На северах: гостевой пост от Иерея Артемия
Иерей Артемий Александрович Буйлов, благочинный Арктического благочинного округа – так официально называют нынешнего гостя ЧУМотеки в Нарьян-Марской и Мезенской епархии. Но сначала был просто Артём Буйлов, на стихи которого ЧУМработница случайно наткнулась в соцсетях, а потом зависла на его странице, сражённая наповал, до глубокой ночи.
Читала взахлёб, радуясь, как ребёнок новой игрушке, свежим чистым пронзительным строчкам. По ленте было видно, что стихи появлялись почти ежедневно.
Она всё листала и листала эту поэтическую гирлянду, удивлялась неизбитым словесным оборотам, умению увидеть важное в суетном. Стихи перемежались прозой и мастерскими фотографиями, которые удачно дополняли текст.
Всего год в НАО, а сколько запечатлённых эмоций, зарифмованной любви и уважения к новому в судьбе уголку земли! Хотя не только НАО, но Санкт-Петербург, Ставрополье и другие, обласканные душевным вниманием чуткого слухача части Вселенной.
Заснула с трудом, а назавтра напросилась к Артёму в друзья и зазвала в ЧУМотеку. Возрадуйтесь, други, поэт пришёл к вам в гости.
* * *
Как сейчас помню события годичной давности: своё новое назначение и прилёт в Нарьян-Мар. Помню те ощущения, что охватили меня в первое же мгновение выхода из самолёта: в воздухе ощущение чистоты (я бы даже сказал стерильности); громко хрустящий под ногами, незапятнанный снег; особые черты лица жителей округа, по глазам и морщинкам которых, словно бы по книге, читались истории жизни Заполярного края.Неподдельное величие природы и крепости человеческого духа, непередаваемое ощущение радости от прикосновения к уникальному месту.Стремясь не потерять эту внутреннюю радость и хотя бы отчасти отразить её вовне, решаю посвящать свободное время стихам, – своего рода «маякам», дающим возможность вспомнить и хотя бы отчасти возвращаться в важные для меня мгновения.Переживание праздника в сельском деревянном храме, «задумчивость» полярной ночи, уникальность людских характеров, что посчастливилось мне увидеть по роду своей священнической службы. И тундра. Бесконечная тундра. По-отечески строгая и бесконечно прекрасная…Немного о себе. Родился в Новокузнецке Кемеровской области. Окончил Ставропольскую Духовную Семинарию. До того, как получить назначение на землю Заполярную, четырнадцать лет прослужил священником в Ставропольском крае, – крае жарких полынных степей и казачьих станиц.Писательство всегда было интересно для меня. Но решил взяться за дело более плотно, когда в какой-то момент явственно осознал – те места, где мы бываем, кого встречаем, всё, что переживаем, – это больше никогда не повторится.Потому уже примерно три года «не позволяю душе лениться» и всемерно стараюсь найти подходящую форму для выражения своих переживаний. Заключение об удачности или несостоятельности этих попыток оставляю за читателями.
* * *
МЫ ЕДЕМ ПО ТУНДРЕ
Мы едем по тундре. Холодные звёзды,
Как гвозди, прибиты к бездонному небу.
Водитель задумчивый скажет серьёзно:
«Такая вот жизнь, и другую не требуй»
Сорвав с зачарованной ветки рябину,
Мы едем по снегу в посёлок далёкий.
Нелепые страхи за спину закинув,
Не слыша звучащие хрипом упрёки.
Видать, не случайно рябина «горела»:
Утратила полностью горькую примесь.
Дозрела. В январских морозах дозрела,
И привкус ненужный от холода вымерз.
Горят раскрасневшись от холода лица.
Над Куей заснеженной тихо светает.
Покрыты седой бахромой рукавицы,
И руки чуть стынут. Но точно я знаю:
Кто севером дышит, тот в рабство не продан,
Не выбит дождями, волками не съеден.
Он в ягодах чувствует привкус свободы –
Он видит посёлок в рябиновом свете.
* * *
КАК ЦЫГАН
В полушубок овчинный одетый,
Постигая круги бытия,
Как цыган я скитаюсь по свету,
Умываюсь водой из ручья.
Знаешь, Северный полюс так близко,
След оленя плетёт кружева.
Я как ненец в снегу серебристом
Колкий воздух хватаю едва.
Тундра ровная – снег безупречный,
Холод вновь подтянул рукава.
Мне в долине привиделась речка:
Грозный Терек, а может – Нева.
Путь теряется в войлочном дыме,
Вяжет шёпот в тугие узлы.
Словно древний сихиртя я вымер
В ожидании новой весны.
Эй, погонщик, – пожалуйста, тише,
Не гони так на край синевы.
Дом все дальше, а небо всё ближе,
И полярные ночи длинны…
* * *
НА «СЕВЕРАХ»
В «трубке» гудит шум городской,
Ветра далёкий взмах.
Старый знакомый скажет с тоской:
«Как там, на «северах»?
Трудно прожить, ты расскажи,
Или легко вполне?
В общих чертах дай чертежи
О «ледяной стране».
Больше за совесть или за страх
Люди несут свой крест?
Как и везде рыба в водах
Ищет глубоких мест?»
Честно отвечу, глядя в окно,
На обветшавший дом:
«Важное здесь только одно –
Выжить в кромешный шторм,
Можешь заплыть на глубину,
Если тебе – нужда.
В карскую гладь разом нырнув,
Ты не увидишь дна,
Свой кислород, таинство дней, –
Всё разменяв на страсть,
В тёмной воде, на глубине
Очень легко пропасть.
Север не кнут, но и не мёд, –
Месяца два впотьмах.
Здесь только дикая рыба живёт,
В тундре, на «северах».
* * *
НАДЕЮСЬ
От Белушьей губы и до самой Москвы –
Всё заковано в зимние цепи.
И дежурные сводки с полей таковы:
«Нас настигнет арктический пепел».
Мне сказали, что тёплая жизнь навсегда,
Навсегда, как стекло, раскололась.
Но в заснеженный саван мороза и льда
Я вплетаю простуженный голос.
И наивно надеюсь, что воды реки
Разыграются, берег сметая,
Что на птичьи базары у Новой Земли
Возвратится гусиная стая.
Как и прежде пожарища солнечный круг
Над равниной взойдёт хладнокровной.
И в лучах золотых равнодушие вдруг
Разобьётся о Карские волны.
По уснувшим в холодных ветрах островам
Разольются весенние краски.
И, быть может, немного достанется нам,
Как предвестье обителей райских.
Мне неважно, что ранее кто-то сказал,
Из засады стреляя не целясь.
Я цепляюсь за тонкие выступы скал
И на тёплое лето надеюсь.
* * *
ПОЛЯРНАЯ НОЧЬ
На декабрь прогноз непреклонен и строг.
И глядит с подоконника южный цветок
На простуженный город, где ранняя мгла,
День брусничным закатом сжигает дотла.
Неизбежный, непризнанный сердцем, сезон -
Словно в кому до новой весны погружён.
Не даёт мне отслеживать время по дням,
Будто времени нет, но я тоже упрям!
В нашей схватке победу полярная ночь
Всё равно отберёт, продолжая толочь
Слабый солнечный свет. Вот такие дела.
На крыльцо пелена мягким снегом легла.
Пробегусь по сотканному небом ковру,
И себе в полумгле я уже не совру:
Наша жизнь – не сметана, не тёплый камин,
И сочувствия мало в безмолвии спин.
Значит, глупо цепляться за мнимую честь,
И бессмысленно выглядеть лучше, чем есть.
В свою повесть со скрипом я правки вношу,
И хотя каждой мелочью в ней дорожу, –
На листах исчезают строка за строкой,
Сходят целые главы на вечный покой,
И былые герои уходят в разбег.
Остаётся лишь снег, очистительный снег…
* * *
ТРУДНЫЙ КЛИМАТ
Край полярный ливнем вымыт,
Пролетает в тундре лето.
Скажут люди: «трудный климат», –
Будто дело только в этом.
Если брать в душевном плане –
Север нрав имеет тёплый,
Лёд сердечный солнцем плавит,
Моет ливнем души-стёкла.
Сердце бьётся ритмом частым,
Носят волны лодки чутко.
Не сочти себя несчастным, –
Тая летом в зимней куртке.
И в силках седой прохлады,
Может быть, исчезнет скоро
Жизнь кавказского уклада,
И заснеженные горы.
Скажут люди: «трудный климат,
И земля не так согрета».
Лучше холод с сердца вынуть,
Знаешь, дело только в этом…
* * *
ГЛОТОК ВОЗДУХА
Густеет воздух неизбежных комнат,
И в жилах кровь – смола, наверняка.
Я каждый вечер всё пытаюсь вспомнить,
Как сделать три решающих глотка.
Как в детстве, – «допотопный» велик,
Кручу педали не жалея сил,
И мчу куда-то в лес, не назначая цели,
Язык до боли глупо прикусив.
Сорвавшись с горки и пугая диких уток,
Педали путаю и путаю следы,
Собаки вздорные, не понимая шуток,
Меня хватают, злясь до хрипоты.
Остынет чай, и разобьётся блюдце,
Молчанья не нарушив, как всегда.
Немного милости прошу свободолюбцам:
На воздух просто выйти, господа!
И руки вверх поднявши безоружно,
Я снова соскочу с прицела, с поводка:
Для счастья разве так уж много нужно?
Мне хватит три решающих глотка.
* * *
ТРОПИНКА
Тропинка страны дикой,
Мне вряд ли тебя исправить.
Меж ягелем и голубикой
Куда сапоги ставить?
Как птица в поисках хлеба,
Я в тундре брожу ночью,
И вижу: зарево неба
В воде умывает очи.
Летят лепестки в лето, –
Пожалуйста, не так быстро!
И птица поёт где-то
Мне песню с двойным смыслом.
А ветки смородины дикой
Царапаются без фальши.
Меж ягелем и голубикой
Я тихо иду дальше.
* * *
ТУНДРА
Мы в тундре. Можно не искать.
Разноголосье вольных птиц
Нам пишет новую тетрадь,
Но не прочесть её страниц:
⠀
На полпути полярный день
Стирает бренные слова,
А точки заспанных шмелей
Всё бороздят туда-сюда.
⠀
Вокруг на вёрсты – никого,
На небе месяц, как серьга,
И целый мир для одного:
Послушай, как цветёт ольха,
⠀
Как шепчет голос талых вод,
Слагая в песни тёплый май,
И след оленя ленты вьёт:
Свободный вдох – полярный край!
* * *
В АМДЕРМЕ
На берегах твоих весна,
И оживает старый клён.
А здесь метель метёт одна,
И снова вылет отменён.
Не прерывается поход.
Я здесь, в арктическом краю
Всё жду, когда буран пройдёт,
И битый час в снегах стою.
На Карском море ходят льды.
Нам ветер северный принёс
Из неизведанной земли
Для чистоты – полярных слёз.
Под громкий хруст сухих снегов
Всё сыпет с северных небес
И ветер поглотить готов,
Но бережёт полярный крест.
На берегах Невы покой.
Ты просто пишешь: «не скучай»,
А здесь – полнеба надо мной,
И вместо солнца – крепкий чай.
* * *
PS: А это любимое ЧУМработницы:
Январь. Не обратятся реки вспять:
Всю воду без остатка «выпьет» холод.
И даже на заборе тонком ворон
Не в силах крылья мёрзлые поднять.
Он не отчаялся, он просто долго ждал, –
Смотрел на шов узорный обещаний.
Теперь уже никто не замечает,
Как перья превращаются в металл.
И лёд их точит, будто острый меч,
Но гладь металла душу не согреет,
Она лишь рубит беспощадно время, –
И нам с тобою как его сберечь?
Кричу в ответ: «Взлетай, теперь пора!»
Но ворон, предсказуемо, не верит:
Как будто я плечом ломаю двери,
Тяну стальные жилы из ребра.
Январь. При явной хрупкости тепла –
Не сможет наши реки «выпить» холод,
И вскинет скоро на заборе ворон
Свои обронзовевшие крыла.
Совсем скоро иерей Артемий отбывает на службу на Новую Землю. Успейте пообщаться с талантливым глубоким человеком.
Артемий Буйлов в сети: