в шинелях с собой.
Нежные речи, девичьи плечи
Помним в страде боевой.
За них, родных,
Желанных, любимых таких,
Строчит пулеметчик за синий платочек,
Что был на плечах дорогих».
Слова так понравились Шульженко, что она в тот же день исполнила новый вариант песни во время очередного концерта. Текст Галицкого-Максимова был опубликован 8 июня 1942 года во фронтовой газете «За Родину!» Скоро о «Синем платочке» узнал весь Волховский фронт, а потом и весь Советский Союз.
Между прочим, после исполнения Шульженко другие артисты исключили «Синий платочек» из своего репертуара.
…Певица был необычайно популярна во время войны. Она пела в госпиталях, в полуразрушенных зданиях, на аэродромах, на железнодорожных платформах, утоптанных снежных площадках. И даже на ленинградской «Дороге жизни»! Шульженко исполняла песни о партизанах, которые «свято Родине верны», вспоминала, как из Одессы уходили моряки, «об огнях пожарищах, о друзьях-товарищах», и «как на запад шли по Украине». Пела и ее на глазах появлялись слезы…
Автобус, который возил концертную бригаду, был изрешечен пулями и осколками. Машина пробиралась к слушателям под артиллерийские залпы и свист пуль, а потому артисты рисковали жизнью так же, как и воины в окопах. Многие из них были увенчаны наградами. Стала орденоносной певицей и Шульженко…
После войны власть принялась «наводить порядок» во всех сферах жизни. Пресса, по команде партийных идеологов, обрушилась на литературу, искусство, музыку – симфоническую и легкую. Последняя была лакомым куском для ниспровергателей и хулителей.
Досталось Исааку Дунаевскому за его «Школьный вальс», в котором кому-то послышался «звон гусарских шпор». В пух и прах разнесли автора «Перелетных птиц» Матвея Блантера – в его мелодии якобы звучали «надрывные цыганские мотивы». Жесткой критике подверглись и другие композиторы – в частности, маститый Богословский и молодой Молчанов…
Не обошли вниманием и исполнителей. Поиздевались над Бернесом, который «удостоился» едкой эпиграммы:
«Песни льет эфир московский
С голосом и без.
Там, где с голосом, - Козловский.
Там, где без - Бернес».
Задели и Шульженко. Правда, не персонально, а в компании с другими певцами. «Некоторые популярные эстрадные певцы (Р. Бейбутов, К. Шульженко, М. Михайлов) в своей трактовке советских песен допускают порой уступки плохим, отсталым вкусам - излишний надрыв, пошловатый сентиментальный привкус». Это цитата из журнала «Советская музыка».
Спустя некоторое время в том же издании Шульженко вновь подвергли обструкции - за исполнение песен Модеста Табачникова «Мама» и «Давай закурим». Музыка, которой еще недавно восхищались многие, была названа «низкопробной, выросшей из блатных и джазовых интонаций». Кто слышал эти мелодии, наверняка горько усмехнется…
Шульженко, как и Бернесу, «посвятили» эпиграмму:
«Вы спели хорошо про встречи,
Про речи тоже и про руки.
Но слушать это каждый вечер
Знакомой рифмой скажем: муки».
Тогда не просто критиковали и наставляли на путь истинный. Тех, кто попадал на страницы прессы в «неприглядном» виде, ударяли рублем. Композиторам не давали заказов, исполнителям закрывали путь на эстраду. В том числе, Шульженко. Ей было всего сорок с лишним, самый расцвет, но слышать ее на концертах удавалось нечасто. Правда, голос певицы иногда звучал по радио.
Разумеется, она переживала, терзалась, но обрести прежнюю популярность ей не позволяли. Да и вообще, ей много чего не давали. Например, отдельную квартиру. Она написала письмо министру культуры Фурцевой: «Уважаемая Екатерина Алексеевна! Обращаюсь к Вам с просьбой ходатайствовать перед Моссоветом о предоставлении мне квартиры. Я живу в коммунальной квартире, занимаю одну комнату 17,5 метра. В этой комнате я сплю, ем, болею...»
Шульженко пригласили на Старую площадь. Но напрасно прождав два часа в приемной министра, артистка поднялась со стула, сердито бросив секретарше: «Передайте вашей начальнице, что она плохо воспитана». И ушла, гордо стуча каблуками.
Она написала другое письмо – первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву. Но тот переадресовал послание Фурцевой. И Шульженко снова отправилась по знакомому маршруту.
На сей раз министр приняла Шульженко в указанное время. Однако пользы встреча не принесла - Фурцева долго объясняла, что сейчас нет, ну, никакой возможности улучшить ее условия, ибо огромное количество москвичей мучаются в бараках, подвалах и, как певица, в коммуналках.
Певица пыталась возразить: «Но я же не такая, как все. Я известная, меня любит народ…» Однако Фурцева поднялась, давая понять, что аудиенция окончена.
Отдельную жилплощадь Шульженко так и не дали. Позже она купила кооперативную квартиру на улице Усиевича, недалеко от метро «Аэропорт», В ней она прожила до конца своих дней…
В 1958 году в «Московской правде» появился фельетон «Шарик в обмороке». Он был «посвящен» якобы капризам певицы, которая без веских причин отказалась от концерта, на который были раскуплены все билеты. Но серьезные доводы у артистки были – в день выступления ее любимая собака попала под машину и погибла. Понятно, Шульженко переживала, да так сильно, что ее хватил сердечный приступ. Выступать она никак не могла.
Вот финал публикации: «Шульженко недаром носит звание заслуженной артистки. Она, действительно, популярна в народе, перед ней гостеприимно распахиваются двери клубов и концертных залов. Как поется в песне: «Для нашей Челиты все двери открыты…»
Но эти двери в один прекрасный день могут и захлопнуться, если Шульженко свое появление на сцене будет ставить в зависимость от состояния здоровья незабвенного Тузика».
Спустя много лет домой к артистке пришел человек с огромным букетом роз. И встал перед ней на колени, прося прощения. Этот был журналист, автор того скандального фельетона…
Увы, лучшие годы певицы прошли в «застое». Ее имя чаще стало появляться на афишах, когда она вошла в возраст, который принято называть солидным. О Шульженко снова вспомнили журналисты, и тон прессы, не в пример прошлым годам, был благожелательным и полным комплиментов.
Увы, к тому времени ее силы стали иссякать и начали одолевать болезни. Но все же певица старалась как можно чаще встречаться со своими благодарными слушателями.
70-летие Шульженко торжественно отмечалось в Колонном зале. Она величаво выплыла на сцену, взметнув ввысь синий платок. Зрители в едином порыве поднялись с мест, награждая певицу нескончаемыми овациями. В зале было немало пожилых людей, чья молодость пришлась на расцвет ее творчества. С ее песнями они прожили всю жизнь.
Народная артистка СССР Клавдия Ивановна Шульженко стояла в этом бурлящем море, едва сдерживая слезы.