На холсте небес
Стихи Алексея ЛОСКОВА можно с полным правом отнести к высокой или даже к возвышенной поэзии.
Алексей ЛОСКОВ
Родился в 1973 году в Нижнем Новгороде. Живет и трудится в Москве.
Выпускник Духовной Семинарии. Магистр богословия.
Член Союза писателей. Автор нескольких книг.
Публиковался в таких журналах, как «Вертикаль», «Арина», «Голгофа» и др.
* * *
Чирком карандаша
Мысль пролетела:
Душе нужна душа,
А телу – тело.
Колеблются сердца
в два килогерца…
Нам нежностью мерцать –
и отогреться
И душам, и телам
Охолоделым.
Слова нужны делам,
А слову – дело.
* * *
На холсте небес нарисовали –
ты не верь, пожалуйста, что – закат.
Пели мне,
для меня плясали,
говорили: «Бременский музыкант»...
Что случилось, когда умирали отроки?
Было грустно от самой хорошей молвы.
Брали меня,
вели меня по`д руки,
каждый волос оплакали с головы.
Мыли мне ноги,
тянули время,
объяснялись в винительном падеже...
Только, знаешь,
ты лучше убей меня,
если лучше не будет уже!
На холсте небес нарисовали –
ты не верь, пожалуйста, что – закат.
Почему-то гибель мою
кто-то свалит
на причастность Русского языка...
Снова те же ноты попали в такт,
снова та же музыка смерть сулит.
Для тебя это сердце старалось так,
за тебя оно так болит!
И никак, никак без тебя, наверное,
не хотели руки покой головы...
Что надежда моя,
что вера моя –
дело стоящее любви.
Отчего же мы не припозднились,
все помешанные на костре?
Выдали меня,
меня казнили!
приходили издали посмотреть...
Что случилось, когда умирали отроки,
эти голуби правды, святые львы?
Мыли недруги руки свои.
И все-таки –
ничего хорошего от молвы.
На холсте небес нарисовали –
ты не верь, пожалуйста, что – закат.
Пели мне,
для меня плясали,
говорили: «Бременский музыкант»...
* * *
Попрощаемся по-русски!
И, любимая,
всерьез
я пойду, раскинув руки,
в край крапивы и берез,
чтобы снова мне обжечься,
или – в роще поостыть.
Так, без слова или жеста,
умереть от красоты.
Попрощаемся по-русски,
как прощенья попросив...
Из-за облака
я дружеский
слышу жа`воронка свист.
Пусть тебя не потревожит
птахи песенный привет.
Значит, я сейчас в Поволжье
не единственный поэт.
* * *
Гонит лодочка волну,
Каменистый берег мочит.
От печали увильну,
Постараюсь, что есть мочи.
Оббежит волна корму,
Плещется приятно слуху...
Радость крепче обниму!
Прижимаюсь, что есть духу.
* * *
Бог Слово сотворил словека.
Вот, нам с тобою четверть века.
И стали двое плоть едина...
Мы оба – Божия людина.
Я камень. Ты моя Февронья.
Пусть стая каркает воронья,
И корчатся чужие лица.
Сторицей воздает Столица.
Вот, нам с тобою четверть века.
Серьезная была проверка.
Твой Серафим я. Ты огонь.
Каурый пусть вещает конь,
И бьет копытом, Сивка-Бурка,
По набережным Петербурга,
По третьим кольцевым Москвы.
Мы неизменно таковы:
Я глина. Ты мое ребро.
Бог Слово ценит серебро
Испытано, очищено, разжжено
И в золото обещано нам, жено.
* * *
Я останусь с тобой
нежной проседью,
малым голосом, в памяти тонущим.
Как сказать мне,
что лучше осенью
ты поэта почувствуешь тоньше...
И в долгу величайшем у Господа –
только руки и неприкаянны –
как признать,
что в достатке опыта
проще видеть поэта каменным...
Но легко занимая ненадолго
горсть поэзии,
словно монеты,
как поверить, что дышит ладаном
опрощенное сердце поэта...
Я останусь с тобой
нежной проседью,
малым голосом, в памяти тонущим.
Как сказать мне,
что лучше осенью
ты поэта почувствуешь тоньше.
* * *
Цветок к цветочку,
Стебель к стебельку.
Зима с Январь. И дни погожие.
Тебя, Душа, в молитву облеку,
В любовь, во всеоружье Божие.
Противостать и угасить стрелу,
И молодую препоясать внешность.
Чтоб сердце к сердцу
И крыло к крылу –
Тебя, Голубка, облекаю в нежность.
* * *
Я умею в полдень –
до боли, до слез –
понимать очевидное как «нельзя».
Но эти волосы...
Даже мои глаза
затерялись в невероятности этих волос.
Знаешь, знаешь – не верь, не верь!
Как-то стал и я непоколебим.
Ты сегодня не будешь меня любить;
пожелаешь чего-нибудь поновей.
Эти твердые пальцы к перу привыкать
научились в полночь.
И мне не спалось.
Но эти волосы...
Даже моя рука
затерялась в чернильнице этих волос.
Знаю, знаю – не верь, не верь!
Как-то стало ещё тяжелей.
Ты сегодня не будешь меня жалеть,
проплывешь в заоблачной синеве.
Ты сегодня не будешь меня целовать.
Эту азбуку речи на нет свело.
Но эти волосы...
Даже мои слова
затерялись в библиотеке твоих волос.
* * *
Когда-нибудь мы, вспоминая это
Соленое, намоленное лето,
К моим московским сорока семи
Причислим географию семьи.
Причислим совершение полета.
Все сбудется – еще не прейдет йота...
Усвоим арифметику любви.
Мою любовь бесчисленно лови!
Лови ее в любом библейском слове
Абхазских гор или в морском улове,
И в клумбе, где посажены цветы,
Среди родной Столичной суеты.
* * *
Прибавь, Спаситель, времени на треть.
Друг дуга нам с возлюбленной смотреть
В кругу детей, как в масличном саду.
По Твоему нас оживи Суду.
По Твоему Суду нас оживи!
Нам стол накрыт на вечери Любви.
Пусть осенит нас Матери Покров,
Воскреснет тело и воскреснет кровь.
От откровений в даль не удали,
Дай нового – и Неба, и Земли.
В слух уха мы послушались Тебя.
Так сердце чисто, ближего любя!