Владимир Джаралла: «Казань для крымско-татарского народа сохраняет черты идеала»
Крымский политолог о том, что сейчас думают на полуострове о российских порядках, как развалилась власть в Бахчисарае и почему прошла эйфория
«Бахчисарай не смог стать анклавом Татарстана в Крыму из-за низкого уровня местной власти», — считает крымский политолог и эксперт Владимир Джаралла. О том, что хотел сделать Киев с пророссийскими активистами на полуострове после майдана, какие крымско-татарские организации возникли после разгрома Меджлиса и пойдет ли Сергей Аксенов на «повышение», Джаралла рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
— Владимир, сегодня страна празднует день Крыма, а уже совсем скоро, в марте «крымской весне» исполнится пять лет. Эйфория от присоединения полуострова у подавляющего большинства россиян прошла и сменилась некоторым «послевкусием». А какие настроения царят в самом Крыму?
— Разумеется, эйфория, связанная с возвращением Крыма в состав России, осталась далеко позади. Говорить о том, что мы до сих пор находимся под воздействием эффекта 2014 года — нельзя. Здесь мы во многом совпадаем с настроениями большего количества россиян, и это, кстати, является еще одним показательным примером, свидетельствующим, что крымчане тоже стали частью России. Но — с важными поправками.
Во-первых, мы помним о том, что в 2014-м году чуть ли не в последний момент мы были спасены российской армией. Понимание того, что мир — это важнейшая ценность, для нас остается неизменным. Нам в буквальном смысле удалось сохранить свои жизни, и это не преувеличение. Помню, что, когда в Киеве случился Майдан и Виктор Янукович бежал, мы с коллегами в разговоре пришли к очевидному выводу, что до конца 2014 года многие из нас будут либо убиты, либо окажутся в тюрьме… Но речь, поверьте, шла не только о нас, а обо всех крымчанах. Идущая по сию пору на Украине гражданская война перевешивает все аргументы.
Кстати, приведу один показательный пример из личной практики. Примерно два года назад, замечательным крымским летом, мы с друзьями утром пили кофе и обсуждали различные темы, связанные с властью. Настроение было достаточно критичным, мы щеголяли суровостью оценок. Но вот как-то само собой возникла тема перемен, случившихся за это время, и вдруг всеми нами овладело одно общее настроение — исчезнувшего чудовищного напряжения. Это то, что в народе называют — «отпустило». Пока Крым находился в составе Украины, это напряжение и давление были фактически ежедневными, ты постоянно находился в состоянии обороны. Давление шло, в том числе, со стороны всевозможных национализмов — украинского, крымско-татарского (тоже достаточно агрессивного). При этом мы понимали, что и кто стоят за этими силами, но совершенно не знали, на кого нам опираться и на что надеяться. В 14-м году это напряжение вдруг исчезло. И в то летнее утро мы с друзьями, не сговариваясь, вместе заговорили о том, что — что бы там ни было — но мы вернулись на родину и нам больше ничего не угрожает. Мы спокойно говорим на своем языке, мы спокойно критикуем. Пусть это прозвучит пафосно, но быть россиянином, быть частью своей страны — это огромное, недооцененное многими право. Мы это право заслужили. И это ощущение — возвращения на родину — перевешивает любые негативные моменты, которые могут возникнуть.
Во-вторых, если мы говорим, что эйфория прошла, то — в отношении чего она прошла? И здесь критический посыл у нас направлен, в основном, против местных, крымских властей. Те, кто пришел к власти в Крыму на волне «русской весны», в определенный момент показали себя превосходно и блестяще, настоящими героями. Но это — применительно к ситуации зимы-весны 2014 года. Сейчас, накануне пятой годовщины тех событий, я вынужден констатировать, что, как это часто бывает в истории, люди, превосходно проявляющие себя в экстремальных ситуациях, в повседневной жизни блеска не демонстрируют. Это в полной мере относится и к крымским лидерам, к тандему Сергея Аксенова и Владимира Константинова (главы республики и председателя местного Госсовета соответственно — прим. ред.). Они оказались обычными, даже заурядными управленцами со всеми вытекающими отсюда выводами, как положительными, так и отрицательными. Оценивать их можно при помощи простого критерия — какие возможности открылись перед Крымом в 2014 году и как мы ими воспользовались? Сегодня мы видим в крымских чиновниках те же черты, которые нам не нравились в местных управленцах в прежние, украинские годы.
— А что, на Ваш взгляд, было альтернативой миру, который удалось сохранить в Крыму? Полуостров неизбежно был бы втянут в воронку гражданской войны?
— Для Украины Крым был идеологически чуждым. В связи с этим один из местных экспертов даже высказал замечание, что во время выборов крымчане всегда голосуют одинаково, но за разные политические силы. На протяжение всего украинского двадцатилетия жители полуострова голосовали за тех, кто выступал за союз с Россией, за развитие русского языка на территории Украины и за развитие внутреннего самоуправления. Понятно, что это были политические силы, которые опирались на промышленный восток страны. Но проблема состояла в том, что как только эти силы приходили к власти, они нас предавали. Это последовательно происходило со всеми, кто правил Украиной в те годы. Когда в 2014 году в Киеве произошел государственный переворот, политики, пользовавшиеся поддержкой востока, не проявили должной государственной решительности. Украинские силовики были, в основном, настроены пропрезидентски и готовы были выступить на защиту Виктора Януковича и его власти. Но они не получили приказа и оказались деморализованы. Поэтому основную грязную работу на Украине выполняли «эскадроны смерти», игравшие на стороне евромайдановцев. Пример их работы — трагические события в Одессе 2 мая, когда в Доме профсоюзов были заживо сожжены пророссийские активисты и сторонники федерализации республики. Затем — расстрелы мирных граждан 9 мая в Мариуполе, репрессии в Днепропетровске и Харькове. В этом контексте Крым мог оказаться первой точкой зачистки, организованной из Киева — мы должны были стать примером устрашения для всей Украины. Если бы это случилось, то сопротивление на полуострове было бы подавлено достаточно быстро. В связи с этим в Крым прибыли очень серьезные, хотя и не слишком многочисленные силы. 26 февраля у Верховного Совета республики произошло столкновение, и в этот же день на полуострове должны были начаться зачистки. Предполагалось уничтожить — именно уничтожить, а не арестовать или подвергнуть каким-то репрессиям — всех пророссийских активистов, а также тех, кто являлся заметной фигурой в информационном поле. Просто для того, чтобы все остальные испугались.
— Насколько сейчас крымчане ощущают себя в безопасности? Известно, что накануне нового 2019 года республике грозили терактами, да и инцидент в Керченском проливе случился совсем недавно.
— Мы сейчас сталкиваемся с тем, что для значительной части российских регионов уже является прошедшим этапом. А мы через это только сейчас проходим. Конечно, главная угроза для крымчан исходит со стороны Украины. У нас нет никаких иллюзий по поводу того, что единственное, что нас спасает от ненависти украинских националистов, это — российская армия. Нынешняя группировка ВС РФ в Крыму превосходит по своей мощи всю украинскую армию, вместе взятую. Надо понимать, что это — тоже отголоски геополитических битв. После государственного переворота 2014 года прежние крымские договоренности с Россией были бы разорваны, и Черноморский флот должен был уйти из Севастополя. Это означало бы его фактическую ликвидацию, потому что нигде, кроме Севастополя, он дислоцироваться не может. Однако этого, как известно, не случилось. Сейчас Крым позволяет России полностью контролировать Черное море. Иностранные военные корабли и флот НАТО могут заходить в черноморские воды, и они это периодически делают (в последний раз появление в Черном море кораблей Североатлантического альянса анонсировал украинский представитель в НАТО Вадим Пристайко — прим. ред.), но это не более, чем демонстративные шаги, а не какая-то реальная угроза. Крым также является базой для работы России в Средиземноморье и для ее влияния на весь этот регион. При этом полуостров остается территорией борьбы спецслужб, наших и зарубежных. Летом 2016 года Украина создала здесь несколько диверсионно-разведывательных сетей, которые, как мы теперь понимаем, находились под контролем российских спецслужб. Можно сказать, что на примере Крыма отечественные чекисты демонстрируют свой уровень квалификации — собственно, то, зачем спецслужбы нужны в любом государстве. С одной стороны, это обеспечение безопасности, с другой — получение информации. И они с этим справляются. После локальных боев на границе летом 2016 года, когда в перестрелке с диверсантами погибли двое российских военнослужащих, эти сети были ликвидированы. На некоторое время воцарилась тишина. Сейчас мы опять наблюдаем активизацию со стороны украинских спецслужб, которые заново пытаются создать здесь очаги своей резидентуры. Но это удается им плохо.
Мы, конечно, понимаем, что украинская сторона выступает здесь всего лишь инструментом в чужих руках. Продолжается большая геополитическая схватка, прежде всего, с США и НАТО. И Крым — просто одна из точек давления на Россию. Однако в повседневной жизни эта попытка создать напряжение практически незаметна. За исключением тех случаев, когда происходит нечто экстремальное. Но, повторюсь, полуостров защищен, как хорошо оборудованная крепость. Даже натовские военные специалисты признают, что «крымский щит» — на том же уровне, что и в Калининграде.
Специфика Крыма состоит в том, что у многих из нас сохранились личные, дружественные и родственные связи с Украиной. Люди постоянно пересекают границу, иногда делают это с определенными проблемами, когда в отношениях двух стран возникает очередное обострение. Но, вы знаете, пересечение границы тоже является яркой иллюстрацией того, в чем состоит разница между Россией и Украиной. С нашей стороны — оборудованные и достаточно удобные капитальные сооружения, с их стороны — буквально вагончики, туалеты типа «сортир» и отсутствие электричества в вечернее время. Это в значительной степени избавляет нас от иллюзий.
— В 2014 году сценарий украинской зачистки в Крыму оказался сорван. А мы проводили ответную зачистку, избавляя полуостров от потенциальных сторонников «незалежной»?
— Существует целый ряд проукраинских деятелей, которые в Крыму были подвергнуты аресту — их имена известны. Многие из них на какой-то момент были изолированы — по той простой причине, что они являлись частью майданной технологии. Украинцам были необходимы те из крымчан, кто будет озвучивать их идеи, призывать на помощь внешние силы и т. п. Но, когда референдум 2014 года состоялся, этим людям была предоставлена свобода, и они практически в полном составе покинули полуостров. Многие уехали с территории Крыма уже 27 февраля, когда увидели на зданиях российские знамена. Вся тщательно созданная извне система НКО исчезла буквально в течение одного-двух дней.
В России вопросы безопасности — это не пустой звук, потому что они оплачены кровью. Страна прошла через чудовищные теракты и через две кровопролитные гражданские войны на Кавказе. Поэтому шутки в этой сфере не допускаются. Что касается Украины, то она благополучно жила все постсоветские годы, пока сама себя не разрушила. В украинской действительности можно было не соблюдать законов, не слушаться сотрудников правопорядка, не обращать внимания на местную власть. С переходом Крыма под российскую юрисдикцию жители полуострова столкнулись с новой реальностью — они убедились, что в России существует государство и оно действует именно как государство. Первоначально предпринимались попытки своего рода тестирования границы: нарушители стояли на нейтральной полосе, а потом покидали ее. Но этим людям были назначены безумные штрафы, которые привели их просто в состояние шока. Новых попыток уже не предпринималось. Созыв незаконных митингов по принципу «где хотим и когда хотим» также жестко пресекался правоохранителями. Это отрезвило многие горячие головы. С новой реальностью пришлось считаться, она стала частью нашей жизни. Подчеркиваю, речь идет не о репрессиях, а о том, что для россиян давно привычно, а для нас оказалось в новинку. Что касается того, что можно назвать «репрессиями», то они были минимальными по своей жесткости.
Я думаю, почти у всех крымчан есть ощущение, что мы правы и правда на нашей стороне, и поэтому мы обладаем серьезным преимуществом перед нашим противником. В свое время этот фактор стал решающим для дальнейшей судьбы полуострова.
— Однако вместе с Крымом нам достался и тот украинский чиновничий аппарат, который работал здесь до момента воссоединения с Россией. Был ли этот аппарат обновлен и подвергнут кадровой зачистке?
— Да, в значительной степени аппарат среднего звена обновился, там появилось много новых лиц. Значительно помогают и новые электронные технологии. Но здесь вспоминается поговорка, что сизифов труд, даже если его автоматизировать, все равно останется сизифовым трудом.
Честно говоря, я увидел для себя принципиальную разницу между украинскими и российскими бюрократами. На первый взгляд, и российский, и украинский чиновники просто должны осуществлять действия, предписанные им по закону. Но при этом российские «государственные мужи» –из числа тех, которые бывали на полуострове — отличались инициативой, которой не было у их украинских коллег.
Здесь следует отметить один важный момент. Российское законодательство не приспособлено и не предназначено для того, чтобы интегрировать в себя новые территории. Поэтому тезис о том, что Россия — это некая имперская держава, которая стремится захватывать новые земли, разбивается о законодательную практику. Если бы это было так, и если бы РФ в самом деле стремилась расширить свои границы, тогда бы мы заметили, что под эти цели создана соответствующая юридическая база. Но ее нет. Поэтому весной 2014 года многие важные вопросы приходилось решать буквально с колес. Российские чиновники, работавшие в Крыму начиная с этого времени и примерно по начало 2017 года, не боялись брать на себя ответственность и собственными силами осуществили интеграцию республики в РФ. Они принимали решения и обеспечивали их нормативной базой. Что касается украинского чиновничества, доставшегося нам в наследство, то этот тип очень хорошо описан в русской классической литературе Гоголем, Салтыковым-Щедриным, Достоевским и другими нашими писателями. Главный их принцип: не высовываться — ведь руководители приходят и уходят, а ты остаешься. Если же нет указаний — они, что называется, палец о палец не ударят. Правда, им пришлось перестраиваться. Но в целом они остались в той же системе координат: все их действия обусловлены инструкциями и приказами сверху. Отсюда вывод: если крымский чиновничий аппарат не дорабатывает, то претензии нужно предъявлять не к ним, а к тем, кто ими руководит.
Резюмируя тезис по чиновникам: украинское государство создавала нам проблемы, но их всегда можно было решить с помощью коррупции. Российское государство дает нам очень многое, но в обмен на это создает множество бюрократических препон и препятствий. Если не пройдешь через определенные процедуры — не получишь результата. Это вызывает раздражение, но к этому уже начали привыкать.
— Пять лет назад крымские татары выходили на митинг к республиканскому Верховному Совету, в основном, как противники воссоединения с Россией. Смогли ли они, на ваш взгляд, интегрироваться в РФ, стать одной из наших политических наций? Или разгром Меджлиса, октябрьские митинги протеста (после задержания сторонников «Хизбут-Тахрир») свидетельствуют о том, что крымским татарам не слишком комфортно в новой российской действительности?
— Я говорил в своем предыдущем интервью «БИЗНЕС Online», что, как бы то ни было, для крымско-татарского сообщества открылась совершенно новая жизненная страница. Хотя в 2014 году все вопросы стояли достаточно остро, крымские татары, если так можно сказать, оказались не готовы к сопротивлению. Этого консенсуса они придерживаются до сих пор. При полном преимуществе со стороны России ни о какой гражданской войне на полуострове не могло быть и речи. Известно, что экс-президент Татарстана Минтимер Шаймиев поддерживал личные контакты с многолетним (с 1991 года по 2013-й) лидером Меджлиса Мустафой Джемилевым. В те дни многие высказывались в том духе, что речь может идти — в той или иной форме — о создании крымско-татарской автономии. Однако своими дальнейшими действиями Джемилев подтвердил, что для него русофобия и ненависть к России намного важнее, чем любовь к собственному народу. Исторический шанс был упущен — бывший председатель Меджлиса перешел в привычный для него стан ненавистников всего русского (после бегства на Украину Джемилев стал уполномоченным Петра Порошенко по делам крымско-татарского народа — прим. ред.). Сторонники Джемилева и его преемника на меджлисовском посту Рефата Чубарова действовали тоже по отработанной давно схеме: публичными акциями они добивались принятия мер в свой адрес, после чего покидали российскую территорию и неплохо устраивались в Киеве — за счет зарубежных грантов и вливаний (правда, не слишком значительных) из украинского бюджета. Стоит отметить, что у них есть одна сильная сторона — это их международное влияние, которое активно используется ими на Западе и в значительной мере в Турции.
Что касается положения крымских татар в Крыму, то оно изменилось кардинально. После разгрома Меджлиса, который был монополистом в своей сфере, открылись совершенно новые возможности для общественного развития крымско-татарской нации. Одним из новых лидеров стал Руслан Бальбек, молодой и энергичный политик, который однозначно стал на российскую сторону. Он выступал с такими лозунгами, которые раньше были совершенно немыслимы в устах крымского татарина. В 16-м году он ушел с поста зампреда Совета министров Крыма и ныне является депутатом федеральной Госдумы. Тем не менее, Бальбек сохраняет в республике свою группу влияния.
Очень важно, что уже в апреле 2014 года Владимир Путин подписал указ о реабилитации крымско-татарского народа, а также других народов, пострадавших от репрессий в советское время. Такого указа крымские татары ждали все долгие годы украинской независимости, но так и не получили его. Все правовые вопросы, которые на протяжение десятилетий только лишь озвучивались Украиной, были решены Россией за несколько месяцев. Крымские татары оказались в ситуации, когда их многолетние лозунги в одночасье стали реальностью, и это было для них абсолютно неожиданно.
Но тут возникла еще одна проблема, которая до сих пор остается неразрешенной. Дело в том, что Россия, по моему мнению, действительно является федеративным государством. Законы принимаются на уровне центра, но их детализация и реализация осуществляются на уровне местных парламентом и администраций. К тому же, местные заксобрания принимают дополнительные пакеты законов, которые учитывают региональную специфику. К сожалению, крымский Госсовет эту работу в значительной мере просто не осуществляет. Поэтому, если возникают проблемы, нужно помнить, что здесь не дорабатывают именно местные законодатели.
Пришлось привыкать и к тому, что вопросы, которые на Украине нередко попадали в круг внимания президента, в России остаются на периферии. По одной простой причине: крымские татары — это один из многочисленных этносов, населяющих РФ. В нашей стране на самом верху уже выработаны механизмы решения многих противоречий, и обычно они остаются в компетенции региональных органов власти.
Еще одна проблема — отсутствие диалога, который в значительной мере так и не был налажен. Его нет даже между различными группами активистов и общественников, хотя после ухода со сцены Меджлиса, который подавлял любые альтернативные возможности, новых организаций возникло достаточно много. Безусловными лидерами тут являются, пожалуй, «Къырым» (лидер — вице-спикер крымского Госсовета Ремзи Ильясов) и «Къырым бирлиги» (глава — Сейтумер Ниметуллаев), хотя есть и другие заметные крымско-татарские структуры — например «Милли Фирка». Но они очень часто оказываются в ситуации, когда с ними просто никто не говорит, их как бы не замечают. Поэтому критические настроения в татарской среде остаются, но их источник — это опять-таки местные власти.
Между прочим, на протяжении многих лет Татарстан оставался для крымских татар лидером в сфере межнациональных отношений — на его примере они знакомились с российской реальностью. То, что они наглядно видели — высокий уровень Татарстана, и Казань как современный комфортный город — произвело лучшее впечатление, нежели любая агитация. Крымские татары на практике увидели, какой может быть жизнь в России и какой она для многих является. Поэтому немало крымских татар связали свою деятельность с Казанью и Татарстаном. Понятно, что, когда речь заходит о бизнесе, национальная специфика чаще всего отходит на второй план (хотя примеры этнически окрашенного бизнеса тоже хорошо известны — прим. ред.). Но и в предпринимательской сфере, и в сфере межнациональных отношений Казань для крымско-татарского народа сохраняет черты идеала, к которому они хотели бы стремиться.
Встречаются ли в крымско-татарской среде критические настроения по отношению к власти? Безусловно, да. Надо понимать, что историческая рана, нанесенная этому народу насильственной депортацией, все еще болит. Обсуждение этой темы в обществе практически не ведется, потому что стороны не могут найти здесь консенсуса. Болезненное возвращение татар в Крым в конце 1980-х — начале 1990-х годов, их тяжелая интеграция, приводившая нередко к конфликтам с местным населением, и постоянная, особенно после утверждения монополии Меджлиса, антироссийская пропаганда — все это сказывается. Но не все так однозначно. После того, как Крым проголосовал за воссоединение с Россией, многие крымские татары говорили, что это благо, потому что будущего с Украиной у них не было. Россия — это, в первую очередь, гораздо больше возможностей. Правда, обсуждалось это все в неофициальных частных беседах, зато вполне искренне.
Есть подвижки и в сфере международного общения. Не так давно крымско-татарские организации встретились с общественниками Турции (не с теми, с кем обыкновенно контактирует Меджлис), и рассказали им о том, что в действительности произошло в Крыму за эти годы. Это произвело впечатление. Так что на будничном, повседневном уровне интеграция этого народа состоялась. Мы с юмором отмечаем, что вообще-то первыми, кто в 2014 году получили паспорта граждан РФ, были именно крымские татары.
Еще раз вернусь к «украинскому» опыту: до 2014 года на любых выборах в республике 80% голосов получали силы, условно обозначаемые как пророссийские, а вот 12% голосов отдавались за тех, кто в Крыму не имеет никаких шансов — за националистов. Эти 12% обыкновенно аккумулировал Меджлис. Сейчас картина немного изменилась, но пропорция осталась прежней: пророссийское большинство против националистического меньшинства. В свете этого мне кажется, что отказ российских оппозиционных партий от работы на «аннексированном» полуострове был их явным просчетом. Как раз в Крыму они набрали бы заметное число голосов благодаря бывшему меджлисовскому электорату. Не знаю, о каких процентах может идти речь — вряд ли о тех же 12%, но и не о 1,66% голосов, которые, к примеру, получила Ксения Собчак на президентских выборах-2018. Впрочем, это лишний раз свидетельствует, что те, кого называют в РФ оппозицией, вовсе не настроены на серьезную работу внутри страны.
С религиозной точки зрения Россия также оказалась для татар весьма благоприятной средой. Муфтият Крыма (ДУМК, возглаляемое Эмирали Аблаевым — прим. ред.) не без удивления обнаружил, что российское законодательство более продуманно, нежели украинское, и все правовые вопросы религиозной сферы решаются довольно быстро. Хадж в республике вырос в несколько раз, и при этом нельзя сказать, что он остался таким же финансово обременительным, как раньше.
Ситуация с религиозными радикалами тоже изменилась. Здесь надо понимать, что сфера деятельности религиозных радикалов — вовсе не религия, а политика. Опыт России в этом отношении очень болезненный, и даже в Татарстане он не единожды приводил к трагическим событиям — поэтому реакция на экстремистов оказалась достаточно жесткой. На Украине особого внимания на радикалов не обращали — значения для Киева они не имели хотя бы потому, что их деятельность была преимущественно направлена вовне, за пределы страны. К примеру, некоторые жители Крыма исправно пополняли ряды запрещенного в РФ «Исламского государства» (ДАИШ). Понятно, что в России на это не стали смотреть сквозь пальцы, в связи с чем ряд экстремистов поспешил покинуть полуостров. Тем не менее, через оставшихся нередко пытаются действовать иностранные спецслужбы, что вызывает вполне естественное противодействие ФСБ.
— Татарстан сохранил свое влияние в современном Крыму, или по каким-то причинам оно утрачено?
— Начиная с 2014-го многие российские регионы стали оказывать поддержку полуострову, и президент РТ Рустам Минниханов стал одним из тех, кто координировал взаимодействие «большой России» с Крымом. Это продолжалось примерно до конца 2015 года, хотя экономические связи, установленные тогда, нам удалось сохранить до сих пор. Это видно даже по продукции в крымских магазинах. Есть также серьезные гуманитарные и культурные контакты крымских татар с Татарстаном.
— Шефство Казани над Бахчисарайским районом продолжается? Ведь только в 2015 году Казань вложила сюда 140 млн рублей.
— Формально да, шефство продолжается. Поддержка со стороны Татарстана была очень существенной — в районе были проведены ремонты практически всех бюджетных учреждений, которые до этого находились в ужасном состоянии: школ, больниц, фельдшерско-акушерских пунктов. Следующим шагом должно было стать развитие экономических связей, но оно-то и оказалось затруднено. Здесь требовалась инициатива со стороны местных властей Бахчисарая по привлечению инвесторов, однако этой инициативы не последовало. Татарстан (в лице своей Федерации профсоюзов) купил на полуострове санаторий «Форос», приобрел еще несколько значимых объектов. Тем не менее, говорить о том, что Бахчисарай — это такой анклав РТ в Крыму — не приходится.
В Бахчисарайском районе, на мой взгляд, сказался очень низкий уровень местной власти. Первые выборы в республике, которые сформировали органы самоуправления, прошли еще осенью 2014 года. Здесь следует сделать небольшое отступление. В украинский период на полуострове считалась влиятельной политическая сила, олицетворяемая крымским отделением Партии регионов Украины. Ее лидеры были выходцами из макеевско-донецкой группы, которая зашла в Крым в 2010 году и находилась в конфликте с местными элитами. В шутку это называли «македонской оккупацией», но в 2014 году она была завершена, «македонцев» вычистили из органов власти (хотя некоторые эксперты оценивают их деятельность как абсолютно положительную). Макеевско-донецкая группа попыталась заставить местных чиновников работать, и этого им, конечно, не простили. Это ирония, но в ней есть значительная доля правды. После того, как «македонцы» были изгнаны из чиновничьих кресел, произошло объединение Русского блока Сергея Аксенова, «Русской общины Крыма» и остатков Партии регионов. На основе этого союза возникло региональное отделение партии «Единая Россия».
Нужно учитывать, что сообщество крымской элиты в своей основе абсолютно неизменно. Мы видим одни и те же имена и одни и те же лица, связанные между собой тесными экономическими связями. Правда, Аксенов и его группа ранее не принадлежали к этому избранному кругу — они вошли в крымскую элиту на волне революционных изменений и стали одним из ее важнейших элементов. Тем не менее, в чиновные кабинеты Крыма вернулась все та же местная власть, которая была знакома нам на протяжении очень длительного времени. В период выборов 2014 года нередко сводились счеты, а чиновники среднего звена набирались по принципу: «чтобы тех, прежних — не было!» Те, кого набирали вместо «македонцев», зачастую оказывались очень низкого уровня, многие раньше никакого отношения к системе госуправления не имели. Это был бы небольшой грех, если бы эти люди были способны учиться. Но как раз учиться они не умели и не хотели.
Именно в Бахчисарае случился первый серьезный (после 2014 года) административный кризис. По сути, местная власть просто развалилась. Руководители города была обвинены в неэтичном поведении, их заподозрили в коррупции. По настоянию Аксенова в июле 2016 года ушел в отставку главы администрации Бахчисарайского района Игорь Кныр, глава администрации Бахчисарая Владимир Верховод и председатель горсовета Юрий Гуляев стали фигурантами уголовного дела. После этого в районе началась кадровая чехарда, которая продолжалась практически два с половиной года. Это, естественно, сказалось на управляемости города (не района, а именно города) и повлияло на настроения людей. При этом Бахчисарайский район объявлен территорией приоритетного развития. Но яркого прорыва там пока не произошло.
После бахчисарайских отставок и арестов сработал эффект домино: аналогичные кризисы разразились и в других районах республики. К сожалению, уровень квалификации местной власти и по сей день остается очень низким, и с этим связана одна из главных причин разочарования, о котором мы говорили в самом начале нашей беседы. За выявленные факты коррупции мне лично было очень стыдно: полуострову оказывается такая помощь, и при этом наши чиновники умудрились так опозориться перед Россией! Доходило до анекдотичных случаев: одного главу поселкового совета задержали по обвинению в коррупции, а назначенный вместо него сменщик всего через 10 дней тоже попался на взятке.
Низкий уровень местной власти — это и есть одна из причин, по которой шефство Татарстана так и не смогло превратиться в нечто коренное и существенное.
— Любопытно, как в Крыму восприняли пенсионную реформу? Известно, что почти вся страна приняла ее в штыки.
— Реакция была практически такой же, как и у всей остальной России: разочарование. Речь идет не столько о пенсионной реформе, сколько о целом комплексе негативных новшеств, в рамках которого повышение пенсионного возраста стало лишь одним из элементов. В чем состоит разочарование? Мы видим, как на наших глазах государство отделяется от общества. Оно не чувствует настроений людей и действует не в их интересах, а, скорее, за их счет.
Понятно, что сейчас мы находимся при смене экономической модели. Но вовсе не на ту модель, которую нам обещают представители элиты. Речь идет не о технологической революции, не о замене людей роботами и т. п., а о более кардинальных переменах. Обычно их осуществляют за счет народа. Те, кто определяют сегодня экономическую политику России, действуют только из одной парадигмы: других вариантов решений ими не предложено. А они наверняка есть, и их можно было бы поискать. Поэтому, когда люди, подобные первому вице-премьеру Антону Силуанову, заявляют, что они были поражены тяжелой реакцией общества на пенсионную реформу, это свидетельствует лишь о том, насколько далеки они от народа.
К тому же, сразу бросается в глаза расслоение общества. Часть социальных слоев пенсионная реформа просто не затронула, но парадокс заключается в том, что именно эти люди осуществляют сегодня так называемые новации. Реформа ударила по тем, кто находится в возрасте от 30 до 60 лет, то есть переживает активную фазу — для нас всех, подходящих под эту категорию, был дан четкий сигнал: пенсии не будет, не ждите. В старости, скорее всего, придется обеспечивать себя самостоятельно.
Поэтому Крым разделил общее негодование россиян по поводу пенсионной реформы. Но в вопросе о том, как воздействовать на власть, между крымчанами и россиянами есть некоторая разница. Мы как бывшие граждане страны, пережившей, по крайней мере, два государственных переворота, с тревогой воспринимаем информацию о том, что в РФ растет недовольство. При этом личный авторитет президента Владимира Путина в Крыму остается незыблемым, он воспринимается как абсолютный лидер России, которого оценивают как заслужившего уважение своими конкретными делами в интересах народа и государства.
— В 2019 году в Крыму в единый день голосования 8 сентября пройдут выборы депутатов Госсовета. Скажутся ли эти настроения на будущих результатах?
— Думаю, что люди проголосуют ногами — они просто не придут на избирательные участки. А те, кто придут, могут отдать свои голоса за другие политические силы, а не за те, что находятся у власти. Как видите, мы повторяем здесь путь других российских регионов.
— Сергею Аксенову стоит оп