Как прожить зиму в холодном доме

Зима в коротких рассказах

Сообщение Как прожить зиму в холодном доме появились сначала на Газета Слонімская.

Этот деревянный коричневый дом я получил в наследство. От бывшей жены. Участок — 10 соток. Много вишен, слив, три или четыре яблони, одна черешня. Вдоль забора — чудесная малина. Разрастается, осваивая новые пространства, и за год дает не менее пятнадцати литров. Для варенья хватает. А еще огромное множество жгучей крапивы, колючего пустырника — то есть целебных трав. Это не считая сныти, одуванчика, пырея и даже мелиссы. Жить можно припеваючи.

Дом — на центральной улице нашего городка. Близко от парка и кинотеатра «Мир». Сейчас там молодежный центр с коктейль-баром и дискотекой. Но когда-то был кинозал. В далекие школьные годы я смотрел там шедевр советской киноиндустрии «Бриллиантовая рука». По этой улице с раннего утра и до позднего вечера как угорелые носятся автомобили и грузовики. Ничего не поделаешь. Цивилизация бескомпромиссна. Это закономерный процесс. Если люди не начнут расселяться на другие планеты, то скоро и в деревнях будет шум и гам. Грохот фур и звуки «вжик-вжик» разнообразных машин.

Открыв довольно массивный навесной замок, попадаешь в коридор. Слева — дверь в чулан, а там полки, шкафчики и лестница на крышу. Прямо — кухня, перед ней скрипучая дверь. Справа вход в жилые комнаты. Предельно экономно и удобно. В кухне по центру печь из красных старинных изразцов, слева окно и раздвижной стол. Два навесных шкафчика, где полно всякой утвари: тарелок, кружек, вилок, ложек, стаканов, и даже есть маленький кипятильник. Для экономии газ обрезан, торчит лишь запаянная труба.

Из кухни, рядом с печкой, узкая дверь в жилые комнаты. Там стоит высокая печь, столбиком, из белого кафля. Раньше такие печи называли голландками. Видимо, их в Голландии придумали. Печь дымит, пора чистить. Пять окон на трех стенах. Некоторые стекла в трещинах, но сквозных дыр нет. Две комнаты странно разгорожены: стена меж ними только до печи. В стене тоже есть дверь. Под окном слева, выходящим в чужой огород, стоит мягкая кровать.

Угадывается бельё и одеяло, а сверху — нарядное покрывало красных и желтых тонов. Сразу за кроватью, через проход, платяной шкаф. Стоит поперек. Сохранился лишь контур боковых стен и крыша. Шкаф выглядит очень современно, просматривается насквозь.

Внутри висят два темных мужских костюма. На отдельных плечиках — какие-то юбочки и жакеты. Еще в шкафу остались полки и общая дверца. На верху шкафа — пять или шесть художественных альбомов. Один на другом. Даже на вид они выглядят тяжело и убеждают, что искусство — вечно. Там академик Репин, новатор Чюрлёнис, наш парижский гений Марк Шагал, мастер раннего Возрождения Пьеро делла Франческо, необузданный великолепный Зверев. Репродукции отпечатаны искусно, на гладкой импортной бумаге, и выглядят «богато», не хуже, чем в музеях — оригиналы. Летом и в начале осени мне нравится подолгу разглядывать их.

Сейчас зима. Альбомы на шкафу в зимней спячке. Сразу за шкафом в одной куче множество старых, но пригодных вещей. Например, пылесос. Детские ранцы и рюкзачки. Детская пластмассовая ванна для трехлетнего ребенка. Две детские коляски, на сиденьях горками свалена чистая выглаженная одежда. Вроде склада секенд-хенда. На полу, рядом с окном на улицу, специальные козлы. Сверху грубо сколоченный деревянный ящик. В котором плотными рядами стоят книги, изданные еще в советские годы. Там затаились давно не читанные Бальзак, Фазиль Искандер, Александр Твардовский, Хемингуэй, Василь Быков, Гёте, Виктор Некрасов и многие другие. На двух языках: белорусском и русском. А справа, если входить из коридора, стоит диван. На нем тоже книги. Он собран и для сидения удобен. Диван якобы зеленый, но обивка старая. Наши люди умеют пользоваться такими диванами долгие годы, оставляя их внукам и правнукам.
Некоторое время на этот дом претендовал мой старый товарищ, художник. Оба его уха три года назад были целы. Так получилось, две его жены, сначала одна, потом другая, отряхнули от художника руки. Вытолкали его из своих жизней. К большому сожалению, сердца их были черствы к высокому искусству. Уровень его живописи — это средний «малый голландец». Но если женское сердце любит только деньги, то все эти натюрморты с рыбой и фруктами, зимние снежные пейзажи, летние стылые зори в тумане — не согревают. А небольшие деньги — возбуждают злость. Почему он не зарабатывал, как Пикассо? Избавившись, уйдя от них, он жил в нечеловеческих условиях, этот художник. По условиям выживания он жил еще хуже, чем грузин Нико Пиросмани. Да-да, тот самый Пиросманишвили, которым сейчас гордится Грузия. Будет ли знаменит Влад Бондарь, время покажет.

Три года назад он проживал в старом ветхом доме. До этого Влад ездил на зиму в Санкт-Петербург, на заработки. В тот год задержался, оформлял пенсию, наступила зима. Ему бы пошевелиться, найти теплую комнату, деньги были. Сентябрь и половину октября выкладывал плитку частнику, по всему коттеджу. Получил деньги, начал праздновать. Однако апатия. Плюс депрессия. Эти две злые девки подсказывали неверные способы решения жизненных проблем. Курил много. Любил согреться простым фруктовым вином на ночь. А это риск поджечь себя тлеющим окурком. Сомкнешь веки, не выбросишь чадящую сигарету в железный таз, и многократно возрастают шансы, что старые трухлявые одеяла вспыхнут. Возгорятся. Это бывает запросто.

По одной версии, он поджег себя сам. По второй версии, его подожгли молодые подонки, которые выпивали с ним накануне, в «его квартире». Обе версии одинаково хороши и плохи. Молодежь не уважает тех пожилых людей, кто существует как бомж. А пожилой человек обязан иметь к своей пусть неудачной, но жизни, какое-то уважение.

Однако выполз, объятый пламенем. Мычал, катался по снегу. Была третья декада декабря, люди готовились встречать Новый год. Кто-то из соседей вызвал скорую помощь. Два месяца в реанимации. 70 процентов обгоревшей кожи. Сгорели волосы, веки, начисто лишился уха. Затем полгода в разных больницах. Две небольшие операции. Выжил. Организм крепкий. В молодости, до сорока с лишним лет, занимался тяжелой атлетикой. Хотя сухожилие на левой руке полностью не восстановилось.

В общем, я ему предлагал этот дом. Отремонтируешь, мол, печку в большой комнате. Найдешь мастера-печника, закажешь дрова. А пока будешь топить старыми сливами, которые придется корчевать на участке. Это было еще в ноябре, до пожара и обгорания. Влад почти согласился. Ведь бесплатно. Но раздумал. Это же работать придется. Пилить сливы, рубить их, таскать охапками дрова. И воду носить в бутылках от ближайшей колонки. И газа нет. Лишь электричество. Скучно это. Чтоб выжить зимой — работать надо. Лучше прийти на всё готовое. А это — читать объявления. Договариваться о цене. Морока.
После больницы художник жил пару месяцев у родной тетки. Затем нашел теплую квартиру. Две просторные комнаты, прихожая, веранда. С паровым отоплением и водой. Даже свой старый привычный мольберт забрал из подвала второй жены. И, сдвинув бейсболку на уцелевшее ухо, вновь занялся живописью.

А мой деревянный дом я отдал сочинителю вздорных стихов Петьке Камышину. Поэты любят экстремальные условия. Тогда жить интереснее и сочинять легко. Кроме того, Петр обещал, если зима будет не очень холодной, то все дикие сливы — выкопает. Мол, корчевать он умеет. Разумеется, он меня порадовал новым опусом:

Вот — дом. Как
выжить в доме том?
Но стены, крыша, пол и
пауки — на месте. Для
жизни он пригоден. Есть
кровать — там одеяло и
подушка, сладкая
подружка. Спать в доме
том и видеть сны,
пожалуй, лучше, чем…

Не стоит утомлять читателя, стихотворение большое. Рифмы почти нет, множество повторов. Но в поэзии, как сказал мне Камышин, — я не разбираюсь.

Сообщение Как прожить зиму в холодном доме появились сначала на Газета Слонімская.