Принял на себя автоматную очередь
В наших семейных альбомах хранятся не просто пожелтевшие снимки, а целые истории любви, дружбы и подвига. Одна такая фотография стала для Галины Красновой словно окном в жизнь отца, участника Великой Отечественной войны. И она надеется, что это же окно откроется для кого-то еще, с кем вместе можно будет восстановить оборванные нити памяти.
«Отец Николай Михайлович Краснов работал прокурором, — вспоминает Галина Николаевна. — Его служба началась в деревне Чурачики, о которой у меня остались отрывочные, но яркие детские воспоминания. Квартиру нам дали на краю оврага. У отца была серая лошадь и огромный тулуп. Он садился в сани и уезжал по делам. Порой исчезал на неделю. А что, район-то большой надо было объехать».
Однажды зимой, когда отец был в очередной поездке, произошел странный случай, врезавшийся в память девочки навсегда. Ночью была сильная метель. Всю ночь кто-то ходил, ставни были закрыты. То в окна постучат, то в дверь. Мать прижала к себе детей, обняла и говорит: «Ну, ребята, пропали мы…» Еле дождались утра, вышли посмотреть, а вокруг дома — огромные следы лаптей. Кто это был, с какими намерениями — так и осталось загадкой.
Позже, когда районы стали укрупнять, Николая Краснова перевели в Ядрин, прокурором района. А пришел он работать в органы прокуратуры 19-летним парнем после окончания с отличием в 1940 году Чебоксарской двухгодичной юридической школы — помощником прокурора Канашского района. «Самая ценная для меня реликвия — это старая фотография его однокурсников. Молодые, полные надежд лица ребят, которые выучились на юристов прямо перед войной», — говорит Галина Николаевна. — Хочется, чтобы вы опубликовали ее в газете. Может, кто-то узнает своих родственников. Это же со всей республики люди учились».
О своей молодости, о друзьях-коллегах Николай Краснов рассказывал мало. «Да и мне тогда как-то некогда было, интересы не те, — с ноткой грусти признается Галина Николаевна. — Помню, он часто упоминал фамилию Захватов, но ее нет на обороте в описании к снимку. А еще он дружил с Тимофеем Кривовым, чьим именем сейчас названа улица в Чебоксарах. Кривова в Чебоксарах оставили, а папу в Ядрин направили». Так и разбросала жизнь некогда близких друзей.
Война стала роковой чертой для всех, кто жил в то время. В апреле 1941 года Николая Краснова призвали в армию и направили в военно-политическую школу политруков. Но после нападения фашистской Германии на Советский Союз учеба прервалась, и его в составе 149-й стрелковой дивизии направили под Смоленск. Здесь в боях он получил свое первое ранение. После выздоровления — снова передовая, теперь уже на Кавказе. Здесь в одном из жарких боев он принял на себя автоматную очередь, направленную на командира. Родителям пришло извещение о смерти, но он, благодаря стараниям врачей, выжил и в 1942 году вернулся домой.
Про свою фронтовую жизнь Николай Краснов говорил мало. «Его воспоминания были отрывистыми и полны боли. «Сколько друзей мы положили, сколько друзей…» — не раз повторял он, — рассказывает дочь героя. — Он получил тяжелейшее ранение, лишился фаланг пальцев на руках и ногах. Очнулся среди тел, которые собирала похоронная команда. Его стон услышали и скорее передали медикам. Но пока он боролся за жизнь в госпитале, домой пришла похоронка. Тетя потом рассказывала, как рыдали мама и бабушка с дедушкой. Он выжил, но воевать больше не мог — после долгого лечения был комиссован.
Сейчас, перебирая старые снимки — вот он с родителями в родной деревне, вот наша большая семья, вот его брат, воевавший в Корее — я понимаю, как важно не дать этим историям кануть в Лету. Обращаюсь к вам, читатели: посмотрите на эту фотографию. Возможно, здесь вы узнаете своего деда, прадеда, дядю. Это молодые юристы Чувашии, выпускники предвоенных лет. Их звали Кривов, Захватов… Дайте нам знать, если увидите знакомые лица. Давайте вместе вернем имена и истории тех, кто остался на этой фотографии».
Координаты Галины Красновой имеются в редакции «СЧ».
Василий Григорьев