В защиту бессилия

С приставкой без- образуется особый класс слов, иногда губительно влияющий и на психею, и на умственное состояние человека. Словами, например, бессердечный или бессмертный так легко жонглировать, манипулируя людьми.

Вот бессмертие. Это понятие лишено смысла. У него есть значение — «вечная жизнь без смерти», но никакого смысла в нем нет, потому что не имеется ни одного доказательства такой возможности. Смертна вся солнечная система. У христиан даже бог умер и не показывается, что уж говорить о людях.

В день 60-летия убитого в 2015 году недалеко от Кремля Бориса Немцова некоторые роняли гордые слова о его бессмертии. Между тем,  мы отлично знаем, что все это красивое вранье, поэтическое преувеличение: язык без костей.

Мол, да, вы не прогнали память о нем из наших сердец: вот в Сеть выкладываются все новые и новые ролики с его участием. Совсем последние или очень ранние интервью, из которых можно составить все более достоверное мнение об этом политике, в том числе и о том, кому он мог не угодить, как близко от смерти ходил в последние годы. Но — от смерти, а не от бессмертия. Кто-то скажет, что бессмертными оказались, скорее, заказчики его убийства. Но и у них из ложной формулы «мафия бессмертна» родились, я думаю, напрасные иллюзии.

Почему после убийства Бориса Немцова и Анны Политковской, Натальи Эстемировой и Галины Старовойтовой в Российской Федерации не было всеобщего негодования? Почему бессильное возмущение охватило столь немногих?

Мне кажется, это произошло по одной неприятной причине. И те, кто не возмущался, кто не выходил на улицы, и те, кто выходил и возмущался, едины в том, что Немцова и Политковскую, Эстемирову и Старовойтову не просто убили, а казнили. В стране, где действует мораторий на смертную казнь, но где большинство населения, похоже, одобряет отмену моратория, такие казни-убийства уже приемлемы. Сторонники смертной казни разрешают своему государству такую форму самозащиты и даже внешней политики.

Если всенародный референдум не только вернет смертную казнь, но и приговорит к ней скопом всех противников смертной казни как явных врагов народа, мы, эти противники и враги, будем совершенно бессильны что-либо против такого решения предпринять. Люди бессильны изменить взгляды современного российского общества на этот предмет.

Интересно, что многие сторонники смертной казни, по-видимому, верят в бессмертие души. Это очень часто: религиозные люди, полагающие, что казненные попадают в некое исправительное заведение, например, в чистилище, и мало-помалу смогут либо вернуться в этот мир обновленными, либо прямиком отправиться в рай.

Правда, они хотят казнить плохих людей не для того, чтобы отправить тех в рай, а для примерного финального наказания.

Из этого противоречия у верующих нет выхода. Они питаются силой своей веры.

Всем остальным остается осознать свое бессилие.

Но что же тогда делать? Только болтун может назвать бессмертным Осипа Мандельштама, чьи стихи спасла от забвения Надежда Мандельштам. Память и даже массовое распространение этих стихов не сделали ни эти стихи, ни самого убитого поэта бессмертными. Из бессилия родилось только сопротивление памяти. Европейцы извлекли уроки не столько из итогов мировой войны, сколько из ошибок, которые совершили победители, казнив скопом множество нацистских преступников. Если бы эти люди сидели по тюрьмам, если бы их допрашивали — из года в год, из десятилетия в десятилетие, — мир, наука, школа узнали бы много такого, что после казни ушло с ними во мрак, а теперь вот дает из мрака новые всходы.

Осознав свое бессилие изменить обстоятельства жизни, находишь лазейку в памяти. Очень слабую. Может, безнадежную.

Человек смертен, казненных прикровенным образом больше нет. У государства пока связаны руки. Но из этих уз их подозрительно легко освободить. Даже не испытывая язык на гибкость, ведь для переименования столько прекрасных старых слов — «высшая мера социальной защиты» и «исключительная мера наказания». Так что берегите свое бессилие — оно вам еще пригодится.