20 лет марш–броску на Приштину

Интервью с полковником ВДВ Сергеем Павловым, который командовал батальоном, совершившим в ночь с 11 на 12 июня 1999 г. 600–километровый марш–бросок до аэропорта Слатина в Приштине. Возможно, это было первое проявление политической субъектности России после развала СССР.

— Помните 1999–й? Год после дефолта. В экономике бардак. Страна на коленях. Никто с нами не считается, не учитывает геополитические интересы России... На самом верху понимали: надо заставить себя уважать, показать характер. Выбор пал на "Слатину".

Мы входили в состав многонациональной дивизии SFOR, которой командовал американский генерал Кевин Бернс. Кроме нас, там были три бригады — американская, турецкая и сводная: шведский, норвежский, финский батальоны и по взводу от Литвы, Латвии и Эстонии.

Обычно на совещания в штаб я ездил по средам, а тут вдруг вызвали в пятницу. Ну, я понял: что–то будет. Мой батальон стоял на мусульманской стороне, в двенадцати километрах от американской базы, а наш штаб и первый батальон располагались на сербской территории в сорока четырех километрах за горным перевалом.

Раз приказали — сел и поехал.

— Назвали конкретную цель?

— Было сказано четко: к пяти утра 12 июня усиленный батальон в качестве передового отряда обязан овладеть аэродромом "Слатина"...

Кстати, наш рейд в прессе часто называют марш–броском, хотя это ускоренное передвижение воинского подразделения по пересеченной местности, по сути, спортивное упражнение. Мы же решали боевую задачу. Надо было овладеть объектом, закрепиться и удерживать его до подхода главных сил, обеспечив высадку десанта.

— Расстояние составляло 620 километров?

— Точно никто не считал. Примерно столько получалось по автобану, ведущему через Белград на юг, в сторону греческих портов. Через горы было намного ближе и короче. Но там ведь нет надежных дорог. К тому же мы понимали: любой подрыв, завал, разобранный мост — и все, хана.

Оба варианта наверняка просчитывали и в Москве, в Генштабе, но окончательное решение спустили вниз на командира бригады, на Игнатова. Помню этот разговор: идем по горам на гусеницах, на боевых машинах или на колесах, на бронетранспортерах по шоссе. Выбрали второе. Расчет делался на внезапность. Вот и все.

Дальше уже действовали мы.

— Времени на сборы сколько у вас было?

— Совещание закончилось в шесть вечера 10го. Комбриг определил: готовность к началу движения — пять часов утра 11–го. Позвонил мне в четыре: "Привет! Спишь?". Какое там? Даже не ложился! Николай Иванович уточнил: "Готов?". Ответил по уставу: "Так точно!". — "Ну, поехали".

Сначала мы выдвинулись в район сосредоточения у населенного пункта Биелина, километрах в шестидесяти от нашей базы. Туда подошли средства усиления.

По первоначальному замыслу колонна планировалась значительно более крупная. Хотели взять тяжелую инженерную технику, экскаваторы, подъемный кран, тракторы... Чего там только не было! В последний момент генерал Рыбкин с комбригом Игнатовым решили: все лишнее не берем, максимально облегчаемся. В итоге осталось шестнадцать бронетранспортеров и двадцать семь машин — масло — и топливозаправщики, автомобиль спутниковой связи, грузовики с продовольствием. Все прочее оставили. Время уже поджимало. Начали движение часов в одиннадцать дня.

— А натовцы когда прочухали, что вы тронулись в путь?

— Ну, мы же сначала говорили, что проводим плановый техосмотр... Когда союзнички поняли, что к чему, колонна далеко ушла.

Командующий ВДВ Георгий Шпак потом рассказывал мне, что четырехзвездный генерал Уэсли Кларк, возглавлявший объединенные вооруженные силы НАТО в Европе, приказал поднять в Мюнхене "Геркулес" с рейнджерами, перебросить в "Слатину" и остановить нас любым путем. Якобы при взлете в самолете оторвался баллон с кислородом и начал гулять по салону. Ну, летчики и решили вернуться.

Нам не успели воспрепятствовать, понимаете? Конечно, я ждал, что попробуют перехватить. Поэтому мы и гнали без остановок. Бронетранспортеры, груженые "Уралы", автопоезда с прицепами...

А натовцев, конкретно — англичан, мы увидели утром 12го, когда уже взяли аэродром.

— Там была охрана?

— Расскажу. Обошлось без стрельбы. Ни единого выстрела. Тишина!

Стечение обстоятельств, величайшая для нас удача, счастье. За это надо благодарить и Генштаб, и штаб ВДВ, и спецслужбы, и разведчиков Евкурова. Они обеспечивали наш проход. По сути, мы пулей промчались по автобану и к четырем утра 12 июня вышли на аэродром. Еще было темно. Едва рассвело, сразу перегородили полосу. Поставили два бэтээра с одного края ВПП и два — с другого.

Мы боялись опоздать. И дело не только в натовцах. Косовских и албанских бандюганов тоже надо было опередить. "Слатину" покидали последние сербы, а эти архаровцы уже стояли начеку, по кустам прятались. Мы зашли буквально на минуты раньше. Вписались тютелька в тютельку.

Помню два сербских танка на рулежке. Полк бомбардировщиков уже улетел, остался лишь авиатренажер. А он же стоит дороже самолета. Вот под прикрытием танков его и вытаскивали.

Я вбежал в штаб, а мне навстречу идет сербский офицер. Оказалось, тоже комбат. Познакомились. "Драган". — "Сергей". Серб хотел пистолет подарить. Я отказался: "С ума сошел?! Куда мне потом с ним?"

В итоге Драган оставил на память карту Югославии. Храню ее в рабочем кабинете, потом покажу. Хорошо, не отдал в музей истории ВДВ, иначе сгинула бы с концами...

А тогда сербы ушли минут через двадцать. И танки исчезли.

Нас мигом тут со всех сторон обложили бойцы так называемой албанской Освободительной Армии Косово. Мы получали информацию от группы разведчиков и принимали меры, соблюдали маскировку, убирали людей с линии возможного огня. Бойцы Евкурова работали очень профессионально, и Звезду Героя России он получил абсолютно заслуженно.

А мы, повторяю, запрыгнули в последний вагон. Если бы пришли чуть позже, была бы бойня. Нас вовремя вывели. Чистая случайность. Везение.

— Как говорят? "Везет тому, кто везет".

— Больше всего времени мы потеряли в Приштине, столице Косово. Люди уже знали о движении колонны и вышли на улицы, чтобы нас приветствовать. Весь город не спал. Крики, слезы радости, стрельба в воздух.

Я приказал задраить люки и ни в коем случае не останавливаться. Ехать, ехать, ехать! Иначе потом не сдвинемся. Сербы бросали на бэтээры цветы, старались накормить, угостить вином и сигаретами, чуть ли не броню целовали.

Кое–как прорвались сквозь Приштину, и вдруг — команда "стоп". В очередной раз.

Я побежал к Валерию Рыбкину за разъяснениями. Генерал сказал: "Приказано возвращаться в Боснию". Я опешил: "Столько проехали... Давайте выполним задачу, возьмем аэродром, защитим сербов, а уж потом пусть нас ругают". Николай Игнатов слышал этот диалог, он согласился со мной, скомандовал: "Вперед!"

Ну, мы и рванули...

Но я–то — человек подневольный, дали приказ — выполнил. Даже представить не могу, сколько пережили Рыбкин и Игнатов. Там, правда, был еще руководитель — генерал Заварзин, представитель России в штаб–квартире НАТО в Брюсселе. Он присоединился к колонне уже в Сербии, сказал, что министр обороны России приказал обеспечить нашу проводку. Но он ехал отдельно на посольской машине. Потом на аэродроме я еще пару раз его видел...

Реально было удержать аэродром силами двух сотен бойцов?

— Нет, конечно. Требовался как минимум усиленный полк — с артиллерией, поддержкой авиации, мощнейшими ПВО, противотанковыми средствами. Мы взяли внезапностью, на это и делался расчет.

До сих пор просыпаюсь в холодном поту, если снится та операция...

На нас лежала колоссальная ответственность. Не только на генералах. Уже весь мир знал, что русские взяли "Слатину". Мы постоянно ощущали, что у нас за спиной страна. От ее имени мы бросили дерзкий вызов. И каждый из нас сознавал, что причастен к этому событию.

А вдруг не сделаем, не справимся? Представляете мое состояние, волнение комбрига, Рыбкина, командующего ВДВ, всех, кто затеял захват аэродрома? Где–то в Кремле за операцией следил Борис Ельцин, а в Вашингтоне слушал новости Билл Клинтон. Президенты двух держав по телефону обсуждали наш рейд. Куда уж выше?

— Это ведь, по сути, была первая такая серьезная история для вас, Сергей Евгеньевич?

— Первая и крайняя. Так получилось.

— Сразу в яблочко?

— Ну, с военной точки зрения это не самая выдающаяся операция. Я все–таки закончил академию, знаю. Были гораздо более значимые задания. Покруче, похлеще.

Но надо учитывать контекст времени, реальные обстоятельства, положение дел в Российской армии.

Думаете, было легко? В бюджете денег нет, запчастей для техники и комплектующих нет, офицерам месяцами не платили денежное довольствие, профессия военного потеряла престиж и уважение. Поэтому рейд и прогремел так резонансно, вызвав в народе подъем, ликование. Нам удалось заставить людей не стыдиться России, а испытать за нее гордость.

— До реального боевого контакта могло дойти в "Слатине"?

— Запросто. В первый же день мы схлестнулись с англичанами. Они были очень серьезно настроены. Шли танковой колонной, а там наш БТР стоит, путь загораживает. Ну, британцы посмотрели и дальше внаглую полезли. Командир взвода старший лейтенант Николай Яцыков приказал бойцу спрыгнуть с брони и расчехлить гранатомет, направив в сторону танков. Те остановились и сдали назад.

Потом уже начальство стало договариваться, уладили конфликт. Но в первые дни мы натовцев на территорию не пускали, полосу оберегали для своих.

— Долго держали оборону?

— Я пробыл в "Слатине" сорок дней. К тому времени морем, по воздуху из России стали прибывать силы и средства. Мы встречали войска, отправляли их в районы дислокации. Приехал генерал–майор Александр Попов, заместитель командующего ВДВ по миротворческим силам. Потом приземлился американский "Геркулес" с бригадным генералом Майклом Джексоном, командующим KFOR. С ним прибыли журналисты. Начальство сидело, решало. Все пошло в другом русле, явного противостояния не было, хотя нас постоянно пытались отодвинуть в сторонку.

Написал experov на experov.d3.ru / комментировать