Орден Саввы. Безумные идеи и амбициозные проекты мецената Мамонтова

«Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом» — так Пушкин оценил роль Михаила Ломоносова в отечественной истории. С некоторыми поправками то же самое можно сказать и о Савве Мамонтове. Его называют выдающимся меценатом Серебряного века. Но он, по большому счёту, сам был Серебряным веком. Или, если угодно, нашим искусством в период его фантастического взлёта. Музыка, театр, живопись, скульптура тех лет — всё так или иначе несёт на себе отпечаток личности этого предпринимателя.

Когда речь идёт о фигуре такого калибра, есть большой соблазн снизить планку. К примеру, указать на то, что юный Мамонтов неважно учился. Скажем, в выпускном классе гимназии завалил латынь и был оставлен на второй год. Да и вообще более-менее успевал только по тем предметам, которые ему нравились. Дескать, вот откуда его страсть к артистизму и богеме.

Скульптор, певец?..

Причины метаний Мамонтова между искусством и предпринимательством можно и нужно искать именно в детстве и юношестве. Но гимназия здесь ни при чём. А «при чём» компаньон его отца, учёный и промышленник Фёдор Чижов. «Это был замечательный человек, — признался как-то Мамонтов совсем юному художнику Константину Коровину. — Он сказал мне, когда я был таким же мальчиком, как вы: «Артисты, художники, поэты есть достояние народа. И страна будет сильна, если народ будет проникнут пониманием их».

Меценаты или коллекционеры, как правило, представляются всё же несколько эгоистическими фигурами. Да, они покровительствуют людям искусства. Но прежде всего для собственного удоволь­ствия. Однако Савва Мамонтов не укладывается в привычный формат «мецената и покровителя». Он имел ясную цель. И цель эта была больше и выше, чем просто благотворительность. «Страна будет сильна». Сильна пониманием искусства. Мамонтов был в этом крепко уверен. И когда его укоряли за излишнюю вычурность некоторых проектов, реагировал резко: «Надо приучать глаза народа к красивому на вокзалах, в храмах, на улицах».

Кстати, одним из любимых предметов юного Саввы была древняя история. Очень хочется думать, что он запомнил один античный сюжет. Афинский полководец Ификрат претендовал на роль стратега-главнокомандующего. Его пытались осадить: «Чем ты хвалишься? Кто ты? Конник, лучник, копейщик?» Ответ был великолепен: «Отнюдь. Но умею всеми ими распоряжаться».

Вечный вопрос: что важнее — уметь делать самому или руководить умеющими?

С одной стороны, Мамонтов из первых. Поехав в 1864 г. в Италию изучать основы шелководства и практическую коммерцию, внезапно увлёкся оперой. Ничего особенного, кабы не один факт. Мамонтов запел сам. У него оказался прекрасный бас, и он даже получил ангажемент в опере Беллини «Норма». Спустя 8 лет, снова будучи по делам фирмы в Италии, он знакомится со скульп­тором Марком Антокольским. Вот его отзыв о Мамонтове: «Приехавши в Рим, Савва начал лепить — успех необыкновенный! Вот вам новый скульптор!» Однако композитор Сергей Рахманинов с Антокольским не согласен: «Мамонтов был рождён режиссёром и выказал себя в этой области настоящим мастером».

Стратегия вдохновения

С другой стороны, Мамонтов умел именно что распоряжаться. Причём на каком-то даже сейчас не вполне освоенном уровне. Так, запуская амбициозный проект по продолжению Московско-Ярославской железной дороги до Архангельска и далее, на Кольский полуостров, он в числе прочего думает о... художниках. И отправляет двух своих протеже, Константина Коровина и Валентина Серова, в командировку по Северной Двине. Цель — этюды и подбор натуры для фресок, панно и мозаик, которыми украсятся вокзалы ещё не построенной дороги.

Безумие? Дешёвое прожектёрство? Нет — стратегия. Та самая: «Приучать глаза народа к красивому, чтобы страна была сильна». Результат, впрочем, вышел парадоксальным. Успех работ оказался настолько ­оглушительным, что до вокзалов они не дошли — сейчас полотна Коровина и Серова, привезённые из той командировки, находятся в Третьяковской галерее и Русском музее.

Да и сама дорога едва-едва состоялась. Причина проста. Единоличным решением Мамонтов мог продавить многое, но не всё — на его пути стояли совет директоров и правление. А в продолжении дороги до Кольского полуострова они не были заинтересованы.

Сам Мамонтов понимал, что дорога нужна, и бился за свой проект. Он приводил доводы — его не слушали. Он говорил о стратегической необходимости этого пути — над ним смеялись. «Не дело, дорога будет бездоходная», «Пойдёт по пустынным местам», «Клюкву да морошку возить?» — вот издевательские отзывы из прессы тех лет.

Места действительно были пустынными, и дорога, в общем, шла в никуда — её конечный пункт, город Романов-на-Мурмане, будет основан только лет 20 спустя. В 1917 г. он станет Мурманском. А во время Великой Отечественной войны — единственным незамерзающим морским портом европейской части СССР, который сможет принимать грузы ленд-лиза — танки и самолёты, грузовики и станки. Всё это будут везти по той самой дороге.

Абрамцево, усадьба Саввы Мамонтова, вдохновляло художников на создание шедевров. Васнецов там писал своих «Богатырей», Нестеров — «Видение отроку Варфоломею», Серов — «Девочку с персиками». В частной опере Мамонтова пойдут «бесперспективные» произведения, отвергнутые императорскими театрами. «Скучная и неудачная» опера «Руслан и Людмила» Глинки, «неестественная и вычурная» «Хованщина» Мусоргского, где будет блистать Шаляпин. А кое-какие события на главном детище промышленника Мамонтова спустя многие годы найдут отражение в повести Бориса Васильева и фильме Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие...». Старшина Федот Васков и взвод зенитчиц будут охранять ту самую железную дорогу «в никуда», которую всё-таки «продавил» Мамонтов.

Масштаб его свершений увидят и осознают только его потомки. Савва Иванович умер 6 апреля 1918 г. Его уход из жизни мало кого тогда обеспокоил. На могилу принесли всего 4 венка. Два доставили люди искусства: «От семьи Серовых» и «От любящей семьи Шаляпина». Ещё два — инженеры. Надпись на одном из них гласила: «От признательных служащих Северных железных дорог».