Командировка в эпицентр ядерного взрыва

Более 40 лет согласно подписке он не имел права рассказывать об увиденном, а около 2000 метров отснятого им материала засекречены до сих пор.

Более 40 лет согласно подписке он не имел права рассказывать об увиденном, а около 2000 метров отснятого им материала засекречены до сих пор.

Заслуженный деятель искусств России, кинодокументалист Махмуд Мухамедзянович Рафиков в свои 90 лет бодр и жизнерадостен. И в мельчайших деталях помнит события, непосредственным участником которых являлся. А вспомнить ему действительно есть что. Он снимал для истории самые секретные проекты советского времени: испытания первых отечественных ракет, ядерного оружия, подводных лодок, приземление первых космонавтов. Из более чем 50 операторов, вместе с Махмудом Мухамедзяновичем снимавших на кинопленку секреты Советского Союза, до наших дней дожил он один. Специально для еженедельника «Красная звезда» он раскрыл некоторые из них.

 В поезде с бомбой

  - Как вы попали в секретную киногруппу?

 - После окончания ВГИКа я получил диплом кинооператора-документалиста и стал работать на Киностудии научно-популярных фильмов ассистентом оператора. А через полгода мне предложили командировку на сверхсекретный объект: оказалось, все это время меня проверяли сотрудники спецотдела студии. Так я стал «засекреченным», правда, лишь на период командировок, поскольку в остальное время занимался обычной работой.

 - А как оказались в Семипалатинске?

 - Осенью 1954 года мне доверили выполнить, как сказали тогда, особо важное правительственное задание. Все было покрыто тайной. Привезли нас на Ярославский вокзал - в группу, помимо меня, входили еще 4 оператора. Сели в спецвагон, едем, и сами не знаем куда. Через несколько дней состав прибыл в Семипалатинск. Однако нам сказали, что мы проследуем еще дальше - каждый к своему конкретному месту. Меня, например, высадили в 15 километрах от Семипалатинска, в местечке, где располагался авиационный дивизион. Оказалось, что меня рекомендовали на этот объект как специалиста по авиационной съемке. Показали аэродром, с которого я должен был вылетать и снимать то, что скажут. Позже я узнал, что в том же самом поезде везли ядерные боеголовки, причем в соседнем с нами вагоне.

 Внутрь «гриба»

 - С чего начали работу?

 - Для начала мне поручили снимать на кинопленку момент, когда на боеголовку, готовую к применению, надевали металлический кожух - это был наш, советский вариант атомного оружия. Все такие бомбы (а в момент взрыва я их снимал около сорока) имели совершенно разные параметры. Также я снимал моменты, как уже собранную бомбу погружают в тележку, подкатывают к самолету и подвешивают за кожух к его корпусу. Позже самолет-бомбоноситель поднимался в воздух, а я следовал за ним - параллельным курсом, на другом самолете. Кстати, съемки испытания ядерной бомбы с самолета проводились тогда впервые. И первые свои съемки этого процесса я производил с самолета дозиметристов. Во время первого круга самолет с бомбой только выходил на цель, не сбрасывая бомбу, и засекал пеленг с земли. Затем делал второй заход и сбрасывал смертоносный груз: к этому времени к нему подлетали мы с дозиметристами на самолете Ту-4. Замеряли радиацию сначала в 5 километрах от ядерного облака, затем по мере приближения к нему и, наконец, внутри него. Я же фиксировал все фазы развития ядерного «гриба».

- Вы знали, какой был уровень радиации?

 - Подобные вопросы не приветствовались, но, думаю, что немало, поскольку даже на пленке, бывало, появлялись пятна от воздействия радиации. У нас же от нее не было никакой защиты, хотя к ядерному «грибу» мы подлетали практически сразу же после его образования, поскольку нужно было успеть выполнить поставленные задачи, пока он не «растаял». Ядерные взрывы снимал с разных расстояний - и с трех километров, и с пяти. Причем они должны были взрываться как от столкновения с землей, так и в воздухе - на разной высоте, согласно специальной программе, поскольку специалистам нужно было рассчитать силу ударной волны. А однажды удалось заснять подводный ядерный взрыв.

 Сервиз Берия

 - И всегда все штатно, без приключений?

 - Бывали и переделки. Однажды залетаем в ядерное облако и слышим, как по обшивке самолета что-то вдруг со страшной силой заколотило. Оказалось, это были камни, поднятые к небу мощной взрывной волной и падающие обратно: лишь чудом тогда мы избежали катастрофы. Другое дело, что и хорошего было немало. В Семипалатинске, к примеру, нас просто шикарно кормили. Известно, что осуществление ядерной программы Страны Советов в свое время было поручено Лаврентию Павловичу Берия, у которого на полигоне имелся свой особняк. К моменту моего приезда сюда Берия был уже расстрелян и домик этот пустовал. Зато функционировала прекрасная офицерская столовая, которую оборудовали еще при жизни Лаврентия Павловича по его распоряжению. На тарелках красовались либо изображение императрицы Екатерины, либо герб Российской империи. Оказалась, что посуда была «позаимствована» из царского дворца. Кормились в этой столовой человек 20 - 30, в основном ученые-атомщики. Отменным было и качество пищи: столы, что называется, ломились от еды, вот только спиртного не полагалось.

 Оператор Гагарина

 - Вы упомянули о подводном ядерном взрыве…

 - Эти испытания я снимал с самолета в 1955 году - на Новой Земле. При самом первом варианте торпеда ниоткуда не «выстреливалась». Тогда ее, вместе с ядерной боеголовкой, подвесили на глубину около 12 метров под днище сторожевого корабля, находящегося в бухте Губа Черная, в нескольких километрах от берега. На некотором удалении от него на якоре стояли крейсер «Гремящий» и еще один военный корабль, «Куйбышев». Еще были две подводные лодки, одна из которых была на поверхности моря, а другая находилась под водой. Разумеется, все они были без экипажей. Мы уже знали, что такого большого облака, как при наземном ядерном взрыве, не будет, поэтому я приготовился снимать испытания с меньшей высоты – примерно с 2 - 3 километров. С самолета было хорошо видно, как из воды поднялся огромный водяной столб в виде своеобразного «гриба». По форме он сильно отличался от аналогичного «гриба», образующегося при наземном ядерном взрыве: был беловато-голубоватого цвета и весь в пузырьках, очень красивый. Правда, свою форму продержал недолго. Но больше всего запомнились мне многочисленные фонтанчики, которые вскоре стали образовываться по периметру взрыва. Причем все вокруг буквально засветилось. Оказалось, что тысячи таких фонтанчиков образовались из-за того, что в воду погружались фрагменты того сторожевого корабля, поднятые взрывной волной в воздух: его буквально разорвало в клочья.

  Ядерные взрывы, конечно, не единственное, что снимал Махмуд Рафиков. 12 апреля 1961 года он, к примеру, участвовал в первых съемках Юрия Гагарина после возвращения из космоса. А спустя полвека в честь 50-летия того полета был удостоен кинопремии «Ника» - «За выдающийся вклад в российский кинематограф».

 Автор: Сергей БОРИСОВ