Два Третьякова

Фигура журналиста, телеведущего и завсегдатая политических ток-шоу Виталия Товиевича Третьякова на фоне нашего телеэфира выглядит самобытной и самодостаточной. Между тем читатель и зритель со стажем обязательно отметит те изменения, которые претерпели с течением времени его взгляды и гражданская позиция. Эта эволюция, однако, не свидетельствует о неискренности или раздвоении личности. Это один и тот же человек, переживший две фазы своего существования, настолько разнящиеся, что и впрямь можно говорить о двух Третьяковых.

Новое назначение

Впервые эта фамилия привлекла моё внимание на излёте перестройки, накануне реформ. Однажды я ехал на электричке из Шатуры в Москву. Моей соседкой оказалась знакомая Рита. Я дружил с её семьёй, с теплотой вспоминаю мужа, физика и математика, обликом похожего на Пьера Ришара, с которым мы ходили в городскую баню, а потом по-суворовски поправляли здоровье; помню их огненно-рыжих детей, Аню и Нильса.

Время было такое, что много говорили о политике. После геронтологической череды генсеков все понимали, что в обществе грядут глобальные пертурбации. Перемен страстно желали не только Виктор Цой и школьники-балбесы – таково было общее настроение. Не знали только, какое направление примет вектор горбачёвско-ельцинских реформ – никто, пожалуй, и представить себе не мог, к каким необратимым последствиям приведут демократизация, гласность и либерализация экономики, какая печальная участь уготована нашей большой стране…

Но вернёмся к Рите. Склонившись ко мне, она заговорщицки и доверительно сообщила:

– А ты знаешь, кто будет редактировать «Независимую газету»?

– Кто?

– Виталий Третьяков, – ответила та со значением, словно этим всё сказано.

Я задумался. Имя это, конечно, было знакомо, что называется, на слуху. Мне встречались его статьи на страницах популярной газеты «Московские новости», которую злые языки именовали «масонскими». Он писал довольно дельно, но не более того – в духе модных тогда демократических веяний (слово «либералы» было ещё не в ходу, это позже в ходе одной телепередачи Алла Латынина объявила, что относит себя не к демократам, а к либералам).

Демократов тогда было пруд пруди. Был таковым и Третьяков. Конечно, он не принадлежал к числу оголтелых ревнителей демократии вроде Альбац, Новодворской, Старовойтовой или Юшенкова. Он занимал более трезвую и взвешенную позицию, но в целом все они смотрели, как казалось, в одну сторону – на Запад, с которого неразумным россиянам, «понимашь», надо было безоговорочно брать пример.

Поэтому меня немного удивило, что моя собеседница особое значение придала новому назначению. Но пришлось невольно задуматься: может, я просто чего-то недопонимаю? И в самом деле, тогда нелегко было угадать тот путь, который проделает эта медийная персона в дальнейшем, что лет через десять мы будем иметь дело с совсем другим Третьяковым. Я неопределённо кивнул Рите; электричка уносила нас в будущее. Кстати сказать, вскоре её семья отбыла на землю обетованную – общая судьба многих демократов того времени: они долго учили нас, как обустроить Россию, а потом паковали чемоданы и переселялись в Америку, Германию или Израиль…

На кафедре и на экране

Более десяти лет Третьяков стоял у руля «Независимой» и её многочисленных приложений. Ему удалось превратить её в одно из наиболее ярких периодических изданий. Отличие от других рупоров демократии состояло в том, что на её страницах отводилось место и идеологическим оппонентам – представителям государственно-патриотического крыла журналистики: мне тоже довелось опубликовать там несколько материалов.

Но всё это пока не имеет прямого отношения к телевидению. ТВ-карьера Третьякова началась, по большому счёту, в 2001 году, когда он начал на канале «Культура» вести политологическую программу «Что делать? Философские беседы». Уже через два года передаче была присуждена премия ТЭФИ. С этого времени, пожалуй, и можно говорить о вступлении на публицистическую стезю несколько иного Третьякова.

С первых выпусков программы бросилось в глаза стремление ведущего к объективности. Это сказывалось и в составе приглашённых в студию гостей. Разумеется, определённый перекос в сторону либерально мыслящих персон наблюдается, но это уж неизбывная традиция отечественной журналистики, идущая со времён Новикова. Но ещё в большей степени тяга к справедливости проявлялась в самом стиле ведущего. Он не давил на участников разговора, не стремился во что бы то ни стало утвердить собственную точку зрения, и даже казалось, приходил в студию без готовых рецептов и решений. А сколько у нас модераторов дискуссий, которых хлебом не корми – дай заткнуть рот противникам и несогласным! Создавалось впечатление, что при обсуждении острых насущных проблем он руководствуется желанием совместными усилиями приблизиться если не к истине, то к верному и глубокому пониманию рассматриваемого вопроса.

Сама манера говорения Виталия Третьякова способна внушать доверие. Он всегда рассуждает и высказывается спокойно, обстоятельно, без спешки и форсирования интонаций. Его глуховатый голос, манера артикуляции, когда кажется, что ведущий говорит с некоторым затруднением, как будто в горле его копятся сомнения и внутренние препоны, выдаёт в нём человека думающего, мыслящего, а не явившегося провозглашать и утверждать истину в последней инстанции. Кстати, напомню, что в русском народе издавна коренилось представление, что способность к излишнему красноречию (иначе говоря, к краснобайству) представляет собой качество неблагочестивое, а то и греховное. Да и не только в русском: вспомним, что и пророк Моисей был косноязычен.

Эта своеобразная манера речи тем удивительнее, что Третьяков стал заметной фигурой в области образования. В 2008 году он стал основателем и деканом Высшей школы, иначе – факультета телевидения Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Но какую бы высокую должность он ни занимал, находясь в учебном заведении, не обойтись без исполнения лекторских обязанностей.

Когда подумаешь о том, как с такой негромкой, глуховатой, слегка заторможенной речью достучаться до сознания студентов, располагающихся на задних рядах аудитории, возникают невольные вопросы. Доходят ли его речи до слуха современной молодёжи? Конечно, встречаются преподы, которым наплевать, все ли слушают и слышат их слова. Но ведь Третьяков-то не такой! Он – не равнодушный начётчик из общества «Знание». Ему непременно нужно быть услышанным! Так значит, есть в его лекциях такое, что заставляет самых болтливых и недисциплинированных заткнуться и прислушаться к речам мэтра!

То же самое происходит и в ходе телевизионных дебатов. Другие участники дискуссии кричат, кипятятся, брызгают слюной. Но стоит взять слово Третьякову, как все сразу стихают, умолкают и прислушиваются к его тихому слову. Он спокоен? Да! Уверен в своей правоте? Как правило. Умеет оснастить свой дискурс неопровержимыми аргументами? Конечно. Но представляется, дело даже не в этом.

Очевидно, сила слов Третьякова, который давно не доверяет миражам и фетишам либерализма, состоит в его прямой и непреклонной гражданской позиции. В то время как многие его противники лавируют, виляют, извиваются, как вши на гребешке, способны переобуться в прыжке, он стоек и непоколебим. А состоит позиция второго, нынешнего Третьякова в том, что его высказывания направлены на поддержку всего русского, советского и тем более – государственных интересов России. По крайней мере, никаких инициатив, способных этому повредить, он не поддерживает, лично я этого не встречал.

В спорах с товарищами мне иногда приходилось слышать: «Да что этот Третьяков! Поскреби его и найдёшь либерала!..» Не знаю, мне так не кажется. Я слышу и вижу только то, что сегодня этот человек искренне переживает за судьбу своего Отечества и думает о его благополучии.