Ленин жив!

Мавзолей. Три истории

Три коротких истории, о которых тут пойдёт речь, произошли на моих глазах, правда, каждую из них отделает от другой немало лет.

Как и многое в жизни, эти любопытные и весьма показательные эпизоды довольно быстро изгладились из памяти. И я бы, наверное, не вспомнил о них ещё очень долго, а может быть, вообще никогда, если бы не тот шум вокруг имени В. И. Ленина, который нечаянно создал своим очередным заявлением президент Владимир Путин.

Эти истории многут показаться кому-то незначительными, но мне сегодня, спустя много лет, они кажутся наполненными тем самым глубоким смыслом, которым жива наша Родина и который, несмотря на всю внешюю открытость миру, Россия так и не может до него донести, и который остаётся понятным только нам, несмотря на все перемены и все переоценки последних лет. Впрочем, судите сами.

Первая история случилась на самом закате существования Советского Союза. В очередной раз оказавшись в командировке в Москве, я решил сходить на Красную площадь.

Дело было примерно в 6 или 7 часов вечера. Был прохладный летний день, площадь была пустынна, если не считать небольшой группы туристов напротив входа в Мавзолей, ожидавших очередной смены почётного караула. Всё произошло, как и обычно. Примерно за три минуты до начала церемониала из ворот Спасской башни показался чётко, как часы, марширующий наряд. Как совершенные автоматы, безупречно печатая шаг, двое часовых и разводящий приблизились ко входу в Мавзолей.

Стоящие рядом со мной пожилые иностранцы, очевидно супруги, не сговариваясь, расчехлили свои фотоаппараты, нацелились объективами на двери Мавзолея и приготовились снимать знаменитую процедуру. Часовые спокойно и торжественно взошли по ступеням, замерли на секунду и, как всегда,  совершенно незаметно для глаза, молниеносно быстро произвели смену караула. Справа и слева от меня послышались частые щелчки фотокамер и засверкали вспышки. Мгновение спустя,

с теми же невозмутимыми лицами караул спустился вниз, развернулся и зашагал в обратном направлении, к воротам Спасской башни.

- Shit! Same story again! Did you get it? (Чёрт! Опять та же история! Ты успела?) - раздосадованно обратился мужчина к своей спутнице.

- Нет, наверное, - смеясь ответила женщина, - а ты?

- Думаю, что нет. Мужчина огорчённо вздохнул, повернулся в мою сторону и спросил:

- Сэр, вы говорите по-английски?

- Да, - ответил я удивлённо, - а что случилось? Чем вам помочь?

- Вы бы не могли сфотографировать нас здесь, на фоне Мавзолея? Я уже третий раз в Москве, третий раз пытаюсь снять эту сцену и никак не могу. Опаздываю! Уверен, что и в этот раз опять не получилось. Как они это делают - уму непостижимо!

- Конечно, я сфотографирую вас, - сказал я, - а если не получилось и в этот раз снять развод караула, вы что - опять приедете в Москву?

- Нет, - грустно ответил иностранец, - уже не приеду, наверное. Но вы знаете - я понял сегодня одну важную вещь. И это стоит удачного снимка.

- Какую?

- С этой армией нельзя воевать ни при каких обстоятельствах! - улыбнулся он, - если вы не самоубийца! Это не люди. Это машины. Это лучшая армия мира! Поверьте! Мне много лет, и я знаю, о чём говорю. Вы можете спать спокойно! Вы под надёжной защитой.

- А вы были внутри Мавзолея? - спросил я?

- Нет, ни разу. И очень жалею. Потому что хотел бы взглянуть на человека, который создал такую армию.

Я взял фотоаппарат, сделал несколько снимков и простился с моими новыми знакомыми с чувством благодарности к ним за то, что они так непосредственно объяснили мне, что такое - гордость за страну, в которой я живу.

Следующий раз я оказался здесь через десять лет, в самом конце 90-х.

И сразу заметил перемены. Площадь казалась неухоженной и заброшенной, там и тут виднелись группы подвыпившей молодёжи, на брусчатке валялись бумажки и сигаретные окурки. Была первая половина дня. Ни смены караула, ни толпы туристов, ни самого караула на своём месте по обе стороны от тяжёлых масcивных дверей больше не было.

Около невысокой калитки перед входом в усыпальницу торчал скучающий милиционер в помятой форме и криво сидящей фуражке. Я остановился рядом, глядя на широко раскрытую внутрь дверь Мавзолея.

- Открыто? Можно пройти? - спросил я.

- Да, заходите! - милиционер равнодушно кивнул головой в сторону входа. Я зашёл внутрь, спустился по знакомой лестнице вниз и оказался в траурном зале.

Было так же сумрачно и так же прохладно, как и раньше, но зал был пуст. Кроме меня, у саркофага не было никого, кроме молодой девушки, скорее всего приезжей, невысокой, кряжистой, крепкой, явно деревенского типа, и её спутника - высокого чубатого парня в бейсбольной кепке и с мороженым в руке.

Признаюсь, что от кепки на голове и особенно - от мороженого я испытал шок. И в этот момент услышал, как девушка, мельком взглянув в мою сторону, громко сказала парню:

- Ну что ты за человек такой! Здесь же могила! Вот как ты можешь стоять тут и жрать своё мороженое? Перед людьми неудобно! Всё время я краснею из-за тебя.

- А чего такого? - удивлённо вытаращился он на свою подругу, - чего тут особенного?

Вместо ответа она толкнула его локтем в бок и сказала:

- Туда смотри! Понял? - и кивком головы указала на саркофаг.

- Ну смотрю! И чо?

- Пойдём отсюда! - сердитым голосом сказала она и за руку потянула парня к выходу.

Я пошёл следом. Находиться в Мавзолее мне расхотелось.

- Не, ну а чо такого? - бубнил парень впереди меня, адресуясь к своей подруге, - чо я сделал-то?

- Чо, чо, - сердито передразнила она его и вдруг тем же тоном сказала:

- Вот ты мне скажи! Как такое бывает, что лежит человек мёртвый уже скоро сто лет и всё равно умный! А ты вот живой, а такой дурак? А?

И- странное дело! В этот момент мне почему-то снова захотелось зайти в Мавзолей.

И я помню, с каким уважением я посмотрел на эту простую русскую девчонку, которая, сама не понимая этого, была в тот момент не девчонкой, а всем народом России, для которого и Ленин, и Мавзолей давно стали генетической памятью и неотъемлемой частью сердца и ума, несмотря ни на какие перемены.

Незаметно пробежали очередные 12 или 13 лет, и я вновь оказался в Москве.

На этот раз - проездом с Урала, решив остановиться здесь на два-три дня по дороге в Питер. Был солнечный яркий летний день. Я вышел из метро на "Театральной", которая в дни моей юности называлась "Площадью Свердлова" и вскоре оказался у входа на Площадь.

Вход был закрыт. От Александровского сада и до Исторического музея его перегораживали лёгкие металические решётки, вдоль которыx стояли молодые, нарядные милиционеры в белых рубашках, галстуках и фуражках, серьёзные и невозмутимые. Чем-то напоминавшие исчезнувших во времени знаменитых часовых у дверей Мавзолея.

На Красной площади шли какие-то работы, и проход был закрыт на два часа, до 14:00, о чём сообщали поставленные тут же таблички на длинных стойках.

Около решёток толпились многочисленные "гости столицы". Я посмотрел на часы, понял, что остаётся ещё не меньше 30-40 минут и решил отойти, как вдруг позади раздалось громкие голоса, говорившие не то по-испански, не то по-итальянски.

Это были туристы, очевидно, только что высадившиеся из автобуса, который в эту минуту отъезжал от тротуара напротив входа в сад.

Шумно переговариваясь и весело смеясь, они встали рядом со мной и, не в силах прочитать объявление, с недоумением обратились к стоявшему по соседству со мной караульному милиционеру - парню лет 25 с непроницаемым выражением лица, на котором, присмотревшись, можно было разглядеть тщательно скрываемое раздражение.

Очевидно, постовой изрядно устал, объясняя на ломаном английском языке одно и то же:

- Профилактика, проход закрыт, откроется в 2 часа дня.

- Ленин, Сталин, Ленин, Сталин! - залопотали иностранцы, показывая наперебой в сторону Площади и Мавзолея и явно не понимая, почему им закрыта дорога.

Молодой милиционер металлическим казённным голосом начал свои объяснения, но что-то на это раз не выходило. Его не понимали, снова пожимали плечами и снова показывали пальцами в сторону заветных достопримечательностей, продолжая повторять "Ленин" и "Сталин", видимо, не зная по-русски ни одного другого слова, кроме этих двух имён.

Милиционер вытер лоб, увидел меня и вдруг, извиняющимся тоном спросил:

Ну как им объяснить? Задолбали они сегодня! Группа за группой!

- Я знаю английский, - сказал я, - пожалуйста, говорите, я переведу, нет проблем.

- Да? - Милиционер был счастив. Он сразу оживился, задумался на секунду, улыбнулся, подмигнул мне и сказал:

- Скажите им, пусть не суетятся! Ленин и Сталин обедают. Через полчаса закончат и всех примут, как обещали.

Я постарался сохранить всю серьёзность и с таким же непроницаемым лицом, как у милиционера, обратился к страждущим иностранным гостям:

Господа! Полицейский говорит, чтобы вы не расходились. Господа Ленин и Сталин заканчивают обед и примут всех вас, как и обещали. Не волнуйтесь! Пожалуйста, подождите немного.

При первых словах я заметил, что в мою сторону обернулись и другие туристы, которые стояли вдоль оцепления, тоже, видимо, пытаясь узнать, в чём причина закрытого прохода на площадь. Иностранцев вокруг оказалось гораздо больше, чем можно было подумать сначала.

Я не успел закончить свой короткий спич, как на весёлых и беззаботных иностранных лицах, обращенных к нам, отразилось одинаковое для всех выражение удивления, медленно переходящее в ужас. И прежде, чем я успел сказать, что это была шутка, пространство вокруг нас опустело. На месте остались только несколько наших,  местных, с удивлением наблюдавших эту сцену.

- Что вы им такое сказали? - спросили сразу несколько голосов с разных сторон.

Мы оба - я и постовой - объяснили суть дела. Раздался такой хохот, какого Площадь не слышала уже очень давно!

- Вот идиоты! Какие они, всё-таки, другие люди! - весело отозвались наши земляки.

- Лени жил, Ленин жив, Ленин будет жить! - улыбнувшись, ответил милиционер. И, снова посмотрев на меня, сказал:

- А вы хотели пройти на Площадь?

- Да, хотел.

- Так проходите! Он раздвинул решётки, освобождая проход, и поблагодарив меня за помощь, сказал:

- Удачи!

- Как тебя зовут? - спросил я.

- Михаил.

- Это не мне, это тебе спасибо, Михаил, - ответил я.

Милиционер засмеялся.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Ленин и вправду был жив.