ИноСМИ: Отсутствующее в иранском кризисе слово из нескольких букв
Всегда ... нефть
Что ещё надо знать, если госсекретарь Майк Помпео настаивал, что самоубийственная бомбёжка афганского Кабула, о которой заявлял Талибан, была вдоновлена или задумана Ираном — «в серии нападений, которые были инспирированы Исламской Республикой Иран и его марионетками против интересов американцев и их союзников»?
Иными словами, за спиной суннитских экстремистов-повстанцев, с которыми США борются в Афганистане с октября 2001-го скрывается режим шиитских фундаменталистов в Тегеране, с которым многие в Вашингтоне жаждут сражаться по меньшей мере с весны 2003 года (когда, по совпадению, администрация Буша настаивала, что иракский режим Саддама Хусейна обладает значимыми связами с аль-Каидой).
Если вдуматься, в этом всём большой смысл. Я имею в виду не само заявление Помпео, которое близко к идиотизму, а то, что за ним скрывается. Я подразумеваю, что всего через неделю после событий 9/11 Конгресс проголосовал за одобрение использования военной силы, (AUMF), позволившее президенту (и любому последующему президенту, как выяснилось) «использовать все необходимые и подходящие силы против тех стран, организаций или отдельных лиц, которые, как он полагает, планировали, одобряли, соучаствовали или помогали террористическим нападениям 11 сентября 2001 года, или укрывали подобные организации и лиц».
Иными словами почти 18 лет спустя, как полагает Помпео, если вы связываете любую страну или группу, с которой вы жаждете воевать, с аль-Каидой, не имеет значения, как создать связь, можно просто заявить о мандате делать с ними всё в пределах возможного. Как удобно, будь вы в настроении воевать с Ираном, если страна просто оказалась ответственной за террористические нападения, связанные с Талибаном (который когда-то предоставил убежище аль-Каиде и Усаме бин Ладену). И с чего вам запрашивать разрешение Конгресса, чтобы следовать вашему выбору войны. И помните, что недавно Конгресс — или группа коррумпированных, деградировавших республиканских сенаторов — просто не смог набрать голосов или желания, чтобы отказать президенту Трампу в его власти затеять войну с Ираном без одобрения Конгресса.
Позвольте мне добавить, что предполагаемая связь с аль-Каидой — не единственное, что изобрела администрация Трампа, чтобы обеспечить возможность свободно делать, что хочет, когда речь идёт об Иране. Находятся различные другие изобретательные способы оправдать будущие военные действия без одобрения Конгресса. Помпео и его команда в этом весьма изобретательны. Как сегодня указывает постоянный автор TomDispatch Майкл Клэр, автор скоро выходящей книги «Разверзается Ад: прогноз Пентагона об изменении климата», есть лишь одно слово, которое по большей части отсутствует в обсуждениях всё более напряжённой ситуации в Персидском заливе, и самое очевидное. Но прочитайте сами, если хотите понять каким образом, когда речь заходит об Иране, за этим отсутствующим словом — если воспользоваться выражением покойного великого Джонатана Шелла — на кону стоит Судьба Земли.
Том.
* * *
Президент Дональд Трамп не намерен сокращать продажи оружия в Саудовскую Аравию из-за исчезновения Джамаля Хашогги. Кевин Дитч-Пул / Getty Images.
Всё вертится вокруг нефти... Пока президент Трамп якшался с наследным принцем Саудовской Аравии Мохамедом бин Салманом на саммите G-20 в Японии, отмахиваясь от недавнего доклада ООН о роли принца в убийстве колумниста «Вашинтон Пост» Джамала Хашогги, Госсекретарь Майк Помпео колесил по Азии и Ближнему Востоку, уговаривая иностранных руководителей поддержать «Сентинел». Цель этого плана администрации — защитить прохождение кораблей в Ормузском проливе и Персидском заливе. И Трамп, и Помпео настаивают, что их действия вызваны озабоченностью поведением Ирана в регионе, и необходимостью обеспечить безопасность морской торговли. Однако, ни один из них на упомянул одно неудобное слово из нескольких букв — Н-Е-Ф-Т-Ь — которое прячется за маневрами Ирана (поскольку оно вызывает каждое американское вмешательство на Ближнем Востоке со времён Второй Мировой).
Так что совершенно верно, что США больше не полагаются на импортированную нефть для большей части свои энергетических нужд. Благодаря сланцевой революции страна теперь получает основную долю нефти — приблизительно 75% — из внутренних источников. (В 2008-м эта доля была близка 35%). Ключевые союзники в НАТО и соперники, вроде Китая, всё же продолжают зависеть от ближневосточной нефти для значительной части своих энергетических нужд. А оказывается, мировая экономика — главным выгодополучателем которой являются США (несмотря на саморазрушительные торговые войны президента Трампа) — полагается на непрерывный поток нефти из Персидского залива, чтобы удерживать низкие цены. Продолжая оставаться основным контролёром этого потока, Вашингтон обладает потрясающими геополитическими преимуществами, от которых его внешнеполитические элиты не могут отказаться, как и от ядерного превосходства страны.
Эту логику ясно озвучил президент Барак Обама в сентябре 2013 года в обращении к Генеральной Ассамблее ООН, когда заявил, что «США готовы использовать все элементы своей мощи, в том числе военную силу, чтобы обеспечить наши основные интересы» на Ближнем Востоке. Затем он указал, что хотя США постоянно сокращают зависимость от импортируемой нефти, «мир всё ещё зависит от энергетических поставок из региона и серьёзные их нарушения могут дестабилизировать всю глобальную экономику». Соответственно, он пришёл к выводу: «Мы обеспечим свободный поток энергоносителей из региона миру».
Для некоторых американцев это заявление — а его продолжают придерживаться президент Трамп и Госсекретарь Помпео — может показаться анахронизмом. Верно, Вашингтон вёл войны на Ближнем Востоке, когда американская экономика была крайне уязвима к любым нарушениям потока импортируемой нефти. В 1990 году это стало главной причиной решения президента Буша выдворить из Кувейта войска Саддама Хусейна после его вторжения в эту страну. «Наша страна сейчас импортирует почти половину нефти, которую потребляет, и она может столкнуться с крупной угрозой своей экономической независимости» сказал он на всю страну по ТВ. Но разговоры о том, что нефть скоро исчезнет, пропали из его комментариев о том, что стало первой для Вашингтона (но едва ли последней) войной в Заливе, после того, как его заявление спровоцировало общественный гнев. («Никакой крови за нефть» стало широко использоваться среди протестующих). Его сын, второй президент Буш, никогда не упоминал это слово из нескольких букв, заявляя о вторжении 2003 года в Ирак. Да, речь в ООН прояснила — нефть остаётся центром американской внешней политики. Краткий обзор глобальных тенденций помогает объяснить, почему это продолжается.
Неизменная зависимость мира от нефти
Газовый факел на нефтедобывающей платформе, нефтяное месторождение в Соруше под иранским флагом в Персидском заливе.
Несмотря на вышесказанное об изменении климата и роли нефти в его причинах — и об огромном прогрессе в использовании солнечной энергии и энергии ветра — мы по-прежнему живём в высшей степени зависимом от нефти мире. Чтобы понять эту реальность, всё, что надо сделать — это прочитать недавнюю публикацию «Статистического обзора мировой энергии» нефтяного гиганта «Бритиш петролеум», появившуюся в июне. В 2018 году, судя по обзору, нефть остаётся основным предметом потребления энергии в мире, как это было многие десятилетия. Всё говорит о том, что 33,6% мирового потребления энергии в прошлом году давала нефть, 27,2% давал уголь, 23,9% природный газ, 6,8% гидроэнергетика, 4,4% ядерная энергия и всего 4% — возобновляемые источники энергии.
Большинство аналитиков в сфере энергетики полагают, что глобальная зависимость от нефти в ближайшие десятилетия будет сокращаться — и как части мирового использования энергоносителей, поскольку всё больше стран вводят ограничения на эмиссию углеводородов, и как потребления, особенно в развивающемся мире, где переходят с нефтяных двигателей на электрические. Судя по прогнозам Международного энергетического агентства в его «Сценарии новой политики» (который оценивает существенные, но не резкие действия правительств по глобальному сокращению эмиссии углеводородов), Азия, Африка и Ближний Восток в ближайшие годы, вероятно, столкнутся с постепенно растущим спросом на нефтепродукты, что — весьма мрачно — означает, что глобальное потребление нефти продолжит расти.
Учитывая, что растущий спрос на нефть в частности в Азии перевесит снизившийся повсюду спрос, МЭА ожидал в своем «Обзоре мировой энергии» 2017 года, отмечая, что нефть останется основным источником энергии в мире и в 2040 году, по оценкам составляя до 27,5% общемирового потребления. Это будет действительно меньшая доля, чем в 2018 году, но поскольку глобальное потребление энергии в целом в ближайшие десятилетия существенно вырастет, чистое производство нефти всё ещё может расти — со 100 миллионов баррелей в день в 2018 году до 105 миллионов баррелей в день в 2040-м.
Нефтеперерабатывающий завод CITGO.
Конечно никто, включая и экспертов МЭА, не может быть уверен, как будущие экстремальные проявления глобального потепления, вроде жёсткой волны тепла, недавно накрывшей Европу и Южную Азию, могут изменить подобные прогнозы. Возможно, что нарастание общественного гнева могло бы привести к ужесточению ограничений на эмиссию углеводородов к 2040 году. Неожиданное развитие событий в области производства альтернативных источников энергии тоже могли бы сыграть роль в изменении подобных прогнозов. Иными словами, продолжающееся доминирование нефти ещё можно обуздать совершенно непредставимыми на сегодня способами.
А пока с геополитической точки зрения происходит значительный сдвиг в мировом спросе на нефть. В 2000 году по данным МЭА старые промышленные страны — по большей части члены Организации Экономического Сотрудничества и Развития (ОЭСР) — потребляли почти две трети глобального потребления нефти, и лишь треть шла в страны развивающегося мира. К 2040 году, как полагают эксперты МЭА, это отношение изменится на обратное, причем потребление стран ОЭСР составит треть мирового потребления нефти, а остальное придется на долю стран не входящих в ОЭСР. Всё же более драматична растущая централизация азиатско-тихоокеанского региона на глобальном потоке нефти. В 2000 году регион потреблял лишь 28% мировой нефти, к 2040 году его доля, как ожидается, составит 44% из-за растущего потребления в Китае, Индии и других азиатских странах, чьи обеспеченные потребители ныне уже закупают машины, грузовики, мотоциклы и другие потребляющие нефть товары.
Нефтяные бочки на нефтеперерабатывающем заводе PetroChina в Ланьчжоу, провинция Ганьсу, Китай.
Где же Азия возьмёт нефть? Среди экспертов в области энергетики существует мало сомнений в этом вопросе. В отсутствие значительных резервов собственной нефти основные потребители Азии обратятся единственному месту с достаточной способностью удовлетворить их растущий спрос — Персидскому заливу. По данным «Бритиш петролеум» в 2018 году Япония уже получала 87% нефтяного импорта с Ближнего Востока, Индия — 64%, а Китай — 44%. Большинство аналитиков полагают, что эти цифры в ближайшие годы будут только расти по мере спада производства в других областях.
Это, в свою очередь, придаёт ещё большее стратегическое значение региону Персидского залива, который теперь обладает более чем 60% неиспользованных мировых запасов нефти, и Ормузскому проливу, узкому проходу, через который ежедневно проходит треть мировой морской нефти. Гранича с Ираном, Оманом и ОАЭ, пролив сегодня, возможно, является самым важным — и оспариваемым — геостратегическим местом на планете.
Нефтеналивной супертанкер Grace 1 на якоре в водах британской заморской территории.
Контролируя кран
Когда в 1979 году Советский Союз вторгся в Афганистан, тогда же повстанцы, шииты-фундаменталисты, свергли поддерживаемого США Шаха Ирана, и политические деятели США пришли к выводу, что доступ Америки к нефтяным поставкам из Залива находится в опасности, и необходимо военное присутствие США для обеспечения этого доступа. Как сказал президент Джимми Картер в Обращении нации 23 января 1980 года:
«Регион, которому теперь угрожают советские войска в Афганистане, имеет огромное стратегическое значение: в нём находится более двух третей мировой импортируемой нефти… Советские действия по доминированию в Афганистане привели советские военные силы на расстояние менее 300 миль от Индийского океана и близко к Ормузскому проливу, морскому пути, через который должен проходить основной мировой поток нефти… Давайте полностью проясним нашу позицию: попытка любой внешней силы захватить контроль над регионом Персидского залива будет считаться нападением на жизненно важные интересы США, и подобное нападение будет отражено любыми средствами, в том числе и военной силой».
Чтобы придать мощи тому, что вскоре стало называться «Доктриной Картера», президент создал новую военную организацию США, объединённую оперативную группировку сил быстрого развёртывания (RDJTF), и поручил создать для них объекты базирования в регионе залива. Ставший преемником Картера на посту президента в 1981 году Рональд Рейган превратил RDJTF в полномасштабное «географическое боевое командование», названное Объединённым центральным командованием или CENTCOM, которое продолжает выполнять задачи по обеспечению американского доступа к заливу и сегодня (как и контролировать бесконечные войны страны на Большом Ближнем Востоке). Рейган стал первым президентом, в 1987 году активировавшим Доктрину Картера, когда отдал приказ кораблям флота сопровождать кувейтские танкеры, «сменявшие флаги» на звёздно-полосатые, пока они проходили через Ормузский пролив. Время от времени такие корабли шли под огнём иранских катеров, став частью «танкерной войны», которая в свою очередь была частью ирано-иракской войны тех лет. Иранские нападения на эти танкеры предназначались для наказания суннитских арабских стран за поддержку в том конфликте Саддама Хусейна. Американский ответ, названный операцией «Твёрдые намерения», предложил первоначальную модель того, что Госсекретарь Помпео стремится организовать сегодня с помощью программы «Сентинел».
Через два года после операции «Твёрдые намерения» последовало массированное воплощение Доктрины Картера с решением президента Буша изгнать иракские силы из Кувейта. Хотя он говорил о необходимости защитить доступ США к нефтяным месторождениям Персидского залива, было очевидно, что обеспечение безопасного потока нефтяного импорта, не было единственным мотивом подобного военного вмешательства. Равно важным тогда (и ещё более теперь) было геополитическое преимущество контроля Вашингтоном основного нефтяного крана мира.
Отдавая приказ силам США вести бои в Заливе, американские президенты всегда настаивали, что они действуют в интересах всего Запада. Отстаивая миссию «смены флага» в 1987-м, например, министр обороны Каспар Уайнбергер утверждал (как позже сам вспоминал в мемуарах «Борьба за мир»), «Основным для нас было защитить невинную, не принимающую участие в военных действиях, и крайне важную торговлю, чтобы она свободно проходила в открытых международных водах — и под нашей защитой избежала уступок Советам». Хотя это редко признавалось столь открыто, с тех пор тот же принцип лежит в основе вашингтонской стратегии в регионе: только США должны быть исключительным гарантом нефтяной торговли в Персидском заливе.
Приглядитесь, и вы поймёте, что этот принцип скрывается в каждом фундаментальном заявлении относительно региона политиков США, и в том числе вашингтонской элиты. Моё любимое предложение, когда речь идёт о лаконичности, это фраза в докладе о геополитике в области энергоносителей, опубликованном в 2000 году базирующемся в Вашингтоне экспертном советом Центр Стратегических и Международных Исследований, набитом бывшими правительственными чиновниками (несколько из них внесли свой вклад в доклад): «Как единственная в мире сверхдержава (США) должны принять особую ответственность за сохранение доступа к мировым поставам энергоносителей». Невозможно найти более точное высказывание, чем это.
Командный катер (RCB) 805 в Персидском заливе. ВМС США / AP.
Конечно, к «особой ответственности» прилагается и геополитическое преимущество: предоставляя такое обслуживание, США укрепляют свой статус единственной в мире сверхдержавы и ставят все импортирующие нефть страны — и мир в целом — в условия зависимости от продолжающегося исполнения этой важной функции.
Первоначально основными зависимыми в этом стратегическом уравнении были Европа и Япония, которые в обмен на гарантированный доступ к ближневосточной нефти подчинялись Вашингтону. Вспомните, например, как они помогли Бушу заплатить за иракскую войну (операция «Буря в пустыне»). Однако сегодня многие страны, глубоко озабоченные последствиями перемены климата, стремятся сократить роль нефти в национальной доле топлива. В результате в 2019 году страны, потенциально более зависимые от милости Вашингтона, когда речь идёт о доступе к нефти залива, это расширяющие влияние Китай и Индия, чей спрос на нефть, вероятно, будет лишь расти. Это в свою очередь, усилит геополитическое преимущество Вашингтона, пока он остаётся основным стражем потока нефти из Персидского Залива. Как теперь он может стремиться воспользоваться этим преимуществом, мы ещё увидим, но нет сомнений, что все участвующие стороны, включая китайцев, вполне в курсе этого асимметричного уравнения, которое может усилить фазу «торговой войны» намного глубже и придать ей более зловещее значение.
Иранский вызов и спектр войны
Горящий танкер в Оманском заливе. 13 июня 2019 года. AP / ISNA,
С точки зрения Вашингтона принципиальным вызовом привилегированному статусу Америки в Заливе является Иран. Географически эта страна обладает потенциально определяющим положением на севере залива и в Ормузском проливе, что и выяснила администрация Рейгана в 1987-1988 годах, когда она угрожала там нефтяному доминированию Америки. В отношении этой реальности президент Рейган не мог выразиться яснее. «Отметим этот пункт: использование морских путей Персидского залива не будет идти под диктат иранцев», заявил он в 1987 году — и подход Вашингтона к ситуации никогда не менялся.
В более близкие времена в ответ на угрозы США и Израиля бомбить их ядерные объекты или, как сделала администрация Трампа, ввести экономические санкции против их страны, иранцы во многих случаях угрожали заблокировать Ормузский пролив для нефтяного трафика, сократить глобальные поставки нефти и спровоцировать международный кризис. Например, в 2011 году вице-президент Ирана Мохамед Реза Рахими предупредил, что в случае введения западных санкций на иранскую нефть «ни одна капля нефти не пройдёт Ормузский пролив». В ответ с тех пор официальные лица США клянутся, что такого не позволят, как ответил тогда Рахими министр обороны Леон Панетта. «Мы прекрасно прояснили», сказал он, «что США не потерпят блокирования Ормузского пролива». Это, как он добавил, «для нас — красная черта».
Десантный десантный корабль USS Bataan проходит через Ормузский пролив, 29 октября 2011 года. ВМС США.
Так остаётся и поныне. Отсюда продолжающийся кризис в заливе с яростными санкциями США против иранской торговли нефтью и угрожающие иранские жесты в отношении регионального потока нефти в ответ. «Мы заставим врага понять, что либо все пользуются Ормузским проливом, либо никто», сказал в июле 2018 года командующий элитными силами Корпуса стражей исламской революции Ирана Мохамед Али Джафари. И нападения 13 июня на два нефтяных катера в Оманском заливе, вблизи входа в Ормузский пролив, могли стать выражением именно такой политики, если — как объявили США — они и в самом деле осуществлены Корпусом стражей исламской революции. Любые будущие нападения, вероятно, лишь вызовут военные действия США против Ирана в соответствии и Доктриной Картера. Как выразился пресс-секретарь Пентагона Билл Урбан в ответ на заявление Джафари, «Мы готовы обеспечить свободу навигации и свободную торговлю везде, где позволяет международный закон».
На сегодняшний день любое иранское действие в Ормузском проливе, которое можно представить как угрозу «свободной торговле» (то есть торговле нефтью) представляет собой наиболее вероятный спусковой крючок для прямых американских военных действий. Да, стремление Тегерана к обладанию ядерным оружием и поддержка им радикальных шиитских движений на всём Ближнем Востоке будет представлена как свидетельство недоброжелательности руководства, но это поистине угроза американскому доминированию на нефтяных путях, угроза, которую Вашингтон считает самым главным нападением, которое необходимо отразить любой ценой.
Если США начнут войну с Ираном, вы вряд ли услышите слово «нефть» от высших официальных лиц администрации Трампа, но будьте уверены: это слово из нескольких букв — в основе нынешнего кризиса, не говоря уж о будущей судьбе мира.