Что рассказали страницы дневника нижегородского ветерана об истории страны
Воспоминания о прожитых годах в Великую Отечественную тех, кого мы называем «дети войны», ценны уже тем, что перед потомками зримо встает образ великого прошлого, навеки остающийся в истории страны. Недавно Нижегородская область обсудила региональный закон, по которому те, чье детство выпало на грозные военные годы, получают особый ветеранский статус. Сегодня мы знакомим читателей со страницами дневника Валерия Калугина, которого знаем по работе в общественных организациях, на руководящих должностях народного хозяйства. Деревенька моя
«Мне было 9 месяцев, когда отца взяли на фронт, а меня отправили к бабушке в деревню Мухтолово, – пишет Валерий Александрович. – И уже в июле 1941-го мама Наталья Ивановна получила извещение о том, что отец пропал без вести.
Воспитывали меня две сестры матери, дети малые, одной 11, другой 13 лет. В годы войны девчонки рано взрослели, выполняя по дому все, что должно взрослым женщинам: уборку, уход за огородом, маленькими детьми, помощь в полях и на фермах. А я в свои 2 – 3 года уже был довольно хулиганистым. Бабушка, уходя рано утром на работу, наказывала девочкам: «Валерка проснется, кашей накормите и дайте сало, оно в погребе». И только уйдет, я встаю с печи и кричу «Есть хочу!». Дадут мне каши, а я опять: «Сало, сало, сало». Так и выучился говорить. Младшая Шура спустится в подпол, а я крышку закрою и сверху прыгаю, хохочу. Долго мне это мои тети потом вспоминали…
Мать в военном госпитале работала сторожем. Когда приехали жить в Горький, она брала меня на работу, где я в проходной спал, а днем бегал по территории госпиталя. В столовой мне давали каши, а посетители угощали кто чем». Хлеб с маргарином
Жила семья небогато. Как пишет Валерий Калугин, мать зарабатывала 300 рублей в месяц на всех четверых. Дом деревянный, без удобств. Нужно было найти, чем топить печь. Мама давала трехлетнему Валерке корзину и посылала во двор, на улицу, собирать щепки, палочки, ветки – все, что горит. На печке-буржуйке готовили обед, и грелись.
Рожденных накануне Великой Отечественной сейчас называют «дети войны». Валера не запомнил сигналов сирены, бомбежек, старшие старались уберечь его от горя, которое было повсюду. А вот немецких военнопленных, что шли по городу, запомнил на всю жизнь.
Удивительный наш, уникальный народ. Побежденных осуждали, кричали им проклятья, плевали вслед, но в то же время и жалели этих людей, как жалеют все живое на земле. С молоком матери приходит к нам милосердие. Таков русский характер, помнить все, но уважать противника.
«Был такой случай. Мать мне отрезала кусок хлеба с маргарином, я еще не успел откусить, выбежав на улицу. Колонну военнопленных сопровождали советские солдаты с автоматами и собаками. Один пленный протянул ко мне руку, прося горбушку. Я подбежал к колонне и отдал этот кусок немцу. Он поблагодарил, затем вынул из кармана золотые часы и отдал мне. И охрана меня не отогнала. Я пришел домой и долго разглядывал эти часы, завел их, и они здорово тикали. Маме я ничего не сказал, думал, будет ругать. На следующий день пошел в школу и на уроках все поглядывал на них. Учительница спросила, где взял, и отобрала: «Пусть мать придет, я ей отдам»… Я маме не сказал, она была строгая и за всякие мелочи била нас веревкой. А учительница часы так и не вернула. Забыла, наверное, или выбросила «фашистский подарок. Так думал я тогда…»
Первая любовь Жизнь, начавшаяся с войны, была и с радостями, и с печалями. В 7 классе Валера Калугин влюбился в девочку Люду. Жила она в доме напротив, на Гребешке. Он часто видел в окно, как тоненькая фигурка движется по комнате, девочка читает за столом учебник, заплетает косички… Стал по-детски ухаживать: то за бантик во дворе дернет, то просто заденет с разбегу. Она пожаловалась своей матери, и мамы встретились и разругались. Мама строго спросила, почему он пристает к Люде, и, узнав, что она ему нравится, объяснила, что такая девочка пацану не пара, дескать, из богатой семьи. Валерка поверил. Перестал смотреть в сторону Люды.
«Только через 50 лет я встретил Людмилу и все ей рассказал. А она говорит, что в то время еще подумала бы»… Рядом с Коноваленко
После окончания 8 класса мать взяла документы из школы и сказала: «Учиться не хочешь, иди работать». Парнишку приняли в ФЗО при Горьковском мясокомбинате. Так в 14 лет началась его рабочая жизнь.
После фабрично-заводского образования училище направило его на год отрабатывать в Ростов-на-Дону. Домашняя детская жизнь закончилась, наступила трудная самостоятельная. Маленький уголок с занавеской, кровать и стол – все, что было вне завода. Обед на работе в столовой, а завтрак и ужин, как в отделе кадров договорились с хозяйкой, что будет кормить. Работал, старался, не пил, не курил, руководство и хозяйка были довольны, и этого хватало, чтобы чувствовать себя на правильном пути.
Скучал, конечно, хотелось домой, и через год «опытный» рабочий вернулся в Горький.
«В те годы никто не искал сразу денежной и престижной работы. Было понятие расти, и мы старались трудиться, чтоб не стыдно было. В 17 лет меня призвали в военкомат, и я получил права водителя и перешел на работу в автохозяйство №7, сначала слесарем, потом водителем на грузовые перевозки. Был очень рад такому повышению и тому, что был принят в комсомол. Поступил в автодорожный техникум. Со мной в одной группе учился вратарь клуба «Торпедо» и сборной СССР Коноваленко. Никто ничем не кичился. Знаменитый спортсмен учился вместе со всеми, как и его коллеги Скворцов, Варнаков и другие.
Через два года меня избрали секретарем комсомольской организации, я организовывал многие хорошие дела, в том числе сбор металлолома. Вырученные деньги Вторчермет перечислил заводу, а вскоре меня пригласили работать инструктором в Канавинский райком». Его целина
Освоение целинных земель было тогда государственным делом, а для молодежи – делом чести. Валерий, комсомольский вожак, был на целине в Алтайском крае на уборке урожая, как водитель перевез от комбайна на ток 500 тонн зерна. Отъезжали на целину прямо со Стрелки, баржей до Сталинграда, а там добирались своим ходом. Жили в частных домах, кормились на току в поле. Это была прекрасная юность с гитарой, которую брал с собой повсюду, с друзьями и работой до пота. Но вспоминает дитя войны и то, что было на столе. «До сих пор перед глазами фляга с молоком, пей, сколько хочешь. А еще тот самый вкусный суп мясной…
После голодного детства все это казалось небывалым пиршеством. По прибытии в Горький на областном совещании меня признали лучшим и наградили часами. Это были вторые памятные часы в моей биографии».
Нет, он не верил в судьбу и удачу, хотя теперь считает себя счастливчиком: «За что не брался – везде награждали». Однажды на Скобе шутки ради остановился с цыганкой, очень уж пристала – надо погадать. Было парню только 19, она с улыбкой рассмотрела ладонь: «Проживешь 90 лет. Дай рубль и беги на трамвай». Трамвай подруливал к остановке, и спешно отдав деньги, Валерка бросился к вагону, успев вскочить на подножку, когда двери уже закрывались. Из Скобы в Сормово путь далекий, как бывает у молодых, познакомился с водителем, симпатичной девушкой. На работу ездить каждый день, да в одно и то же время. Позже она часто притормаживала вагон на Окском мосту, ждала, чтобы «тот самый парень» вскочил на подножку. Жила она в общежитии, и привез Валера невесту в дом с одним чемоданчиком… Сына они назвали Александром в честь пропавшего на войне его отца. Посты и вагоны
Рост по партийной линии, профсоюзная работа, высокая оценка деятельности на разных постах… Все это не мешало ему ходить на овощную базу и разгружать вагоны с картофелем и капустой, зарабатывая к небольшому окладу 20 – 30 рублей дополнительно. Купил «Жигули» на свои кровные, одолжив у родственников недостающие, и таксуя по ночам, чтобы расплатиться с долгами.
Потом он был назначен директором райпищеторга, от горисполкома ездил в командировки, выбивая продукты для Горького. Пищеторг его руководства был признан лучшим в области, получил переходящее Красное знамя, чем гордился весь коллектив.
Война уходила все дальше в историю. Но улица Заломова, на которой прожил почти всю жизнь, для Валерия Александровича навсегда малая родина, где сейчас 82-летний пенсионер проводит свои деньки, вспоминая послевоенную активную трудовую жизнь. Он спрашивает: «Помнит ли кто-то, как жили мы и работали, или все уйдет вместе с нами в небытие?»