Настоящий 37-й год: «Кулацкая операция», надломившая Русь

31 июля 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило изданный накануне оперативный приказ НКВД №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и бывших антисоветских элементов». Началась самая страшная, кровавая и (вот парадокс) самая малоизвестная для широкой публики страница большого сталинского террора, которую чекисты в своём обиходе называли «кулацкой операцией».

По всей стране создавались «тройки», состоявшие из начальника УНКВД, секретаря Обкома партии и прокурора, получившие право приговаривать по «первой категории» – к расстрелу и по «второй» – к лагерям, в рамках спущенных сверху лимитов. Расстрельные лимиты быстро вычерпывались и снизу летели в Москву запросы на их повышение, которые в первые месяцы охотно удовлетворялись.

Прошу дать указания относительно увеличения лимита первой категории до 8 тысяч человек,

– пишет 15 августа 1937 начальник УНКВД Омской области Горбач.

Резолюция: «Т. Ежову. За увеличение лимита до 9000. И. Сталин». Еще тысяча уничтоженных человеческих жизней сверху, с барского плеча вождя… Всего по итогам операции в этой области было приговорено к расстрелу 15 431 человек.

Климент Ворошилов, Вячеслав Молотов, Иосиф Сталин и Николай Ежов на канале Москва - Волга. Фото: www.globallookpress.com

Из 681 692 человек, приговоренных к расстрелу в 1937-1938 годах, 386 798 были казнены именно в результате «кулацкой операции», в которой они шли по «первой категории». Таким образом, 56% всех жертв террора приходится именно на долю «оперприказа №00447». Жертв операции из «второй категории», приговоренных к лагерям, было 380 599 человек.

Хозяйственные крестьяне (т.н. «кулаки»), священнослужители и активные верующие, не эмигрировавшие или вернувшиеся «слуги царского режима» от бывших министров и губернаторов до квартальных полицейских, офицеры и рядовые царской и белой армий, которые всем скопом записывались в члены ненавистного большевикам РОВС-а (Российского общевоинского союза – военной организации белоэмигрантов), участники вооруженного сопротивления продотрядам времен гражданской войны (т.н. «кулацких восстаний»), бывшие члены небольшевистских революционных партий – эсеры, меньшевики, анархисты. Именно эти категории жертв назывались в приказе и обрекались на уничтожение.

Параллельно с «кулацкой операцией» шла репрессивная кампания против «право-троцкистов», то есть внутрипартийной оппозиции Сталину, действительных и мнимых участников военного «заговора Тухачевского», советских работников, красной профессуры и некоторых «бывших», кто сумел вписаться в новую элиту.

Поскольку эти репрессии касались грамотных горожан, зачастую - членов советской номенклатуры, то именно они получили наиболее полное освещение в последующей публицистике времен перестройки. Попавшие под репрессивный каток, но выжившие, оставили свои мемуары, такие как «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург (жены председателя Казанского горсовета Аксенова) или «Незабываемое» Льва Разгона (зятя главы спецотдела ОГПУ Глеба Бокия).

Фото: Evgeny Haritonov / Shutterstock.com

Созданный «Детьми Арбата» миф о «тридцать седьмом годе» закрепил в массовом сознании представление о Большом Терроре как о расправе над оказавшимися ненужными Сталину «комиссарами в пыльных шлемах». Репрессии против кулаков, белогвардейцев и  священников этим советским репрессантам казались чем-то само собой разумеющимся и один из мотивов, который сквозит в этой литературе: «Ну а нас-то за что?». Мол, понятно, почему сидят белый офицер, священник, кулак, нэпман, но за что сидят старые большевики? Мало того, в тех же «Детях Арбата» Анатолия Рыбакова есть забавный мотив – сталинское наступление на большевистскую номенклатуру изображается как контрнаступление царизма и буржуазии, классово-чуждого элемента, который «папы Арбата» всего двадцать лет назад ставили к стенке, чтобы вселиться в их квартиры и обеспечить своим детям казавшееся таким чудесным будущее.

Культ «тридцать седьмого года», который возник как реакция на эпоху ельцинских демократических реформ, стал искаженным зеркальным отражением мифа о «Детях Арбата». Большой Террор предстал как расправа над раннебольшевистской элитой, над «старыми ленинцами», зачастую местечкового или просто инородческого происхождения, которых мудрый государственник товарищ Сталин решил пустить в расход, восстанавливая великую державу.

Фабрика неосоветских мифов начала охотно штамповать истории о том, как дети затравленных газами Тухачевским тамбовских крестьян, служившие теперь в НКВД, отбивали маршалу и его соратникам почки, воздавая за былые преступления.

Предатель-перебежчик Резун запустил даже термин «Очищение» и неосталинистская пропаганда не побрезговала этим даром изменника Родины и охотно начала развивать созданные им мифы. И вот уже начали находиться «православные сталинисты», которые рассказывают о великом вожде, вместе с доблестными чекистами сбросившем в 1937 году «иго иудейское».

Становление этого мифа о «тридцать седьмом годе», возможно, было исключительно в условиях полного неведения или игнорирования кровавой реальности «кулацкой операции», в ходе которой на одного казненного палача тамбовских крестьян приходились тысячи и тысячи самих этих крестьян. Им много лет спустя припомнили любой жест поперек продотрядовцам и комиссарам, не говоря уж о недостаточно восторженном образе мыслей о колхозном строе.

Именно этот террор против «бывших людей» – крестьян, священников, офицеров, специалистов, и был тем подлинным Большим Террором, тем неудержимым кровавым потоком, по отношению к которому сталинская расправа над частью советской элиты была лишь маленьким (хотя и памятным благодаря множеству громких имен) ручейком.

Чтобы понять соотношение среди жертв террора людей старой России и представителей большевистской элиты достаточно заглянуть, к примеру, в отчет начальника УНКВД Ярославской области Ершова об итогах первого этапа «кулацкой операции», направленный в Москву 14 января 1938 года. Из 3258 арестованных: бывших кулаков – 694; духовенства – 305; церковного актива – 253; повстанцев – 211; террористов – 80; бывших эсеров – 66; вредителей – 56; троцкистов – 32; шпионов – 6… Кучка вредителей, троцкистов и шпионов среди которых встречались пламенные коммунисты, буквально терялись среди масс крестьян, священников и офицеров.

На военных царской и белой закалки шла отдельная охота. Пуще всего сталинское руководство боялось именно РОВС, несмотря на похищение и убийство в 1930 году генерала Кутепова, за которым в 1937 году последовало похищение генерала Миллера. Поэтому дела по РОВС шли отдельной строкой, вне «приказа» и были самыми расстрельными. Например, сводка УНКВД по Западносибирскому краю от 5 октября 1937 года гласила, что за время операции расстреляно 4256 кулаков, 889 «прочих контрреволюционеров» и 6437 «ровсовцев», то есть попросту бывших офицеров и солдат белой армии, многие из которых даже не помышляли ни о каком сопротивлении советской власти.

Фото: www.globallookpress.com

Итак, события 1937-1938 годов были, прежде всего, кампанией по уничтожению тех людей, которые могли быть лояльны политическому или экономическому строю исторической России и имели недостаточно восторженный образ мысли в отношении большевистской власти. Коммунисты «доигрывали» гражданскую войну. Не инородные коммунисты-троцкисты, а обычные русские мужики, священники и военные были главной целью и жертвой террора. Власть ломала через колено недостаточно подходивший ей народ.

Почему «кулацкая операция» была развернута именно в 1937 году, когда советский и колхозный строй, казалось, уже победили, а сами большевики приняли «сталинскую конституцию» в которой провозглашались демократические свободы и даже обещались выборы в Верховный Совет?

С этими выборами и связана экзотическая гипотеза о тридцать седьмом годе выдвинутая Юрием Жуковым в книге «Иной Сталин». Якобы вождь очень хотел провести настоящие демократические выборы, однако разложившаяся партийная элита испугалась, что потеряет власть, а потому выдвинула Сталину ультиматум – никаких выборов до массового уничтожения «бывших людей», которые, в противном случае, непременно эти выборы выиграют. Тогда-то Сталин и вынужден был развязать руки террору НКВД, а как только смог расправиться со своими врагами в политбюро – тут же террор свернул.

Ситуация, что партийное руководство в стране победившего социализма больше всего опасается честных выборов – сама по себе красноречиво характеризовала бы большевистскую власть. Однако на деле перед нами чистой воды историческая фэнтези, за которую сам автор в 1937 загремел бы весьма далеко.

Версия, отразившаяся в построениях Жукова, характеризовалась в отчетах НКВД как «распространение контрреволюционных провокационных слухов о том, что аресты проводятся в целях недопущения социально чуждого элемента к предстоящим выборам в Верховный Совет и в местные органы Соввласти.

Проходят массовые аресты – это на время выборов изолируют нашего брата – боятся, чтобы мы в советы не пролезли. Заранее знают, что коммунисты на выборах провалятся,

– бывший кулак Моздокского района, возвратившийся из ссылки (Отчет начальника НКВД Орджоникидзевского края о ходе операции по состоянию на 15 августа 1937).

Если и была какая-то связь между положением дел в политической верхушке и массированной расправой над русскими крестьянами, духовенством, офицерством и интеллигенцией, то совсем другая. В начале 1937 года всей стране стал очевиден внутренний кризис большевистского режима – в партии начиналась охота на «право-троцкистов» и «иных двурушников», причем арестованы оказались знаменитые вожди прошлого – Бухарин и Рыков (второй много лет возглавлял Совнарком), в армии был разоблачен действительный или мнимый заговор маршала Тухачевского. Расправа Сталина с частью коммунистической элиты была неизбежна.

А. Рыков и Н. Бухарин. Фото: www.globallookpress.com

В этих условиях превентивный устрашающий удар по всем хотя бы в минимальной степени социально активным и потенциально недовольным элементам, которые могли бы хотеть возврата к «царско-поповско-кулацкому прошлому» (то есть к нормальной исторической жизни России) был неизбежен. Не случайно, что одним из наиболее частых «компроматов» изымавшихся в ходе обысков, сопровождавших аресты, был «календарь с изображением быв. царя».

Удары, которые должны были получить на пути утверждения сталинской диктатуры партия и армия должны были быть компенсированны ударами по не принимавшей революцию части русского народа и, прежде всего, по активному элементу крестьянства – кулачеству.

Не случайно главными и первоочередными жертвами были назначены кулаки, которые бежали или самовольно вернулись из ссылки, то есть показали неподчинение решениям о коллективизации. Большой Террор сопровождался массовым вступлением испуганных репрессиями единоличников в «колхозы». 1937 год оказался завершением приторможенной в 1930 году коллективизации.

Особое внимание уделялось разгрому Православной Церкви, которая могла стать естественным идейным вождем антибольшевистского сопротивления. В ходе проведенной 5-6 января 1937 года переписи населения, верующими себя в открытую исповедовали 55,3 миллиона человек или 56,7% населения страны. Это означало практически полный провал «безбожной пятилетки» и пропаганды атеизма. Неверие решено было пропагандировать, прежде всего, наганом. В 1937 году, по оценкам Н.Е. Емельянова было арестовано 162 500 священно и церковно служителей и верующих активистов, а расстреляны были 89 600. Эти цифры, судя по всему, близки к истине – в опубликованных отчетах НКВД духовенство и активные церковники составляют примерно 20% общего числа жертв «кулацкой операции», причем расстрельность в этой группе была достаточно высокой.

Фото: pravoslavie.ru

Как выглядели типовые обвинения в адрес церковников дает представление отчет наркома внутренних дел Татарской АССР Михайлова, направленный Ежову в начале 1938 г.:

«К-Р. ГРУППА ЦЕРКОВНИКОВ В ЕЛАБУЖСКОМ РАЙОНЕ.

Группа существовала с 1935 года и состояла из церковников и бывш. людей. Деятельность группы была направлена на: а) антисоветскую, антиколхозную и пораженческую агитацию с одновременным формированием фашистских и повстанческих настроений; б) организацию колхозников на сопротивление мероприятиям Соввласти с использованием при этом религиозных предрассудков; в) распространением к-р. толкований религиозного вероучения, применительно к современным условиям.

Возглавляли к-р. группу священники Тихоновской ориентации МАЛИНОВСКИЙ, ГРАХОВ и СЕНИЛОВ. Под видом обсуждения церковных дел, МАЛИНОВСКИЙ и др. проводили групповые собрания, на которых поп ГРАХОВ зачитывал выдержки из религиозной книги «апокалипсис», истолковывая их в к-р. духе, применительно к условиям советского строя, убеждая при этом присутствовавших в неизбежности падения Соввласти…

В начале 1936 года к-р. группа через МАЛИНОВСКОГО создала в Елабуге новую к-р. организацию под названием «Комитет защиты религии и церкви». Участники «комитета» систематически проводили собрания, на которых выносились решения об организации верующего населения на открытое сопротивление мероприятиям Соввласти вообще и особенно по вопросу закрытия церквей, снятия колоколов и т. д.»

(Цитаты из документов приводятся по книге: М.Юнге, Г.Бордюгов, Р.Биннер Вертикаль большого террора. История операции по приказу НКВД №00447. М., Новый Хронограф, АИРО-XXI, 2008). 

Была и еще одна причина - экономическая неэффективность советского строя на этом фоне бросалась в глаза каждому. Поскольку повысить экономическую эффективность производства в рамках сталинской модели было невозможно, оставалось объяснять её действиями врагов и вредителей. В отчетах о деятельности разоблаченных врагов народа полезно переставить местами абзацы и всё становится на свои места. Вот, к примеру, состояние почтовой службы в советской Татарии:

За первую половину 1937 года было 120 случаев присвоения почтовых ценностей на сумму 40 тысяч рублей. За период январь-июль по городскому почтамту поступило 1099 жалоб на недоставку разных посылок, писем и переводов, как по почте, так и по телеграфу… Из 32 автомашин, обслуживающих почту, в течение первого полугодия 1937 г. совершенно разрушено 8 автомашин, а остальные приведены в аварийное состояние.

Мы видим классическую картину хозяйственной разрухи, над которой следователи НКВД надстраивали свою теорию заговора:

«Право-троцкистская, националистическая, диверсионно-вредительская организация в системе Тат. Управления НКСвязи возникла в 1935 году… Организация ставила перед собой задачи: 1. Путем диверсии и вредительства парализовать работу всей системы связи, в особенности телеграфно-телефонной связи. 2. Срыва подготовки всех политических кампаний: посевной, уборочной, выборной… 3. Срыва нормального обслуживания населения по почтовой линии…».

Фото: www.globallookpress.com

Такими же теориями заговора в отчете Наркома внутренних дел Татарской АССР Михайлова (сам, вражина, расстрелян в 1940 году) объясняются и проблемы Казанской судоверфи, и невыполнение решений партии и правительства по ликвидации бескоровности (то есть дефицита скота, возникшего после революции). Деятельностью вредителей оказалось возможным объяснить любую проблему, возникшую на селе и в городе.

Развернувшаяся в стране вакханалия террора затянула сотни тысяч человек – «бывших» хватали и «разоблачали» за неосторожно брошенное слово, косо брошенный взгляд, усмешку при виде портрета Сталина, зачастую соседей сдавали из личной мести, по итогам пьяной ссоры или чтобы захватить что-то из имущества. Чекисты уничтожали людей из карьерных соображений, корысти или просто садизма. Стоило волне террора чуть сбавить ход, как уже начали вскрываться страшные факты, напоминавшие разгул гражданской войны.

Сотрудник НКВД Анисимов сообщал в Вологодский обком партии о проделках сотрудников Белозерского райотдела НКВД Власова, Овчинникова, Воробьева и других. Проблему «лимита» в 200 человек эти опера решили в один день. Они организовали врачебную комиссию, якобы отбирающую заключенных для перевода в более комфортные тюрьмы.

Вызывали по одному человеку из камеры, совершенно не располагая на последнего компрометирующими материалами и «доктор» ВОРОБЬЕВ начинал производить «медицинский осмотр», а ВЛАСОВ, ОВЧИННИКОВ и ЕМИН сидели, писали протоколы допроса, пользуясь ранее составленным еще в Белозерске протоколом. После осмотра ВОРОБЬЕВ кричал «годен» подводили к столу и, не читая ему протокола, говорили - подписывай акт медицинского осмотра и таким образом они в течение 4-х суток арестовали 200 человек, на которых не было совершенно материалов о к. р. агитации.

Практиковались и менее затейливые способы: «взяли в Райисполкоме списки, кто в прошлом облагался твердым заданием, и вот только по этому производили аресты». А дневные аресты переходили в ночные вакханалии.

«Применяли фашистские методы допроса и убивали в кабинетах путем физического насилия тех, кто упорно не подписывал протоколы... Одному «обвиняемому», фамилии сейчас не помню, ВЛАСОВ, ВОРОБЬЕВ и ОВЧИННИКОВ… сломали железным крюком нос и выкололи глаза, после свалили его под пол в это помещение. Двух граждан, фамилии тоже не помню… убили в помещении ЗАГС-а и зарыли его под полом в этом помещении, причем убивали этих лиц железным молотом в голову...

ВЛАСОВ и ПОРТНОГО собрали совещание и сказали, что по указанию ЦК ВКП(б) мы должны убить около 70 человек, причем бить будем их холодным оружием. После всех этих разговоров ВОРОБЬЕВ, ОВЧИННИКОВ и ЕМИН достали из шкафа топор, железный молот и сказали - вот чем будем убивать сегодня человек 30. Будем рубить головы и крохи мяса закапывать в могилы, подготовленные сторожем кладбища, который очевидец этого дела. Приводили из тюрьмы по 15-20 человек, вязали им в помещении ЗАГС-а руки, ложили в сани, а сверху валили одеяла и садились сами. По приезду на могилу ЕМИН, АНТИПОВ и другие брали по одному из саней и подносили его туловище на плаху, а ВОРОБЬЕВ и ОВЧИННИКОВ рубили топором, а после куски этого мяса бросали в могилу и вот таким образом они в течении 3-х суток уничтожили большое количество человек».

Случай был настолько вопиющий, что генпрокурор Вышинский направил после окончания террора заявление Анисимова новому наркому внутренних дел Лаврентию Берии, сменившему Ежова, а копии направил Сталину и Молотову. Однако, вопреки позднейшим бериевским легендам, никакой инициативы в наказании виновников террора и реабилитации невинных жертв, Берия не проявлял. Напротив «Берия не только не горит желанием освободить ни в чем не повинных людей, а наоборот, ведет определенную линию на создание тормоза в этой работе и свой авторитет использует для поддержания «чести мундира» - жаловалась группа прокуроров в ЦК Жданову 28 октября 1939 г.

Фото: Vitalii Khailov / Shutterstock.com

Вообще  работники советской прокуратуры предпринимали время от времени робкие попытки сопротивления террору, а после его окончания – стали добиваться постановки НКВД под свой контроль, в частности, в союзе с партийными кадрами, начали добиваться запрета пыток, на что последовал грозный окрик самого Сталина. 10 января 1939 года Вождь разослал шифротелеграмму которая не оставляет сомнений в его отношении ко всему происходившему в 1937 году:

«ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов-крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, -следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме…

Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь…»

Вообще, совокупность всех опубликованных в последние годы документов полностью исключает миф о сталинском «незнании» или же «нежелании» осуществлять террор. Напротив, все кровавые операции предпринимались по его инициативе, с его полным согласием и поддержкой. Личная подпись Сталина стоит на списках с 45 тысячами имен приговоренных к расстрелу. Причем в этом числе «расстрелянных лично Сталиным» были не только партийные и советские бонзы, но и, к примеру, великий русский экономист Н.Д. Кондратьев, автор идеи «циклов Кондратьева» играющих огромную роль в современной экономической теории, или выдающийся русский военный теоретик А.А. Свечин, взгляды которого позволили бы существенно снизить потери России во Второй мировой войне.

Можно долго перечислять жертв Большого Террора. Тут и руководство Русской Православной Церкви – священномученики митрополит Петр Крутицкий и Кирилл Казанский, лидер церковной оппозиции митрополиту Сергию – митрополит Иосиф Петровых, и десятки выдающихся архипастырей, таких как священномученик Серафим (Чичагов), инициатор канонизации преподобного Серафима Саровского. Тут и выдающиеся мыслители, ученые и деятели культуры – священник Павел Флоренский,  крупнейший византинист академик В.Н. Бенешевич, переводчик античных комедий и трагедий Адриан Пиотровский, поэты Николая Клюев и Осип Мандельштам. Тут и дети расстрелянных кулаков, однако, верно трудившиеся на благо родины, как создатель дизельного двигателя В-2 на котором ездил танк Т-34 – К.Ф. Челпан. Тут и не успевшие эмигрировать бывшие государственные деятели царской России, такие как бывший Якутский вице-губернатор Д.О. Тизенгаузен, в сибирской ссылке написавший цикл язвительных антисоветских рассказов.

Павел Флоренский. Фото: www.globallookpress.com

Но, все-таки, главной жертвой был простой и никому не известный русский крестьянин, объявленный «кулаком», простой офицер, записанный в «ровсовцы», рядовой член церковной «двадцатки», своим именем героически защищавший свой приходской храм от закрытия и сноса – и за это же расстрелянный. Именно в этом «великом анониме» заключалась соль земли былой России. И именно ему решено было в 1937 году переломать хребет.

Разгромленную в годы революции и гражданской Святую Русь добивали во всех её проявлениях, а её стон уже не был слышен, заглушаемый и славословиями вождю, и криками представителей уже новой власти, на которых тоже оказался спущен «век-волкодав».

Жертвы «кулацкой операции» - самые массовые жертвы  сталинского террора. Именно эта операция придает всей репрессивной политике большевиков неустранимый признак геноцида русского народа. Ни все вместе, ни каждый по отдельности, они не должны быть забыты.