Спроси-переспроси меня, милее нет земли: вспоминаем композитора Леонида Афанасьева

Память публики — вещь капризная, недолговечная, тем более когда это касается музыки. Сменилась пара поколений, и, глядишь, имя автора когда-то звучавших по всей стране произведений уже никто и не помнит, если он, конечно, не Рахманинов и не Дунаевский. Леонид Афанасьев в ряду подобных корифеев, увы, не значится. Военный летчик, самый настоящий герой, внесший немалый личный вклад в нашу Победу, он и в качестве композитора создал много чего — и для концертных залов, и для кинофильмов, и для дружеских, семейных застолий. Однако испытание временем прошли лишь отдельные его песни, те, в которых — как в озерах синих — отражается широкая, отзывчивая, вечно беспокойная русская душа.

Строчки энциклопедий звучат весомо, убедительно: заслуженный деятель искусств РСФСР, народный артист РСФСР, кавалер орденов Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Александра Невского, автор музыки более чем к сорока кинофильмам... Но все эти звания, титулы, регалии, возможно, перевесит в сознании наших современников одна лишь стихотворно-музыкальная фраза: «Гляжу в озера синие, в полях ромашки рву...»

Леонид Афанасьев родился 20 августа 1921 года в Томске. Его отец, выходец из семиреченского казачества, сперва окончил кадетское училище, а затем Томский политехнический институт.

Мать была музыкантом-профессионалом. В Семипалатинске, куда после преждевременной кончины мужа она переехала вместе с сыном, работала в областном радиокомитете концертмейстером, педагогом по роялю и даже диктором. Конкордия Евгеньевна желала, чтобы Леня пошел по ее стопам, и тот действительно был увлечен музыкой. От матери выучился игре на рояле, хотя нотной грамоте обучался неохотно, играл чаще по памяти, используя врожденный слух. В школе прослыл «дежурным пианистом» и даже хотел ехать в Свердловск, в музыкальный техникум. Но шансов поступить туда было мало, к тому же пересилило другое страстное увлечение — авиацией.

Леонид занимался в семипалатинском аэроклубе, мастерил планеры и в итоге поступил в Первое Чкаловское военное авиационное училище в Оренбурге, которое окончил в 1940 году, причем так успешно, что вплоть до 1943-го командование не пускало его на фронт, приказав обучать молодых пилотов. В дальнейшем воевал командиром эскадрильи 948-го штурмового Оршанского ордена Богдана Хмельницкого полка (308-й штурмовой Краковской Краснознаменной ордена Суворова авиационной дивизии 3-го штурмового авиационного корпуса 2-й Воздушной армии 1-го Украинского фронта). Совершил 116 боевых вылетов на Ил-2, сбил десятки самолетов врага.

В июле 1944-го немцы предприняли ночной налет на аэродром Лошица под Минском, близ деревни, где квартировала эскадрилья. Выбежав из хаты, Афанасьев увидел метавшуюся между разрывами фугасных бомб маленькую девочку, схватил ее на руки, собираясь унести в укрытие, но совсем рядом прогремел взрыв. Падая в канаву, летчик успел накрыть малышку своим телом и тем самым спас ей жизнь. Сам же остался лежать без сознания, с посеченной осколками спиной. Утром его нашли полностью парализованного (был поврежден позвоночник). Началось многомесячное скитание по госпиталям — от Орши до Сочи.

Казалось, герой навсегда онемел, был пожизненно прикован к постели. Но случилось чудо: он сперва заговорил, а затем, преодолевая страшные боли, начал двигать конечностями, заново учился ходить. Комиссованный со второй группой инвалидности Афанасьев мог ехать только в глубокий тыл. Однако счел необходимым разыскать свою эскадрилью. Приехал туда как бы погостить, попрощаться, а сам вел тайные от командования, похожие на самоистязания тренировки. И добился поставленной перед собой цели: ему разрешили вновь сесть за штурвал. Он еще сорок раз вылетал на боевые задания, пополняя собственный счет сбитых фрицев и уничтоженных наземных объектов, удостоился за боевые заслуги трех орденов.

По возвращении с фронта, в 1946 году, поступил в Алма-Атинскую консерваторию. Блестяще окончил ее в 1951-м, затем, с ходу — аспирантуру в Москве. Ветеран-композитор постоянно возвращался в своем творчестве к теме войны и неба (авиации, космонавтики).

В начале первого фильма, к которому он написал музыку («Призвание», 1956), исполненная оркестром трагическая, пронзительная мелодия сменяется лирическим, жизнеутверждающим фрагментом, где явно слышится: мы, русские люди, справимся с любой напастью, преодолеем всякую беду.

Годом ранее появилась его песня «Переулок на Арбате» (1955) в исполнении Владимира Трошина — здесь также звучит мощный и контрастный мотив с упором на духовые. Позже композиция вошла в кинокартину «Утренние поезда» (1963). А дальше, как говорится, пошло-поехало: песня за песней, фильм за фильмом.

Назвать Афанасьева «композитором-песенником», пожалуй, было бы неправильно, это значило бы некоторое понижение его профессионального статуса. Автор четырех симфонических поэм, двух струнных квартетов, симфонии «Друзьям-однополчанам», лауреат Сталинской премии за концерт для скрипки с оркестром, создатель множества других произведений симфонического жанра, конечно же, не являлся типичным производителем шлягеров.

Сермяжная правда состоит в том, что его страстные, тонкие, монументальные и орнаментальные произведения были все же слабее сочинений Мусоргского и Прокофьева, сохранились в памяти лишь специалистов-музыковедов. А вот некоторые песни Афанасьева нашу национальную сокровищницу однозначно пополнили. Всего их было у него более двухсот.

Да, многие мелодии похожи друг на друга, где-то слишком подчеркнута бравурность, а где-то, наоборот, видна до предела облегченная эстрадно-джазовая подстройка под немудреные тексты. Ничего не поделаешь, поэты высокого полета в соавторах у него не значатся, а его музыка часто оказывается красивее и тоньше стихов, на которые она положена.

Многое зависело и от исполнителей. Олег Анофриев, Валентина Толкунова, Большой детский хор способны были сделать всенародно любимой едва ли не всякую средненькую песню (хотя бы про мечту геолога «умыться первой нефтью из фонтана»), а когда благоприятные обстоятельства совмещались одно с другим — рождались маленькие шедевры: «Великая моя земля» из картины «Великие голодранцы», «Луговая сторона», «Как прекрасна жизнь (телесериал «Вечный зов»), «Жить на земле» (фильм «Неподсуден»), ну и, конечно, «Гляжу в озера синие» («Тени исчезают в полдень»).

«Красу твою не старили ни годы, ни беда. Иванами да Марьями гордилась ты всегда», — это о корневой Руси, сохраняемой в веках вопреки всем поветриям-чужебесиям. И вовсе неудивительно, что этот проникновенный, доверительный диалог с Родиной изначально повели поэт-еврей Игорь Шаферан и потомок семиреченских казаков, обитателей юго-восточных земель, композитор Леонид Афанасьев. Русскими по духу и по душе издревле становились носители самых разных, подчас весьма экзотических кровей.

Его мелодии «не открывали Америку» — они открывали настоящую Россию. Не споря с идеологией, тихо-ненавязчиво утверждали наше исконное, глубинное, сокровенное. И это при том, что сам Леонид Викторович с 1944 года являлся членом КПСС, верил в коммунистические идеалы, которые в его сознательной или подсознательной интерпретации становились глубоко национальными, русскими.

Музыка Афанасьева участвовала в создании прочного патриотического и душевного каркаса, и на этой основе до поры держалось государство. Как это ни парадоксально, советский миф содержал в себе гораздо больше русского, чем все то, что появилось на месте прежней идеологии после 1991 года.

Славящая хоккеистов, громивших непобедимых доселе канадцев, песня «Синий лед», красивая мечта космонавтов прихватить с собой на Марс «молчание берез» («Возьму с собой»), идущий на боевое дежурство могучий подводный атомоход («Уходим мы на глубину»), чудесные «Зимние огоньки» московских улиц, добрая, милая девушка («Не назову тебя красавицей») — все это составляло довольно стройную картину мироздания, где хватало места и гордости за свою страну, и мечте о звездах, и нежной любви, и крепкой дружбе.

Когда-то надоевшую массам, а после безвозвратно утраченную гармонию советских радиоэфиров многие вспоминали с душевной теплотой уже в середине 1990-х, вдоволь насытившись низкопробной вездесущей попсой.

Одним из творцов того советского и в то же время подлинно русского мелоса (часто неброского, фонового) был самоотверженный летчик-фронтовик, скромный герой, талантливый композитор Леонид Афанасьев, ведь это с его нежной, берущей за душу музыкой неразрывно связаны слова: «Не знаю счастья большего, чем жить одной судьбой, грустить с тобой, земля моя, и праздновать с тобой».