Почему недетские пересказы сказок Божены Немцовой вызвали скандал:«Три орешка для Золушки» и др
Двенадцать месяцев и их неизвестная авторша
Самая знаменитая в России из западнославянских сказок, записанных Немцовой — «Двенадцать месяцев». Конечно же, дети её знают в адаптации Маршака, который сделал из неё пьесу, убрав все недетские моменты. Но детство уходит, и взрослым бы стоило иметь представление о том, как выглядела эта сказка, пока была фольклором, а не литературой. Впрочем, для этого Немцову надо было бы активнее издавать — но в фаворе по-прежнему француз Перро и немцы Гримм, а не главная славянская собирательница сказок. Можно сказать спасибо, что хотя бы одну сказку и хотя бы в пересказе Маршака знают в России, Украине, Беларуси.
Другая знаменитая сказка, из которой сделали популярный фильм — «Три орешка для Золушки». А вот фильм «Семь воронов», тоже по записям Немцовой, у нас знают куда меньше, хотя многие чехи на нём выросли.
Настоящее имя Божены Немцовой, правда, Барбора Панклова. Имя «Божена» она взяла именно из протеста перед тем, в каком пренебрежении в её время находилось всё славянское в Австро-Венгрии. Фамилию новую получила по мужу — Йозефу Немецу. В семнадцать лет родители буквально выпихнули Барбору замуж за тридцатидвухлетнего Немеца, налогового инспектора — выгодная партия же! Брак этот был несчастливым, да ещё и хлопотным — Немец по долгу службы постоянно переезжал из города в город.
Барбора не сразу пришла к интересу к родному фольклору. Замужняя жизнь её постоянно тяготила, и она искала для себя отдушину. Где-то в двадцать три года начала писать стихи, но поняла, что поэзия — не её стихия. Переключилась на очерки, тем более, что вдруг заинтересовалась родной славянской историей и культурой. Два её первых очерка — это поворотные моменты и в истории собирательства славянского фольклора, и в истории чешской литературы (Немцова наконец пришла в прозу). «Картины домажлицких окрестностей» и «Народные сказки и предания» в семи частях привлекли к себе внимание славянофилов моментально.
Эти очерки Божена впервые написала по-чешски, а не по-немецки. Немецкий, собственно говоря, был для Божены родным языком не только потому, что она жила в Автро-Венгрию. Её отчимом с полугода Божены был немец Иоганн Панкл, чью фамилию она и носила до замужества. А первые полгода она была Новотной, по фамилии матери. Естественно, внутри семьи общались не на чешском — Иоганн его, скорее всего, и не знал. Кто же был биологическим отцом Божены? Неизвестно, да и неважно. Он не оказал на неё ни малейшего влияния.
Только в двадцать три года, познакомившись с легендарными теперь чешскими поэтами Вацлавом Болемиром Небеским и Карелом Яромиром Эрбеном, Божена прониклась идеей противостояния ассимиляции чехов и словаков немцами. Она начала писать по-чешски — а ведь к тому времени чешский был очень условно письменным языком. Когда хотели записать что-то большое, умное, трудное, академичное — писали на немецком.
Как становятся писательницами
Очень долго Божена избегала литературы — опыт с поэзией заставил её думать, что для литературы она не создана вообще. Публицистика — это другое. Там достаточно ровного стиля и внимания к фактам. Но оба поэта убедили Божену хотя бы попробовать. Чешской литературе пока что не требовались гении. Чешской литературе требовалось начало, ей требовалась питательная среда, на которой вырастут гении, говорили они. И Божена попробовала.
Толкнула её в литературу, правду сказать, нужда. На руках у Немецов было уже четверо детей, когда Йозеф пострадал от подозрений в связях с революционерами. Ему при каждом новом переводе понижали жалованье, а в конце концов просто уволили с «волчьим билетом». Без денег было не просто тяжело: умер от невозможности заплатить докторам, купить лекарства сын Гинек. У него — как тогда было часто — развился туберкулёз. Остановить болезнь можно было, вовремя заметив её, вывезя ребёнка в климат потеплее, поддерживая лекарствами, но всё это стоило денег, естественно.
Смерть ребёнка превратила отношения в семья Немецов из прохладных в ледяные. Йозеф даже подумывал о разводе, но всё же не решился ломать детям жизнь — ведь по представлениям того времени им пришлось бы остаться не с матерью, а с отцом, и они жестоко бы страдали от разлуки с любимой мамой.
К тому времени Европа уже знала коммерчески успешных писательниц. Правда, в основном француженок. Мадам де Сталь, Жорж Санд, Даниэль Стерн. В Британии успешно издалась Мэри Шелли со своим чудищем Франкенштейна, Шарлотта Бронте уже отказалась от мужского псевдонима и выпускала книги как женщина. Божена могла пойти или работать за копейки приходящей учительницей, или рискнуть и на много дней сесть за письменный стол, не зная, окупятся ли эти дни, потерянные для попыток заработка обычным способом.
Стать матерью чешской литературы
Если интересно познакомиться с классикой славянской прозы, то стоит пройтись по этому списку. Первые три рассказа Божены назывались «Барушка», «Карла» и «Сёстры». Потом она написала реалистическую повесть «Бабушка» — и наконец-то узнала, что такое популярность. Чеха-славянофила, который не читал бы этой повести (а значит, не купил бы её), не было, наверное, уже через год.
Самой Божене больше нравилась её следующая повесть — «Горная деревня». Но перевели на двадцать языков именно «Бабушку», включили в школьную программу именно «Бабушку», и до сих пор активнее всего переиздают тоже «Бабушку». Именно за эту повесть Божену назвали матерью чешской литературы. Удивительно — она была готова стать не больше, чем питательной почвой для того, чтобы однажды вырос настоящий гений родной словесности… А оказалась этим гением.
Главной героиней повести была, конечно, настоящая бабушка Божены, мать матери — Магдалена Новотна. Ещё девочкой писательницу не раз отправляли к ней в деревню поправить здоровье. Отдельный очень значимый персонаж — девушка Викторка, которая сошла с ума после изнасилования и, беременная, ушла жить в лес. Её сманил из дома солдат. Тогда такие истории были не редкостью.
Позже Немцова издавала не только свои рассказы и повести, но и новый собранный фольклорный материал — словацкие сказки. Она не только собрала их, но и перевела на немецкий, чтобы ввести в общее культурное пространство Австро-Венгрии.
Увы, гонорары, несмотря на популярность, Немцова получала самые скудные. Семья перебивалась с хлеба на воду. Она не раз, вдохновлённая похвалой славянофилов, обращалась к ним за помощью — но получала жалкие гроши. Тем страннее было видеть, какие похороны устроили сорокадвухлетней писательнице. На похороны денег нашлось очень много. Если бы эти деньги нашлись раньше, Немцова не сгорела бы от чахотки — но кому она была нужна живая? Мёртвые писатели куда интереснее. Мёртвых любят.
Текст: Лилит Мазикина.