Н.В. Ревякина. "Гуманист Пьер-Паоло Верджерио об умственном труде и ученых"
ГУМАНИСТ ПЬЕР-ПАОЛО ВЕРДЖЕРИО ОБ УМСТВЕННОМ ТРУДЕ И УЧЕНЫХ
В сочинениях гуманистов и особенно в их письмах можно часто встретить размышления о собственных занятиях и их целях, обоснование общественной значимости этих занятий. Подобные размышления тем интереснее, что относятся к эпохе, когда интеллектуальная деятельность — основная сфера приложения гуманистических сил и талантов — все сильнее обособляется, выделяясь из других областей жизнедеятельности, постепенно обретает свою функцию и свою специфику и начинает признаваться обществом как самостоятельная сфера. Наиболее существенной и характерной чертой этого явления является секуляризация интеллектуальной деятельности и ее носителей. Имея свои предпосылки и некоторые успехи в развитом средневековом обществе, все эти процессы развертываются в полной мере только в эпоху Возрождения.
Важную роль в них играли гуманисты, деятельность которых способствовала становлению самосознания интеллигенции эпохи Возрождения. Источник, с помощью которого можно продемонстрировать основные направления процесса становления самосознания гуманистической интеллигенции, — переписка гуманиста Пьера-Паоло Верджерио (1370—1444). Большая часть этой переписки приходится на период с 1389 по 1405 г., наиболее плодотворное время в творчестве Верджерио, занятого в эти годы преподавательской и научной деятельностью в Болонском и Падуанском университетах. Позже Верджерио отошел от преподавания и перешел на службу в римскую курию, а в 1417 г. уехал вместе с императором Сигизмундом в Венгрию, где сыграл видную роль в развитии гуманизма. Из других источников для решения поставленного вопроса можно привлечь трактат Верджерио «De ingenuis moribus» (ок. 1402 г.) — образец гуманистической педагогики. В своей переписке ученый и педагог Верджерио решает вопрос о своем призвании, защищает необходимость умственных занятий для общества, рисует идеал ученого.
В умственных занятиях Верджерио пропагандирует упорный и самоотверженный труд, всецело поглощающий человека. Гуманист уверен, что люди не рождаются мудрыми и учеными, но приобретают все «studio atque industria». Как в физическом труде, так и в умственном необходимы прежде всего упражнение и усердие; чем неутомимее трудятся, например, в ораторском искусстве, тем красивее получается речь. В занятиях моральной философией и ораторским искусством, которые Верджерио выбрал для себя, он намерен, как он сам заявляет, проливать пот, и ни натиск судьбы, ни случайность не отвратят его от этого намерения. Мысль о преданности своим занятиям повторяется неоднократно. Своих корреспондентов — собратьев по умственному труду — Верджерио постоянно убеждает настойчиво трудиться, не оставляя начатого, ибо только этим путем, пройдя через все лишения и трудности, можно достигнуть высот. Как пример для подражания он называет некоего Якоба де Фирмо, которого ничто не может отвлечь от честных трудов.
Похвалы же друзей в адрес самого Верджерио подстегивают его и заставляют предаваться самобичеванию: он инертен и медлителен по сравнению с другими; он столько дней провел праздно и столько ночей проспал, а ночь для неутомимого Верджерио «подобна смерти», ибо «во сне исчезает все время». Одно из писем Верджерио рисует его трудовую жизнь в Падуе. Каждое утро он поднимается рано, задолго до рассвета, сидит при свече с книгами, готовясь к занятиям; затем идет на занятия, где сначала опрашивает учеников, потом читает 2-3 лекции. В таких трудах проходит весь день. А если случается время для отдыха, то обычно это прогулка во дворике или под крышей. Первая часть ночи снова посвящена занятиям...
В этой «жажде познания, в столь сильном стремлении к науке и славе, в столь усердных упражнениях в литературной деятельности» проходит жизнь гуманиста Верджерио, девизом к которой могут стать его слова, сказанные другу: «vigila et labora». Вспоминая, как он изучал греческий язык, Верджерио говорит, что этот устрашающий многих труд никогда не казался ему наказанием. Более того, свою нелегкую жизнь, усиленные занятия, бессонные ночи Верджерио называет одновременно и большим наслаждением. Такие заявления очень характерны для него. «Проливать пот в научных занятиях» и «жить в них с радостью» — для Верджерио не противоположные вещи. Наслаждение, присутствующее в умственных занятиях, не означает, однако, что они — праздность и досуг. В этом отношении Верджерио считает возможным сравнить умственные занятия с государственной и военной деятельностью и находит сходство в том, что всем им присущи как наслаждение, так и тяжелый труд, в них нет места праздности, так что никакому бездельнику в эти сферы нет дороги.
Настойчивая защита умственных занятий как упорного труда создает впечатление, что Верджерио полемизирует с невидимым противником, опровергающим подобный взгляд. Очевидно, это спор с обыденным взглядом на научные занятия, с недоверием трудовых слоев общества к созерцанию, скомпрометированному монахами. В заявлениях гуманиста видно стремление отстоять умственный труд, сделать его в глазах общества важной сферой жизнедеятельности. Убедить же предприимчивое и деятельное общество эпохи Возрождения в значимости этого рода занятий можно было, доказав, что они — тоже труд. И как специфическое качество этого труда, роднящее его с более высокими сферами деятельности, подчеркивается присущее ему наслаждение. Оценивая умственные занятия как труд, Верджерио, однако, высказывается против чистой науки и считает, что человек не должен целиком отдаваться созерцанию, так как он тогда становится дорог только самому себе и мало полезен государству.
Для Верджерио заниматься философским познанием мира — великое дело, более великое — жить согласно философии, самое же превосходное — соединение того и другого. Вот поэтому-то Верджерио выступает так активно в сочинении, написанном им в форме письма от имени Цицерона Петрарке, против обвинений, направленных в его адрес Петраркой. Позиция Цицерона, ученого, принимавшего активнейшее участие в государственной жизни и затем в гражданской войне,представляется ему справедливой и необходимой, гражданским долгом ученого. Подобное отношение к умственному труду определяется у Верджерио, на наш взгляд, рядом обстоятельств. Важную роль среди них играют защищаемый им принцип деятельной жизни и его гражданская позиция, сформировавшаяся под сильным влиянием гражданских идей Флоренции и их наилучшего выразителя — Салютати; в дальнейшем эта позиция нашла питательную среду в Падуе, где традиции демократических свобод долго сохранялись и при тирании Каррар. Наряду с этим на Верджерио оказало влияние и распространившееся в эпоху Возрождения гуманистическое представление о благодетельной роли знания, способного силой мудрости и нравственного влияния устроить мир наилучшим образом. Сказались, очевидно, и недостаточная расчлененность общественной практики и не вполне сложившаяся в силу этого обособленность умственного труда даже в сознании его носителей.
В каких формах проявляется умственный труд и каковы его цели в представлении гуманиста? Верджерио говорит о научной и педагогической деятельности, понимая их в неразрывном единстве. «И мы делаем нечто, когда сидим под крышами учебных заведений, когда учим и исследуем сами, создавая движением мысли нечто достойное о разуме, природе, нравах... Тем, что мы создали что-то своим умом или сохранили в памяти многие знания, мы достигли высшего». В деятельности ученых-педагогов Верджерио выделяет собственно творчество, сохранение знаний и их передачу. О собственно творческой функции людей умственного труда и об их роли в сохранении культурных ценностей у Верджерио есть целый ряд высказываний, где речь идет в основном о предмете, наиболее интересующем гуманиста, — о «studia humanitatis». Верджерио глубоко убежден, что «для сохранения памяти о прошлом более всего необходимы памятники письменности, в которых описываются деяния людей, превратности судьбы, редкостные творения природы и обо всем этом содержатся суждения времен. Передаваемое человеческой памятью мало-помалу исчезает, едва превышая век одного человека.
То же, что хорошо вверено книгам, остается вечным...» Отсюда высокая оценка труда писателей, поэтов, историков — «божественных умов», без труда которых не может быть долгой, а тем более вечной, памяти о каком-либо деле. И поскольку памятники письменности и книги, создаваемые историками и писателями, являются «верной памятью о событиях и всеобщей кладовой всех знаний», «мы должны позаботиться о том, чтобы взять их у предков; и если мы сами ничего не в состоянии сочинить, мы должны целыми и невредимыми передать книги потомкам; тем самым мы позаботимся о полезном для тех, которые будут после нас, а тех, которые ушли, мы вознаградим своим трудом». Верджерио обвиняет свое время и предшествующие века, в течение которых была допущена гибель многих прославленных трудов выдающихся авторов. Поэтому гуманист приветствует инициативу Флоренции по «спасению гибнущих наук Греции и насаждению их в Италии» и одобряет приглашение во Флоренцию Эмануила Хризолора. Гуманист защищает от забвения и уничтожения не только духовную культуру; одним из первых среди гуманистов он проявляет беспокойство по поводу состояния памятников материальной культуры.
Создание и сохранение культурных ценностей, с точки зрения Верджерио, имеет прежде всего определенное воспитательное значение. Верджерио глубоко убежден, что в мудрости содержатся «опыт, правила и уроки всей жизни», и поэтому, считает он, люди, призванные к практической жизни, могут стать более благоразумными, усвоив наставления тех, которые пишут книги, и следуя примерам тех людей, о которых в этих книгах рассказывается. С подобных позиций он оценивает книгу гуманиста Джованни Конвертино да Равенна «De elegibili génère vitae»:его работа нужна для того, чтобы то, что «он узнал на опыте, лучшем учителе дел, показал бы юношам с помощью разума и наставлений». Творчество ученого Верджерио расценивает, таким образом, с точки зрения необходимой связи знания с жизнью. Эта связь мыслится, однако, не только как приобщение к опыту и мудрости, но и как нравственное совершенствование, ибо знание у Верджерио теснейшим образом связано с добродетелью и порой прямо отождествляется с нею.
Точно так же и передача знаний, реализующаяся в процессе образования, включает в себя наставление в мудрости и нравственное воспитание, и соответственно «studia liberalia» называются дисциплины, «с помощью которых развиваются и взращиваются добродетель и мудрость и благодаря которым тело и душа предрасполагаются к лучшим поступкам». Образование Верджерио считает лучшим наследием и достоянием, делом первостепенной важности, о котором родители должны позаботиться в отношении своих детей. Ученики — один из главных результатов труда ученых-педагогов. В письме к Барцицце Верджерио выражает надежду, что добродетель того не бесплодна, поскольку, обучая юношей, он передает им знание риторики и выпускает умеющих говорить по правилам красноречия, а кто красноречиво говорит, тот должен и жить добродетельно. Верджерио еще не подчеркивает общественного характера деятельности ученых-педагогов. Она представляется ему частным делом по сравнению с государственными и военными занятиями, имеющими своей целью общее благо. Однако лишенная чистого созерцания, эта деятельность отвечает требованиям активной жизни, за которую ратует гуманист, и, соединяя в себе передачу знаний и нравственное воспитание, несомненно приближается к общественному служению.
Основные принципы гуманистического образования и воспитания изложены Верджерио в работе, специально посвященной этому предмету, — педагогическом трактате «De ingenuis moribus...», анализ которого может быть темой самостоятельного исследования. Нас же в связи с общей оценкой умственной деятельности, различных ее форм и целей интересует в данном трактате определение значимости научных дисциплин. Верджерио отходит от традиционной системы «семи свободных искусств» и от греческой системы образования, о которой упоминает, и перечисляет научные дисциплины, распространенные в его время: моральную философию, историю, риторику, поэтику, музыку, логику, грамматику, естествознание и связанные с ним учения о перспективе и о весе, астрономию, геометрию, арифметику, медицину, юриспруденцию, богословие. Богословие, как «знание возвышеннейших причин и вещей, которые удалены от наших чувств и которых мы касаемся только посредством разума», стоит в конце перечня и роль его никак не оценивается. Очевидно, Верджерио, как и Петрарка, не видит практической пользы от религиозной метафизики; его понимание системы образования целиком основано на светских принципах. В образовательном процессе Верджерио ставит на первое место гуманитарные дисциплины и среди них — моральную философию, историю и риторику.
Он называет эти дисциплины гражданскими и подчеркивает прежде всего их воспитательную функцию, их роль в формировании человека-гражданина, государственного деятеля по преимуществу. В философии, которую гуманист рассматривает исключительно в моральном плане, заключены предписания, чему подобает следовать в жизни и чего избегать, она рассуждает о назначении людей. Философия учит правильно думать, что, с точки зрения Верджерио, в любом деле является главным. По поводу философии высказывается и еще одна интересная мысль: она потому считается свободной наукой, что ее изучение делает людей свободными. Эта же мысль повторяется и в письмах, где говорится об освобождении духа, которому способствуют учения о нравах. Очевидно, это освобождение надо понимать как обретение посредством философии внутренней свободы, благодаря которой человек становится личностью, т. е. приобретает самоценность и достоинство, составляющие его главное достояние и ценимые неизмеримо выше родовитости, богатства и т. п. Очевидно, не только моральное воспитание, но и формирование личности как таковой составляет, по Верджерио, задачу философии.
И другая гражданская дисциплина — история — имеет большую пользу: в ней содержатся примеры того, чему следовать в жизни и чего избегать, она дает разумные советы и увеличивает жизненный опыт. Знание истории необходимо всем людям, но особенно тем, кто находится на государственной службе. Последняя мысль повторяется неоднократно. Столь же необходимо красноречие, учащее людей веско и красиво говорить. В этой дисциплине Верджерио подчеркивает прежде всего важность содержания, поэтому для красноречия имеет большое значение история: она дает примеры, воздействующие на людей сильнее, чем любое рассуждение. Если три «гражданские науки» имеют прежде всего воспитательное значение, то грамматика и логика рассматриваются Верджерио как дисциплины, в некотором смысле подсобные по отношению к другим. Грамматика — прочная основа любой дисциплины; она необходима каждому человеку, и особенно ученым: «Если мы хотим в научных занятиях добиться успеха, мы, очевидно, должны прежде всего знать соответствующий язык, заботясь о том, чтобы в стремлении к большему позорно не ошибаться в малом».
Так, для самого Верджерио изучение греческого языка не является самоцелью, он необходим гуманисту для знакомства с греческой философией, историей, красноречием. Аналогично отношение гуманиста к логике, определяемой им как «искусство спора», «учение о познании», которое «открывает путь к любому виду наук». По существу Верджерио понимает логику в ее античном значении, не принимая во внимание ее средневековых претензий быть наукой наук. В перечне дисциплин гуманист Верджерио уделил должное внимание и другим, не гуманитарным областям знания. Их оценка лишена крайностей и показывает широту взглядов гуманиста-питомца университетов Болоньи и Падуи с их специфической естественнонаучной атмосферой. Сам Верджерио был знаком с естествознанием, медициной, юриспруденцией. Отмечая практическую пользу медицины и юриспруденции, Верджерио считает первую производной от естественной философии, вторую — от моральной.
Медицина неблагородна в своей практике, но весьма полезна для здоровья людей и прекрасна в познании. Юриспруденция полезна для государственных и частных дел и повсюду пользуется большим почетом; в ее адрес, однако, следует критика (недостойно продавать труд за деньги), предвосхищающая позднейшую гуманистическую полемику против юристов. Верджерио указывает и на практическое значение астрономии, определяющей время затмения Солнца и Луны. О выходе в сферу практики других естественных знаний Верджерио не упоминает,
что для его времени вполне объяснимо; но он не рассматривает их и с точки зрения средневекового понимания науки как совокупности определенных правил и технических навыков, не подчиняет исследование природы цели раскрытия божественного плана мироздания. Естественнонаучная дисциплина понималась падуанским гуманистом уже по-иному — как исследование причин движений и изменений: «Знание природы в высшей степени созвучно и сообразно человеческому разуму; благодаря этой науке мы познаем основы и изменения природных тел, одушевленных и неодушевленных, находящихся на небе и на земле, а также причины многих явлений, которые обычно кажутся удивительными. Как приятно понимать все это, так в высшей степени приятно познавать то, что случается в воздухе и на земле». Обращает на себя внимание такое положение Верджерио: знание и процесс познания приятны, дают наслаждение. Этот момент «приятности», красоты знания и процесса познания он подчеркивает и в общих положениях («свободные науки рождают удивительное наслаждение»), и применительно к отдельным научным дисциплинам, будь то естественные или гуманитарные науки.
«Приятно и содержит в себе исключительную определенность» познание арифметики и геометрии, «прекрасна в познании» медицина. Поэзия, хотя и полезна для жизни и красноречия, более всего доставляет наслаждение. История способна превосходить власть природы и быстрейший бег времени, останавливая и поворачивая назад то, что происходило раньше. И это ощущение овладения природой вызывает в душе наслаждение и восторг. Мысль о том, что знание и процесс познания прекрасны сами по себе и представляют определенную ценность, т. е. эстетическое отношение к науке, не была, очевидно, присуща средневековому сознанию и родилась, пожалуй, только в эпоху Возрождения, когда начала осознаваться сила знания и утверждался его светский характер. И определение умственного труда как наслаждения тоже, очевидно, стало возможным только в это время. Интересную мысль высказывает Верджерио о связи всех наук между собой.
Чтобы считаться ученым, нет необходимости изучать все дисциплины, ибо и отдельные из них могут потребовать человека целиком, хотя, замечает он далее, «все дисциплины так между собой связаны, что никакую нельзя изучать по-настоящему, полностью игнорируя все другие». Светская трактовка, объективная оценка всех современных ему областей знания, значимость которых, по мнению Верджерио, заключается в самом знании, его практической ценности и нравственном воспитании, подчеркивание связи дисциплин друг с другом нам представляются важным этапом в утверждении необходимости умственного труда для общества, в осознании умственной деятельности как особой и единой сферы жизнедеятельности.
Будучи членом университетской корпорации, Верджерио тем не менее не мыслит умственный труд сугубо корпоративно, не ограничивает его только научно-педагогической деятельностью. Умственная деятельность выводится им за рамки университетов и школ и включается в сферу общественной и государственной жизни. Именно в этих сферах наиболее полно реализуется идеал связи знания с жизненной практикой, именно здесь мудрость знания и его моральная сила получают возможность широкого влияния. В этих сферах умственный труд обретает новые функции. Уже говорилось о том, что понятие знания и добродетели у Верджерио теснейшим образом связаны между собой. Сама же добродетель понимается им как моральное совершенство, проявляющееся в деятельности, прежде всего на благо общества.
В связи с этим Верджерио склонен рассматривать знание как активное добро, а его носителей как руководителей общественного мнения и самого общества. Истинными носителями знания он считает тех, у кого мысль не расходится со словом, слово с делом и в конечном итоге — знание с добродетелью48. Их позицию Верджерио противопоставляет лицемерию современных ему проповедников, выражая этим зреющий конфликт между гуманистами и представителями феодально-католической идеологии: «Лучший вид знания тот, когда убеждающий словом, что надо делать, подтверждает это примером и своей жизнью; об этом мало заботятся, как мне кажется, проповедники нашего времени, все стремление которых состоит в том, чтобы сказать, а не сделать доброе... Итак, кто правильно учит и живет так, как учит, тот истинно ученый, кто же по-другому, тот лжец, осуждающий себя самого своими словами». Моральная дискредитация церковных идеологов, производившаяся гуманистической литературой, была в одном из своих аспектов борьбой за их оттеснение от выполнения идеологических функций, претензии на которые заявили в эпоху Возрождения светские интеллигенты и гуманисты в первую очередь.
Идея руководства общественным мнением, связанная с этими претензиями, предполагала право абсолютного суждения и нравственной оценки. Мысль об этом ясно выражена в инвективе против Малатесты, где за людьми культуры признается право дать славу какому-либо деятелю, сохранить его имя в памяти потомства или же, наоборот, обесславить его, предать позору за бесчестный поступок. Носители умственной деятельности не только получают у Вердерио право на руководство общественным мнением. Они, по мнению гуманиста, который ссылается при этом на Платона, призваны руководить обществом и государством: должны или сами управлять государством, или быть советниками государя. В другом месте он говорит, что «государства будут счастливы, если ими будут править ученые или их правителям выпадет на долю выучиться мудрости». То, что ученые встанут во главе государства или рядом с его руководителями, расценивается Верджерио как великое благо для страны: «И если бы им поручались общественные должности, если бы народы и государи вверяли себя их советам, то не страдал бы наш мир от стольких разногласий и в особенности от стольких войн». И наоборот, расцвету пороков и перерождению форм правления, в частности, способствует то, что рядом с правителями не было людей, которые осмелились бы их увещевать и говорить истину. Поэтому деятельность Салютати и ему подобных, соединяющих гуманистические занятия и работу на благо государства, полностью отвечает идеалу Верджерио.
Отмечая заслуги Салютати перед Флоренцией, Верджерио говорит о великой силе его гуманистической образованности и убеждения, которая противостоит силе оружия: послания Салютати, как говорили тогда, были оружием против закованного в броню врага, они имели большее значение в войне, чем флорентийское войско. Приветствуя назначение на должность канцлера Венеции Лючио Дезидерато, Верджерио называет это благом для города и отмечает достоинства Лючио, связанные с его ученостью: способности как историка красиво и изящно описывать, нравственные качества и силу убежденности, рождающие в нем, как и в Салютати, государственный талант (способность заключить выгодный мир и побудить к дружбе, устрашить врага блестящей речью), трудолюбие и готовность к самопожертвованию56. Подобные люди должны почитаться, по мнению Верджерио, как земные боги, так как они руководят посредством разумных советов жизнями людей, принося пользу всем и каждому. Венецию, где должность канцлера замещается, по мнению Верджерио, такими людьми, он рассматривает как пример разумно управляемого государства в условиях, когда все приведено в беспорядок и запутано. Осознание умственной деятельности как особого и необходимого для общества труда, осмысление целей и форм этого труда нам представляется главным в становлении самосознания интеллигенции.
В ходе дальнейшего исследования этого вопроса важно выявить представление Верджерио о самих носителях умственной деятельности. В переписке гуманиста можно наблюдать довольно четкое понимание единства ученых и необходимости культурной среды для человека, занятого наукой. С этой точки зрения он дает самую отрицательную характеристику своему родному городу Каподистрии, откуда «бежит мысль», где нет науки и добродетели. И когда по причине чумы ему пришлось приехать на родину и провести там полгода, он с трудом выдержал пребывание там, потому что был лишен общества ученых людей. Для успешных занятий, говорит он, важно иметь вокруг себя многих, с которыми можно рассуждать об общих вопросах: в спорах возвышается и обогащается дух, возрастает пыл к занятиям.
Аналогичные мысли он высказывает и по поводу отъезда своего друга из Болоньи. Болонья — «зеркало философов» и многих других видных ученых, которые исследуют вопросы, относящиеся как к естественным, так и к гуманитарным наукам, и уезжать из нее, учитывая все эти преимущества, не имеет смысла. Речь идет, таким образом, снова о научной среде, без которой ученый не может существовать. Наличие ученых людей действует и как моральный стимул: пример таких людей побуждает к самовоспитанию и совершенствованию. Культурная среда, сообщество ученых, которые защищает Верджерио, предполагает новые формы связей, выходящие и за рамки корпораций и за профессиональные рамки. Сам Верджерио в Падуе и в масштабах всей Италии связан с университетскими преподавателями естественных и гуманитарных дисциплин, с учеными из канцелярий Каррара, с учеными — государственными деятелями и деятелями на службе церкви, с педагогами-гуманистами и т. п.
Приезжая в незнакомый город, он узнает, есть ли там знаменитые мужи, славные своей образованностью и жизнью: если есть, то он, не смущаясь, идет к ним, говорит с ними, добивается их уважения, поддержки и т. п. Несомненно, такого рода отношения способствовали установлению культурных связей, сплочению представителей умственного труда. Осознание этого единства ученых сопровождается попыткой обособить носителей умственной деятельности от невежественной массы. Это обособление основано у Верджерио, на наш взгляд, на главном качестве, отличающем интеллектуалов, — образованности. Именно она, а не какие-либо социальные различия, создает дистанцию между учеными и «vulgus», выделяет аристократию ума. В одном из писем Верджерио выражает свое отрицательное отношение к смешению с «vilissimae vulgi turbae». Он стремится сам и побуждает друга отбросить все, что у них есть от толпы, и, освободившись от ига, позволить себе только философию и добродетель.
В то же время Верджерио проявляет большой интерес к народным обычаям, фольклору, умеет уважать природный ум и меткий язык простых людей. Образованность создает дистанцию также и между учеными и феодалами. Инвектива Верджерио против Малатесты представляет собой блестящий выпад против титулованных невежд, которые не знают и не понимают античной культуры. К тому же и славу свою герцоги получают подчас случайно, благодаря трудам историков и писателей: «в их деяниях более всего присутствует фортуна... В умственных делах нет места судьбе». Перед лицом феодальных владык Верджерио защищает достоинство и независимость человека умственного труда. Узнав, что к одному из его корреспондентов расположен король, Верджерио, вопреки общепринятому мнению, пишет: «Человеку, который весь мир считает своей родиной, честь которого измеряется не близостью к могущественным людям и не рукоплесканием толпы, а заслугой собственной добродетели, что более подобает, как не быть в милости у короля, хотя он ни в добром короле не нуждается, ни злого не потерпит.
Такому человеку король — каждый добрый человек, злого же, даже если он сверкает диадемой и украшен пурпуром и управляет народами и городами, он обуздает, но укажет, однако, что тот — раб пороков... Вряд ли сможет обвинить судьбу король, если он воспользуется советом и службой таких людей». У Верджерио намечается стремление обособить представителей умственного труда не только от толпы и феодалов, но и от носителей феодально-католической идеологии. Это обособление, как уже говорилось, строится на этической основе (а не на образованности, присущей и ученым проповедникам из духовенства), на противопоставлении идеала тождества мысли и слова, слова и дела, защищаемого гуманистом,— лицемерию проповедников. Осознание единства ученых и их обособления от других слоев населения, наблюдаемое у Верджерио, позволяет гуманисту наметить некоторые черты облика носителя умственного труда; при этом зримый им идеал Верджерио всячески противопоставляет общепринятому взгляду.
Ученый в представлении Верджерио — человек труда, безраздельно преданный своим занятиям. Это не обычный труд, а служение, и жрецы его должны быть готовы к сознательному самоотречению, которое, однако, не имеет ничего общего с церковным аскетизмом. Так, свой отказ от женитьбы Верджерио мотивирует следующим образом: не осуждая в принципе брак, данный смертным природой, он осуждает тех, которые, будучи одарены умом и склонностью к занятиям философией и прочими свободными искусствами, изыскивают «соблазнительные препятствия» для своих занятий. Преданность своему труду провозглашается Верджерио бескорыстной, научные занятия объявляются самодостаточными. Специфическим стимулом в них выступает любовь к мудрости, или жажда познания, и стремление к добродетели.
«Ошибаются те, — говорит гуманист, — кто стремится в науку из-за почестей, богатств или какой-либо другой причины... Было много славнейших философов, которые были лишены почетных отличий, широко распространенных в их времена. Но разве от этого они были меньшей добродетели или известности? Итак, [награды] пусты и не имеют никакого отношения к добродетели, мудрыми же людьми они установлены с благой целью, чтобы побудить этими видимыми благами ленивые души, которые своими глазами не могут видеть красоту добродетели. К этому стремятся иной раз невежды, принимая эти почести, как мы говорим, ради чванства и рукоплесканий толпы».
Особенно резко критикует Верджерио взгляд на научные занятия как на дело, приносящее деньги: «Те искусства ценят, которые приносят большой доход, те превозносят в высшей степени, которые правдами или неправдами приводят к умножению богатств... когда надо добыть богатства, одни предаются торговле, чтобы обманом и хитростью увеличить состояние, а другие даже занятиям литературой, не для того, чтобы стать учеными, но чтобы быть весьма богатыми и почитаемыми. Так [они поступают] и со многими другими искусствами, которые используют во зло, хотя те и являются добрыми». В то же время отвергать материальный достаток, награды и почести, связанные с научными занятиями, Верджерио не склонен. Но запросы его специфические. Он хотел бы иметь самое необходимое и ни в чем не нуждаться, он жаждет владеть книгами, а не держать их «in precario», как было до сих пор. Довольствуясь плодами, которые он пожинает из научных занятий,— мудростью и добродетелью—он не ищет почестей и высоких должностей, но принимает их, если ему предлагают, с тем, чтобы быть полезным многим и осуществлять, таким образом, гражданское служение.
Должной наградой за мудрость и добродетель (или первой наградой для мудрого человека после добродетели) Верджерио считает славу и известность; порой стремление к славе звучит у гуманиста как цель умственной деятельности. Разговоры о славе—любимая тема переписки Верджерио. Слава рассматривается как «хорошая шпора для возбуждения ума» и стимул к более усердным занятиям, как специфический стимул ученого. Слава — своеобразное приобщение к бессмертию, единственная возможность для смертного остаться в вечности. Мысль о том, чтобы оставить о себе память у потомков, волнует Верджерио еще с юности. В письме из Феррары он убеждает друга быть полезным многим людям, создать что-то для будущего, и тогда потомки будут почитать его имя. В этом отношении примером для него служит его учитель Салютати, который «славными своими писаниями, изданными во многих томах, уготовил себе долговечную память у потомков»; в письме к Дзабарелла о смерти Салютати он называет долгом флорентийцев установить памятник гуманисту и их бывшему канцлеру. О необходимости увековечить память людей культуры (поэтов, ученых, художников) Верджерио говорит и в инвективе против Малатесты.
Итак, в представлениях Верджерио о носителях умственной деятельности можно обнаружить осознание единства ученых и важности культурной среды для представителей умственного труда; обособление и противопоставление аристократии ума, с одной стороны, широкой необразованной массе и невежественным феодальным владетелям (ценз образованности), а с другой — церковно-католическим идеологам (нравственный критерий); выявление и подчеркивание некоторых характерных особенностей этики ученых. Все это, вместе с представлением об умственной деятельности как особом и необходимом для общества труде, есть свидетельство становления самосознания интеллигенции эпохи Возрождения.
В этом самосознании нашла свое отражение не только специфика умственной деятельности (представление о науке как суровом труде, требующем самоотречения, бескорыстном, самодостаточном, обладающем характерными стимулами — жаждой познания, стремлением к известности, славе и т. п.), но и осмысление этой деятельности и ее носителей с позиций светского мировоззрения и ведущей роли в нем «studia humanitatis». Это выразилось в секуляризации умственной деятельности, в деловом, практическом подходе к гуманитарному знанию, с помощью которого строится новая этика, в подчеркивании воспитательной и руководящей роли носителей умственной деятельности. Претензии на руководство общественным мнением и участие в государственном управлении, на воспитание государственных деятелей, подчеркивание первостепенной значимости гуманитарных дисциплин в этом воспитании свидетельствуют о тесном сближении гуманистов с правящими кругами итальянских городов — с задававшими тон эпохе предпринимателями, купцами, банкирами, чьи интересы и отражала в своих сочинениях рождающаяся интеллигенция.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/