«ПОСЛЕДНИЙ АДРЕС» – ОБЩЕСТВЕННАЯ ПАМЯТЬ О НЕВИННО УБИЕННЫХ

В прессе и в социальных сетях активно обсуждается письмо Дмитрия Кузьмина «Конвейер «Последнего адреса» надо остановить». Его личное мнение. Он представился как внук репрессированного офицера Красной армии. Поэтому, будучи сыном, племянником, внуком репрессированных, противопоставлю свое личное мнение.

«Последний адрес» — общественный проект по увековечиванию памяти репрессированных в десятилетия сталинизма. С декабря 2014 года активисты устанавливают на стенах домов, где проживали жертвы репрессий, таблички с именами, фамилиями, указанием профессий, датами рождения, ареста, смерти и реабилитации.

Однако Дмитрий Кузьмин, вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП), считает это движение вредным: «Наши города станут похожи на кладбища». Процитирую основные положения его письма как можно полнее, чтобы читатель имел о ней представление.

Итак:

«Последний адрес» увековечивает память о конкретном человеке не на кладбище, не на мемориальном обелиске, а на доме, где он жил, и этот дом, если он сохранился с 30-х годов, скорее всего, определяет облик нашего города… «Последний адреса» реализуется чересчур напористо, если не сказать «агрессивно»… Как точно подметила одна женщина, «память о репрессиях 37-ого года пытаются увековечить методами 37-го года».

Акцент на 30-х годах – типичное заблуждение не только Кузьмина, но и многих других. Таким образом сталинские репрессии так или иначе связываются только с «37-м годом» – массовыми арестами и расстрелами партийно-советской номенклатуры. И потому среди некоторых рядовых граждан бытует мнение, создается миф, что «Сталин карал начальников», и это кому-то даже нравится: «добрый царь держал в узде злых бояр».

А на самом деле бессудные расправы – выселения народов, раскулачивание, ссылки, заключения в лагеря и расстрелы – длились с конца 20-х годов до середины 50-х. На самом деле, прежде всего и в абсолютном большинстве, их жертвами становились самые что ни на есть рядовые советские люди. «Мифотворцам» же можно посоветовать открыть любой список жертв репрессий и посмотреть… Например, по Москве и Московской области – подряд, без пропусков и выборок, начиная с буквы «А»:

«АБАС-АЛИ сын Гусейна, парикмахер, АБЕЛЬКАНОВ Тажен, землекоп, АБРАМОВ Александр Иванович, бригадир грузчиков, АБРАМОВ Семен Абрамович, монтер, АБРОСИМОВ Алексей Алексеевич, рабочий, АБРОСКИНА Евдокия Васильевна, домохозяйка, АВАКЬЯНЦ Леон Христофорович, инспектор, Управление Всеобуча, АВДЕЕВ Василий Афанасьевич, сигнальщик, АВЕРЬЯНОВ Семен Епифанович, рабочий, АГАЛЬЦОВ Петр Семенович, бухгалтер, АГАФОНОВ Александр Сергеевич, электромонтер, АГАФОНОВ Василий Павлович, проводник, АГАФОНОВ Сергей Михайлович, слесарь, АГЕЕВ Семен Сергеевич, слесарь, АГОКАС Евгений Викторович, руководитель кафедры, АДО Вера Валериановна, преподаватель немецкого языка, АЗАРСКОВ Петр Митрофанович, десятник, АЙВАЗ Самуил Вениаминович, бухгалтер, АЙЗЕНБЕРГ Борис Абрамович, слесарь, АЙМАЛИТДИНОВ Сафулла, рабочий, АЙСИН Зиатдин, грузчик, АЙСИН Мукадес Халилович,  плавильщик, АЙСИН Самула, грузчик, АКИМОВ Степан Ерастович, путеец, АКИНИШИН Михаил Николаевич, маляр, АКУЛЕНКО Никита Ильич, рабочий, АЛАЕВ Василий Егорович, табельщик…»

Опасение «Наши города станут похожи на кладбища» находится за гранью этики и является очередной попыткой восстановить против проекта «Последний адрес» тех, кто не знает о его сути. Равно как и сетование (обвинение): «Последний адрес» увековечивает память о конкретном человеке не на кладбище, не на мемориальном обелиске, а на доме…» А ведь Кузьмин не может не знать, что у многих и многих погибших в годы репрессий нет кладбищ, нет могил на кладбищах, куда могли бы прийти родные и близкие – их зачастую в массовом порядке сбрасывали в траншеи и зарывали бульдозерами. Таблички на домах – общественная память о них в нашем мире. Как таблички на заставочной фотографии к этому письму – на доме, где жил один из моих родственников, расстрелянный в 1938 году.

(Установление памятных табличек у дома № 4/5 по Раушской набережной в Москве, где жили до арестов и гибели инженер-связист Модест Георгиевич Пшигода и экономист Владимир Александрович Бомаш.)

Продолжим цитирование письма Дмитрия Кузьмина «Конвейер «Последнего адреса» надо остановить»:

«Единственным источником информации о человеке, имя которого увековечивается в проекте «Последний адрес», в подавляющем большинстве случаев является его личное дело, которое заводилось незадолго до его ареста… Многих шокируют, как правило, содержащиеся в этих делах собственноручно написанные заключенными покаянные заявления, оговоры других (обвиняемый всегда рассматривался как звено в цепочке заговорщиков), самое гнусное очернение себя и своей семьи. С огромной вероятностью эти показания были выбиты под пытками, однако эта вероятность все равно не может составлять 100%».

Значит, в вину этим людям Дмитрий Кузьмин ставит то, что они под пытками не смогли молчать?!

Неужто кто-то, а именно Дмитрий Кузьмин, спустя 75-90 лет берет на себя роль судии людей, раздавленных машиной государственного сталинского террора?

Далее Кузьмин дает советы жителям домов, на стенах которых активисты ставят памятные таблички:

«Последний адрес» увековечивает память на основании лишь того, что человек был репрессирован, а потом реабилитирован… Наши дети спросят нас – кем был этот человек? Как он прожил свою жизнь? Чем он знаменит? В чем его подвиг?.. Конечно, среди бывших жителей этих домов, пострадавших от репрессий, найдутся единицы известных, заслуженно уважаемых в нашем обществе людей, и лишний раз увековечить память о них было бы делом чести. Однако о большинстве имен и фамилий мы узнаем первый раз в жизни… Задайтесь вопросом, не проживали ли в вашем доме люди, которые, по крайней мере, не менее достойны того, чтобы их память была увековечена: солдаты, ушедшие на фронт, ветераны, учителя, деятели культуры, волонтеры? А, может быть, в вашем доме проживали врачи и медсестры, которые ушли из жизни, спасая нас с вами от эпидемии? Лучше не действовать впопыхах…»

Сразу скажу: во-первых, это низкий, подлый прием – противопоставлять жертв репрессий героям войны и другим заслуженным людям.

Во-вторых, тут отчетливо звучит номенклатурная нота в оценке граждан со стороны исполнительного вице-президента РСПП – по «заслугам».

А в-третьих, и это самое главное – Кузьмин показал полное непонимание целей и задач проекта «Последний адрес». А впрочем, вполне возможно, что все-то он распрекрасно понимает и действует вполне осознанно и рассчитанно.

Суть проекта «Последний адрес» не в «заслугах» людей, безвинно брошенных в лагеря, замученных и расстрелянных, а как раз в памяти о том, что они были безвинно брошены в лагеря, замучены и расстреляны.

Суть в памяти, в напоминании о государственном терроре, который убил наших дедов и прадедов.

Суть в том, что «Последний адрес» напоминает и предупреждает наших современников, их будущих внуков и правнуков: вот что происходит, когда государственная власть выходит из-под контроля гражданского общества.

Публичная акция Дмитрия Кузьмина с призывом «Конвейер «Последнего адреса» надо остановить» – бесспорно находится в ряду многочисленных в последнее годы запретов на информацию о прошлом и настоящем, в попытках установления режима общественного молчания, режима безгласия в общем и в целом. В частности, как попытка запрета на общественную память о невинно убиенных.

 

Сергей БАЙМУХАМЕТОВ

Фото Дины БАЙМУХАМЕТОВОЙ.

На снимках: установление памятных табличек у дома № 4/5 по Раушской набережной в Москве, где жили до арестов и гибели инженер-связист Модест Георгиевич Пшигода и экономист Владимир Александрович Бомаш.