Что мы носили и что слушали,

14.02.2020 17:40

или Век неосновательности и скоротечности

Казалось бы, не так уж давно — 60 лет назад, на протяжении одной жизни, а всё было другим. Совсем другим. И настоящим, и каким-то отсталым. Традиционным. Таким, что существовало на протяжении иногда веков.

Блестящие чёрные калоши

Например, во что обувались? Помню, женщины носили ботики. Чёрные, резиновые, с тканевой подкладкой. Ботики были даже для обуви на высоком каблуке. Они надевались сверху и застегивались на пару кнопок. Если на улице осенняя грязь, то, собираясь в театр, вы надеваете туфли на каблуке и суёте ногу в ботик. В театре их снимаете. На ногах это выглядит несколько громоздко, но зато надёжно и сухо.
Дети постоянно ходили в ботиках в слякоть — надевали их на шерстяной носок или на ботинок. Ботики имели особую застёжку типа крючка. Эти застёжки, когда они сцепились между собой, стоили мне пожизненного шрама на лбу. Но лет в десять у меня уже были ботики на кнопке.
Мужчины в непогоду носили резиновые калоши — их надевали на кожаную обувь. Помню, как меня насмешило выражение «сапоги с калошами»: зачем на сапоги, которые и так рассчитаны на грязную дорогу, надевать ещё калоши? А именно так и ходили, но до меня, я этого уже не видела.
Мой отец носил хромовые сапоги, но никогда не надевал сверху калош. Но калоши у нас были, хорошо помню, — большие, с малиновой байкой внутри. Отец надевал их иногда на ботинки, которые, видно, без того протекали.
А калоши были толстые, блестящие, чёрные. Приходили, снимали их — и ты уже в сухой чистой обуви.
В деревнях бабушки носили калоши как самую удачную летнюю обувь, прямо на носок.
Дети бегали в калошах на валенках, но только в раннем детстве. Вообще обувь тогда была, может, не столь изящной, но всегда кожаной. Или иногда парусиновой. Не помню, чтобы кто-то из моей родни носил парусиновые туфли или тапочки. Они считались спортивными, и их надевали, как правило, на физкультурные занятия.
Ходили только в коже. Летом — в туфельках, босоножках, полуботинках и сандалиях, зимой — в ботинках, румынках, бурках (из сукна), сапогах (мужчины). Валенки зимой в городе надевали только деревенские, старые и маленькие, иногда женщины.
Многие ходили на работу в кирзовых сапогах, чего никогда не припомню на отце — не было у него кирзачей. Он был офицером, а их носили солдаты и работяги (обувь всё-таки служила маркером). Он ходил или в хромовых сапогах (на работу), или в броднях (на рыбалку, в лес). Остальное время — ботинки и полуботинки. В то время, слава богу, не было ещё синтетических материалов, в основном всё натуральное, серьёзное.

Платок, косынка и шапокляк

На голове — вот мы не были мусульманами, но все женщины Советского Союза, в том числе и в Северодвинске, носили платки. Промышленность в этом виновата, что не выпускала ничего другого, или такова уж была традиция, но…
Носили платки — штапельные, ситцевые, шёлковые, шерстяные, пуховые, или — летом — косынки, повязывая их концами назад, как раньше девушки повязку: узел — под волосами. Косынки — сзади, платки — спереди, под подбородком. Деревенские жёнки повязывали тяжёлые шерстяные и пуховые платки обязательно вокруг шеи, концами назад, заправляя их потом в скрутку. Иногда прикрывали ими нижнюю часть лица (воспоминание о чадре?).
Я сама ещё в 16 лет носила платок как головной убор, износила их (капроновых уже) немало. А в 14 это был особый шик. На голову надевалась какая-нибудь шапка, окутывалась платком, который повязывался особым способом, сзади выпускался «лепесток». Курточка, юбочка, белые чулки (выбеленные хлоркой) и резиновые сапожки до верха икры, а на голове такой тюрбан — вот видок-то был! Зато модно (в Северодвинске). Как раз перед тем, как в моду брюки клёш вошли. Но это отдельная история.
Конечно, интеллигенция носила и беретики, но это была редкость. Некоторые женщины ходили в шляпах и шляпках (помню у моей матери в шкафу одну очень изящную, бархатную,
с вуалью) — это очень было в ходу в
50-х. Уже в 60-х мать как-то купила новую шляпу к новому пальто, чтобы «прилично» выглядеть (молодость, видно, решила вспомнить). Кончилось всё это печально — отец сделал так, что «котелок» стал похож на «шапокляк». Он, наверное, не узнавал мать в шляпе. Да и то — уж очень она какой-то официальный, картинный вид в ней приобретала.
Ближе годам к 50 мать, происхождением из деревни, уже полностью перешла на платок. Без головного убора женщине в деревне ходить было неприлично. Летом она носила лёгкие платки, повязывая их как косынку, а зимой, уже после 60, — шерстяной, повязывая его под подбородком, как старушка. Нам она казалась естественной именно в таком виде. Всё-таки шапка, даже зимняя, считалась парадным, нарядным головным убором и больше подходила молодым. Да и взять-то их было негде.
Но в 70—80-е женщины попроще стали носить уже вязаные шапочки. Не отставала и молодёжь. Чтобы носить модную вязаную шапочку, я даже научилась вязать. Тогда же (скорее всего, после Олимпиады) вошли в моду и цветные шапочки для мужчин — «петушки», «менингитки» и прочие.

Страдания по норке

Мужчины зимой и летом были «одним цветом». Летом носили кепки из костюмной и пальтовой ткани (в 50-х нередко ещё попадались расшитые тюбетейки, особенно на мальчиках, это была самая лёгкая форма головного убора; вязаные шапочки тогда надевали только спортсмены) и лёгкие фетровые шляпы с довольно-таки широкими полями (в основном большие начальники и интеллигенты, но и простой народ не брезговал).
А зимой — шапку-ушанку, уши которой обычно завязывались на макушке. Она могла быть из любого короткого меха: кролика, мерлушки, мутона, каракуля. Бобра мы тут не видели, но ондатра считалась «богатой». Были ещё шапки-пирожки, как у Леонида Ильича Брежнева. Из-за одной такой мой двоюродный брат «присел» на два года в тюрьму.
Модную шапку из натурального меха мог купить не каждый, их частенько в те времена «снимали» у прохожих на улице, отбивали в драке. Более поздние — из лисы, песца, енота, норки, куницы — считались уже придурью, выпендрёжем. Но какое-то время
(в перестройку) были в моде шапки
(и шубы) из нутрии — очень нестойкого меха.
Во всяком случае, по мехам-то мы в это время были подкованы капитально. Женщины носили зимние шапки
(в основном уже в 70-е, когда бюджет позволял) из каракуля, норки и песца, чернобурки — всех длинношёрстных пород. Это был «женский» мех.
Помню, сначала голубой мечтой каждой было прикупить норковую шапку, потом — норковую шубку, но и на мутоновую-то можно было полжизни работать, да их и в продаже было днём с огнём не сыскать. Стоила она по тем временам, если не изменяет память, тысячи полторы — четыре (стоимость кооперативной однокомнатной квартиры), а норковая — 11 тысяч рублей, как автомобиль «Волга», самый дорогой в Советском Союзе. На такую шубку можно было только посмотреть, но их к нам даже не завозили — кто купит-то?
Позже пришло понимание, что кожаные плащи, дорогие шубы — это всё мало того что дорого, ещё и непрактично. Кожа — тяжёлая, мех очень быстро вытирается. Ведь в изделиях наших «советских мастеров» обязательно найдётся пара шкурок лежалых, «лысых», которые тут же полезут, и вещь — на свалку! А кожаные плащи, которые к тому же и не дышат, под силу носить только гигантам. Наденешь разве что пару раз в пять лет. Всё это понимаешь, когда уже выложил денежки, потратился и повесил вещь на вечный прикол в гардероб. А ведь как мечтали-то об этом, как хотелось-то!.. Но ведь русскому человеку как: пусть в шкафу висит, в сундуке парится, в гараже стоит, в земле зарыто, но чтоб БЫЛО!

Китайцы помогли с одеждой

Верхняя демисезонная одежда, наша и родителей, вся была из драпа и сукна. Тут уж надо смотреть, грубой была ткань или тонкой, более изящной. От этого менялся и фасон.
В то время (в 60-е) мы дружили с Китаем, и китайцы нам сильно помогли разнообразить одежду, поставляя стильные мужские и женские плащи, которые сшиты были изумительно и из прекрасных тканей (эти долговечные ткани потом служили уже нашему поколению в виде перешитых костюмов, юбок, сарафанов). Советской промышленности такое качество и не снилось. Ведь у нас всё было так, ширпотреб. Женщины помнят, наверное, как их мамы охотились за панталонами китайской фирмы «Дружба» — тёплыми,
с начёсом. Такими же качественными были и мужское китайское бельё, вязаные джемпера, китайские кеды («Два мяча»), полотенца, скатерти, покрывала. Красивые, изящные и сделанные на века. Такая вещь всегда была отличным подарком к любому событию.
Из последних китайских поставок в Советский Союз, наверное, все помнят китайскую тушёнку «Великая стена» — жаль, что она быстро кончилась (как и страна).
Но всё натуральное кануло в Лету, забылись ткани — ситец, майя, поплин, сатин, фланель, штапель, диагональ, лён, бархат, тафта, шёлк, парча, байка, шотландка, вельвет, бостон, шерсть, твид, джерси, сукно. Остались только трикотаж непонятно какого свойства, бязь и… синтетика, синтетика, синтетика. Теперь зимой и летом мы носим вещи не классических фасонов и из классических тканей, а из тех, в которых раньше только спать ложились. Конечно, они тянутся во все стороны, дают определённый комфорт, но у изделий из них уже нет формы, пропал фасон, всё единообразно, безразлично, как в постели под одеялом. Всё унифицируется, упрощается донельзя.

Управляемая музыка

Хочется ещё вспомнить о том, какую музыку мы слушали и как.
Первой домашней управляемой музыкой был, конечно, патефон (на снимке справа). У нас он был красивый, синий — фанерный, обтянутый коленкором ящик, в котором установлен механизм запуска пластинки, никелированная трубка с мощным держателем и мембраной на конце и такой же иглой — короткой, толстой, но острой. Иглу снимали с пластинки, рукой отвернув в сторону трубку. Но, ставя её, можно было нечаянно уронить головку и разбить пластинку напрочь. Они были не пластмассовые и хрупкие.
Заводился патефон «кривой ручкой», наподобие стартёра у грузовика. Завода могло не хватить, и музыка неожиданно прерывалась. Гости поочерёдно крутили ручку, если танцевать хотелось. Патефон был абсолютно механическим устройством, но зато автономным — его можно было брать с собой на природу (ящик был переносной). Ведь транзисторов, плееров и всего прочего тогда ещё не было!
Когда в семьях стали появляться радиолы с проигрывающим устройством для пластинок, от патефонов стали избавляться. Так у нас в деревне у бабушки, где электричество так и не появилось, он вдруг образовался. Мы, внуки, были молодые, глупые и, ставя очередную пластинку на патефон
(а привезли их очень много — пару коробок), потешались над исполнением, например, песенки: «Удивительный вопрос: почему я водовоз?..» А потом сдуру метали пластинки с площадки дома и смотрели, как далеко они улетят. Перекокали все, не обращая внимания на красивые этикетки, где золотом были выписаны имена исполнителей. Ведь дома уже у всех стояли радиолы, и мы могли слушать песни Эдиты Пьехи, Муслима Магомаева и Эдуарда Хиля в любое время. Гоняли их до умопомрачения — до десятка раз за короткий период. Слушали вокально-инструментальный ансамбль «Поющие гитары», даже «Битлз». Вау!
Потом моему двоюродному брату купили магнитофон. Это было что-то! Ведь ни радиол, ни телевизоров, ни тем более магнитофонов раньше никто не видал —их просто не было! На магнитофон можно было записать свой голос! И мы тут же записали разговор или, быть может, сказку нашей бабушки. Она потом слушала и смеялась. Откуда нам было знать, что скоро ни бабушки, ни этих самых магнитофонов уже не будет?!
Плёнки их были непрочными, часто рвались, потому что музыку гоняли все бесконечно, торопливо, без ума — на банкетах, свадьбах, днях рождения. Однажды мы с подружкой — Ритой Жолобовой — записали целую плёнку своих песен. Я играла на гитаре, мы спели весь свой репертуар, думали: на века! Через какое-то время плёнка пропала. Оказывается, к родителям пришли гости, и они гоняли нашу плёнку, как могли и умели, а они НЕ умели. Порвали её всю вдребезги и выбросили. Памяти не осталось.

Только «здесь и сейчас»

Не осталось голоса бабушки. Не осталось магнитофонов — громоздких, тяжеленных. Они сделали своё дело и ушли. У меня такой всё ещё сохранился — весь раздолбанный, но не мной
(я его часто давала попользоваться на дискотеки!). И плёнки есть (ведь были среди них ещё и с лавсаном). Но — не стало интереса к музыке! Тем более к «похабным» песням Высоцкого и прочих бардов, которые и принесла с собой магнитофонная культура. Да и зачем, раз так всё доступно и идёт полная профанация всего? Пришло понимание, что музыка — это шум, раздражитель, причём непереносимый (все эти хард-роки и хэви-металлы).
Поэтому уже узкоплёночные кассетники меня не интересовали совсем. Хотя был, был у меня такой магнитофон! Даже «Филипс»! А вот из памяти — вон. (Благо их-то век был ещё короче). Теперь у меня, например, нет никаких новейших проигрывающих устройств — а зачем? Кто-нибудь помнит сейчас, что такое пейджер? Что такое дискета? А ведь и 15 лет ещё не прошло. И это всё — пройдёт.
А память… Она нужна только самому человеку, пока он жив. Он думает, кто-то вспомнит, кому-то нужны будут его фотографии, пластинки, записи? Не-а. Никому будут не нужны. Как хлам пойдут на помойку. Знала я двух собирателей — граммофонных (!) и виниловых пластинок. Они думали, это вечное — музыка. А это хлам: пластинки, которые потомки — или с площадки, или ими гараж обклеят.
Всё больше в нашей жизни неосновательности, скоротечности. Пластинки — это уже не ноты, не рояль. Магнитные плёнки — это уже не пластинки даже. Электронные записи — это просто ветер, фу-фу. Всё. Памяти сейчас нет. И не будет уже никогда. С электронно-техническим прогрессом, в обществе потребителей, человек стал как трава: отшумел — и всё, перегной.
Помню, как мы были молодыми, глупыми. Разве нас интересовала жизнь бабушек, дедушек? Нам было достаточно, что они есть. Мы только потребляли — их ласку, заботу. Ладно, если сами что-то расскажут о жизни бывалошной. Потом, когда их не стало, начали локти кусать: где же мы были — ничем не интересовались? Начали тёток расспрашивать о жизни бабушек, дедушек. Тётки умерли — тогда спохватились: а что же мы про них-то самих у них же и не интересовались?! У матерей своих, отцов?
Поздно. Опять опоздали. Теперь это уже никому не нужно — ни детям, ни внукам. Они ничего и не знают, и ничем не интересуются. Да и им бы свой поток пустячной информации переварить — тьму книжек, мультиков, компьютерных игр, музыки. А ведь это всё, как говаривал дед мой Фёдор, сор. Сор — потому что суета сует, а потом захочется вдруг человеку спросить, откуда он, а не у кого. Перекати-поле. Вот и всё.