Игра в сумасшедшие идеи
Здание станции Дубулты, по мысли Юрмальской думы, вполне подходит для того, чтобы стать художественным пространством местного — и не только — значения. Идея начала воплощаться в жизнь после реновации станции.
Здание было построено в 1977 году, к 100–летию станции Дуббельн, известным архитектором Игорем Явейном в экспрессивной манере. За что автор удостоился в свое время награды.
Кинетические скульптуры
А сейчас ее пространства обживают большие причудливые механизмы молодого художника, дизайнера и конструктора, в каком–то смысле инженера Кристапа Анцанса, расположенные на обоих этажах.
Представьте — повсюду стоят работающие конструкции непонятного назначения, на стенах — странные надписи на латышском и английском и тоже какие–то предметы. Автор назвал совокупность своих творений «Великие воспоминания (по размеру)». Он называет это кинетическими скульптурами и картинами.
Только представьте себе — металлические раструбы, втулки, трубы, штуцеры и рукава, и все куда–то двигается, что–то совершает возвратно–поступательные движения, что–то мигает. Но к чему все это нагромождение, сразу и не поймешь. И при этом кое–где мелькает мир растений или животных, встроенный в конструкцию. К примеру, работа «Великие воспоминания, включая находки» — там всякие бытовые, обиходные предметики, лежащие рядом с работающим техническим устройством. Или «Великие воспоминания, включающие жирафа» — с игрушечной фигуркой животного, перемещающей некий поршень. «Великие воспоминания, включая апельсин» — тоже понятно, что там. Или «Бегемот наблюдает за механизмом, который хватает».
Материалы, как подписывает сам автор под работами — сталь, прокат, редуктор, реле времени, алкидная краска, акрил, полимерная глина, модифицированный пластилин, полимерный бетон, пенопласт, рисунок, наклейки.
На стенах читаем надписи крупно: «Если бы все слоны (апельсины, жирафы, гиппопотамы) были маленькими, то не было бы больших». Голова кругом! И у меня было ощущение полного абсурда, пока не разговорилась с автором.
Ассимиляция и свобода
Соединение живого и неживого — вот идея Кристапа. Он приводит несколько загадочные и странные слова американской писательницы и театрального критика Сьюзен Зонтаг: «В дальнейшем нам не нужна ассимиляция искусства в мысль, тем более ассимиляция искусства в культуру».
Свои работы Кристап сравнивавет с игрой, в которой развивается искусственный интеллект. Выпускник отделения медийно–визуальных искусств Латвийской академии художеств, получивший бакалаврский диплом, 27–летний Кристапс окончил с отличием и степенью магистра лондонский художественный колледж Central Saint Martin, работающий при местном Университете искусств. Уже выставлялся в Лондоне, Москве, Вильнюсе, Тарту, Варшаве, Такаматцу.
А родился дизайнер в Ливаны, и у его папы была там мастерская, где он постоянно что–то мастерил, с детства приобщая к этому сына. «Вырос в деревне, все время конструировал на природе», — сообщает художник.
— Показом всех этих механизмов мне хотелось сказать, что мы тоже некая часть этой механики, — поясняет художник. — Ведь мир живого, включая человека, растения и животных, тоже функционирует какими–то циклами, подчиняясь определенным законам механики. Но мы, конечно, очень сложные системы, и нашу биомеханику до конца человечество так и не прояснило.
Мне всегда была очень интересна наука. Конечно, мои механизмы достаточно примитивны — это отнюдь не высокие технологии, но они показывают принцип движения, которое универсально для всего в мире.
Подготовка к скачку
Как влияет на нас искусство? Оно создает некое мистическое пространство, которое подготавливает нас к восприятию научных открытий. Как бы мы 10 лет назад приняли сегодняшние достижения техники и технологии, если бы не культура? А бесконечное пространство космоса? Это только через искусство можно понять. Оно рождает «сумасшедшие» идеи, которые помогают нам воспринимать наше будущее.
Я постоянно ищу новый подход к разным идеям. Как если ты стремишься найти другую точку зрения на некое явление. И пробуешь это воплотить. У нас все это людям внове, а в Европе более привычно.
В Лондоне у меня есть своя мастерская, которую получил по окончании колледжа как стипендиат за хорошую учебу. Мне дали стипендию, а потом грант, помогли устроить выставку — примерно таких же конструкций, я обзавелся контактами, знакомствами. В Лондоне мастерю негабаритные вещи, перевожу сюда, а уже в Латвии создаю крупные конструкции, находя для них материалы, оборудование и устройства.
Используя определенный визуальный язык, создаю концептуальную игру. Мне нравятся образы, которые я использую, — они достаточно свободны. Хотя во всех конструкциях можно найти какой–то подтекст и даже политические послания. Полностью от этого не уйдешь.
Язык сегодня используется по–другому. И вообще — у него есть то качество, что он не полностью функционален. И слава богу! Вот язык программистов — коды из 1 и 0.
Я не зря повторяю в надписях фразы примерно одного и того же смысла для разных существ. Наш ум привык все стандартизировать. А я стараюсь разорвать этот круг, в каком–то смысле даже потешаюсь над этим нашим свойством.
…И Байкал
Я подивилась отличному для молодого латыша русскому языку Кристапа. А в ответ он сказал мне, что с удовольствием говорит по–русски еще с того времени, как побывал на слетах художников — «резиденциях» — в Кемерово. А потом молодые творцы отправились дальше по Сибири и даже до Байкала доехали. И в Лондоне половина его однокашников были русские ребята, с которыми он общался и общается постоянно.
— Мне все так понравилось в Сибири! Какие ребята, какие идеи, какие красивые пространства! А Байкал! Можно за всю жизнь не увидеть эту мощь и ширь. Из Сибири я отправился с одним рюкзаком дальше в путешествие по Азии — в Китай, Сингапур, Малайзию, Индонезию. А в Японии я пожил пять недель в Токио и Такаматцу, где тоже работал и где была моя выставка.
Постоянно использую три языка — и это дает мне свободу. И ищу точное слово, дающее эмоциональную окраску моей идее. Здесь вы видите 11 моих конструкций, а всего их у меня около 30.
Наталья ЛЕБЕДЕВА.