Владимир Финогеев: Железное золото
«Вот картина Серова: на ней его двоюродная сестра Мария Львова. Она художник, но преимущественно...
«Вот картина Серова: на ней его двоюродная сестра Мария Львова. Она художник, но преимущественно скульптор, поселилась в Париже. Уехала туда учиться где-то году в 1885-м и осталась. Так и прожила во Франции. Умерла, когда ей было за девяносто. Написала книжку воспоминаний о Валентине Серове. Но эта картина, — Слава остановился, — я никак не могу уловить до конца, в чем ее прелесть. Что тут? Блузка — упорядоченный кисель, юбка — переваренная ботва, и тем не менее это блузка, и это юбка, и видишь, и понимаешь, даже ощущаешь фактуру материала. Задний план плавится, полка с бумагами не собрана, она только прорастает из первичного хаоса. Все это вместе с блузкой, юбкой, копной черт-те каких волос создает волну импрессионизма, которая вдруг разбивается о точно сформулированное лицо. Взгляни, как тонко передан нежный румянец на коже, в глаза вставлены два зеленых магнита. Задумчивость, грусть, свет чистоты и мягкости, доброты, нежности. Но что-то еще, чего я никак не улавливаю. В чем тут фишка?» — «Серов — большой мастер переходов от неразберихи к порядку, он приоткрывает процесс созидания природой своих творений, произрастание Венеры из пены морской. Я им очень увлекался в свое время. Ты знаешь его историю? Он происходит из семьи музыкантов». — «Я этого не знал. Кто его родители?» — «Отец, Александр Николаевич Серов, был композитором и музыкальным критиком. Это тем более любопытно, что по образованию он юрист, служил в министерстве юстиции. Был направлен на службу в Симферополь, потом во Псков. Там он решился уйти в отставку и посвятить себя музыке. Музыкой начал заниматься в семь лет. Обучался игре на фортепиано у молодой пианистки Олимпиады Жебелевой. Видимо, ей удалось передать ему свою любовь к музыке, хотя, скорее, пробудить. Александр Николаевич написал пять опер, правда, первые две уничтожил. Хвалят его «Юдифь», я ее не слышал, а ты?» — «Нет, — Слава покачал головой, — про Юдифь читал. И помню картину Джорджоне. Но вернемся к родителям Серова. А что его мать?» — «Валентина Бергман, пианистка, одна из первых женщин-композиторов в России». — «Я удивлен, что их сын Валентин Серов стал художником. Ему была прямая дорога в композиторы!» — «Именно. Валентин родился в Петербурге в 1865 году. Отец его умер рано, мальчику не было семи лет. После смерти отца мать переехала в Мюнхен. Она много музицировала, писала музыку, времени на юного Валю не хватало. Но через год она забрала его к себе. Заметила, что сын хорошо рисует, отдала его на обучение к немецкому граверу Карлу Кеппингу. Когда Валентину было девять лет, его рисунки увидел скульптор Антокольский. Он посоветовал матери нанять учителя из русских художников. Она договорилась с Ильей Репиным, Репин согласился. Он был старше Серова на 21 год. Ему было тридцать, когда он взялся обучать Валю Серова». — «Репин — это круто!» — «У нас все согласовано: великому учителю — великий ученик. Серов стал выдающимся живописцем». — «Это точно, — многозначительно поджав губы, сказал Слава, — но ведь я не случайно выбрал портрет этой девушки, там есть изображение большого пальца, что довольно редко можно видеть на художественных полотнах. О ней пишут, что она была женственная, мягкая, нежная и очень терпеливая. Что ты скажешь, глядя на ее большой палец?» — «Действительно, кроме большого пальца тут и смотреть не на что. Но пальца достаточно для общей канвы. Мы неизбежно упустим кое-какие нюансы, но в целом, я думаю, сможем разобраться в характере. Прежде надо отметить: палец чрезвычайной длины. Когда я смотрю на него, мне становится жутковато. И скажу почему. Основание кисти почти уродливо, палец не соразмерен кисти своей преувеличенной длиной. Если это подлинный, достоверный, адекватный перенос увиденного на холст, то, конечно, перед нами удивительный характер, который менее всего подходил бы этому нежному, милому, доброму лицу. Такой палец характеризует человека чрезмерно независимого в своем мышлении, взглядах и поведении. Ноготь на пальце квадратный — это упорядоченность, прагматизм, твердая дисциплина, характер нордический, стальной, с титановой волей. Это железная леди. Длина пальца превышает длину его нижнего сустава, который принадлежит ладони, эта часть в традиции названа зоной Венеры, там сосредоточены любовь, нежные чувства, женственность, теплота, забота. Но палец значительно больше, длиннее этой зоны, что указывает на то, что у чувства нет шанса повлиять на выбор, мнение, решение данного лица, человек в любом случае сделает так, как сочтет нужным и выгодным для себя, без всякой снисходительнос ти к кому бы то ни было. Он предельно расчетлив. Палец слегка талиевиден, то есть имеется некоторая зауженность второй фаланги большого пальца. Это добавляет гибкости, которая «по совместительству» служит инструментом навязывания. Здесь есть умом назначенная внешняя учтивость при светском обращении, но, слуги, — трепещите! Спуску не будет, если провинились. Надо и должное отдать: она сумеет тонко воздать за хорошую работу и исполнительность, похвалить, хотя опять не без мыслей привлечь пряником то, что было изгнано кнутом. В браке она легко превосходит мужчину своей рассудительностью, а благодаря талиевидности большого пальца умеет так тонко и нетривиально доказать свою правоту и проявляет такое самообладание и такую силу темных инстинктов, что мужу остается либо подчиниться, либо выйти из брака. Если, конечно, его большой палец не обладает еще большей длиной, чем у нее, только тогда этот матерый человечище сможет урезонить свою дражайшую половину, бросив на ее пути глыбу своей непреклонности». — «Мне кажется, ты переложил эгоистического металла, если я и допущу металл, то только золото! Я верю в ее нежное, трепетное, сострадательное сердце, которое я читаю по ее лицу, глазам и губам». — «Да, сказанное мною лицу не соответствует. Внешность обманчива, брат. Если, конечно, Серов был точен в большом пальце. Быть может, он ошибся, преувеличив длину пальца и изобразив такую худую и выгнутую кисть. Но кто теперь это может знать?»