Почему Запад опять будет укрощать Русского медведя
Вначале — новости. Сегодня утром германское грантовое издание «Международная политика и общество» публикует текст под зажигательным заголовком «Укрощение Русского Медведя».
Текст — стандартный: сначала долго о злодеяниях России, начиная от «признания Южной Осетии» и «раздачи российского гражданства этническим русским в других странах» (вранье, кстати) и заканчивая предстоящим вмешательством в выборы в Италии, Швеции, Австрии и Венгрии. А в конце — немножко о том, что пора вводить жесткую цензуру в соцсетях и пресекать все, что может выглядеть русским вмешательством (подсказка: русским вмешательством выглядят все интернет-кампании против европейского истеблишмента и в поддержку «популистов»). Таких текстов сейчас — пачки, и все они одинаковые.
Интересно другое: образное сопровождение. Материал украшен оригинальной картинкой-гибридом: В. В. Путин с медвежьими ушами и в ушанке поверх.
Вообще российский президент, кстати, помимо облика медведя, фигурирует в карикатурах передовых стран еще в двух видах: иногда (все реже) шпиона КГБ в черных очках, а иногда (все чаще) мускулисто голым по пояс, в военных штанах и ботинках. В первом образе он обычно манипулирует из-за кулис мировой политикой, во втором — водит на поводке Д. Трампа.
Но главный тренд — это сращивание Русского Путина и Русского Медведя. Что делает явление в известном смысле уникальным: ни одного мирового политика зверем СМИ передовых стран не изображают. Никто почти не рисует товарища Си Цзиньпиня в облике дракона с длинными усами, не приделывает к Н. Моди слоновий хобот и бивни. Не говоря уже о таком категорическом табу, как представлять кого-либо из африканских лидеров в виде диких обезьян.
Русский Медведь с заголовков в принципе не слезает: «Как удержать Русского Медведя в стороне от Украины», «Эстония идет на медвежью охоту» (это об учениях), «Русская журналистка Маша Гессен: Русский Медведь не остановится» и так далее.
В свете того, что тема восприятия России на Западе сейчас в очередной раз оживлена (к диссертации министра культуры, посвященной истории западных стереотипов о нас, предъявляются с новой силой политические претензии в необъективности), об этом стоит порассуждать.
В чем тут вся штука. Образное представление о любых дальних странах в западной — изначально европейской — традиции формировалось, грубо говоря, на ярмарках. Служивших одновременно супермаркетами, досугово-развлекательными центрами и СМИ. И формировались представления через те образы, которые презентовались на ярмарках в качестве уникального явления дальней страны.
Именно отсюда, например, растут ноги у изначального европейского представления о Китае — как о совершенно игрушечной, декоративной до жеманности изящной страны. Если мы вспомним андерсеновского «Соловья», в котором китайский император и все его подданные чуть что ахают, всплескивают руками и вертятся на одной ножке, то станет понятно, о чем речь. Виной этому, несомненно, китайские фарфоровые статуэтки, попавшие в Европу вместе с торгово-военной европейской экспансией.
По той же схеме долгое время европейцы считали главными носителями индийской мудрости факиров — то есть ярмарочных фокусников, выступления которых могли наблюдать в портовых городах. Оттуда же, с ярмарки, явился и Русский Медведь. Родился он в Англии чуть больше четырех веков тому назад (собственных медведей на острове уже не было). Публике английских городов показывали «Великого Русского Медведя» (даже если он был на самом деле импортирован из Германии или Польши), и это закрепилось.
Возникшая естественным путем антипатия к России как явлению (кому понравится, что на вашем пути на богатый Восток сидит вроде бы периферийная и дикая, с архаичным христианством страна, почему-то не дающая себя завоевать и мешающая делать бизнес) образ медведя использовала весьма активно. Медведь ни в каком европейском фольклоре, включая русский, кстати, не был положительным персонажем. Он был в первую очередь опасным и непредсказуемым северным зверем — настолько, что во многих фольклорах ассоциировался заодно с громом и молниями (которые тоже непонятно откуда приходят и могут покарать кого угодно).
Кстати, таким же стихийным стал и другой «международный» образ России, условно положительный — Генерал Мороз (во французском варианте — Генерал Зима). Генерала Мороза хвалили англичане, когда Русская армия побеждала французов в 1812-м, и французы, когда русские сражались с немцами в 1915-м. Позже его хвалили за победу над фашистами. Генерал Мороз, кстати, тоже изображался либо в медвежьей шкуре, либо вообще наполовину медведем.
А теперь, внимание, вопрос: почему мы опять медведь, да еще так интенсивно — все вместе и в лице В. В. Путина в частности? Почему Макрон не петух, Меркель не орел, а попытка примерить на Д. Трампа львиную гриву довольно быстро сошла на нет, а медвежья шкура к нам так приросла?
На этот счет у меня есть только одна версия. Наблюдаемое нами возвращение Русского Медведя — всего-навсего признак «кризиса жанра» у западной политической мысли.
Последняя формально по-прежнему исповедует ту самую либерально-демократическую модель вселенной, которая триумфально была провозглашена после разрушения социалистического лагеря на рубеже 1990-х.
При этом сейчас, как легко видеть, она не то что «начала время от времени сбоить» — она сбоит и спотыкается практически на каждом шагу. Глобализации под руководством западных Международных Институтов не случилось; великий демократизационный поход в арабские страны обернулся подъемом радикальных джихадистов; в образовавшемся хаосе внезапно усилилась забытая, казалось бы, Россия, которую уже лет пятнадцать как бросили изучать политологи — и вот она уже ключевой игрок международной сцены, и саудовский король «едет к новому властелину Ближнего Востока» в Москву, и Асад, уже обреченный, казалось бы, гарантировал себе будущее, и уже союзная Турция как-то подозрительно многовекторна и огрызается на старшего партнера. И это не говоря о неприятностях на Дальнем Востоке, на Филиппинах, в Венесуэле и даже в Каталонии, где вообще непонятно, как сохранять лицо, и вся концепция мировой либеральной демократии трещит по швам.
В ситуации, когда концепция не работает, естественным образом происходит откат к более древним и простым схемам и образам. То есть мы имеем дело с возвращением к мифологии от растерянности — характерным для любого кризиса. Точно так же кризис советской идеологии выразился в том, что партийные функционеры в 1980-х начали тащить в телевизор Аллана Чумака, заряжавшего зрителей.
И точно так же на сегодняшней Украине цепляются за магические свойства вышиванок и сакрально валят статуи советских лидеров и героев. Рационального смысла никакого, зато найден мифический образ, никаких объяснений не требующий.
Коварный путинский медведь из заснеженной страны коварно взламывает ульи мировой демократии с трудолюбивыми их пчелами.
И есть основания полагать, что этот образ будет сопровождать нашу страну еще долго — пока передовые западные страны не откажутся, наконец, от провалившейся концепции и не придумают чего-нибудь более адекватного.