Рижский бургомистр вздумал орать при Петре I. И доорался до больших неприятностей

В феврале 1716 года царь Петр I в очередной раз приехал в добрый город Ригу. Город не так давно, в 1710 году сдался на милость осаждавших его русских войск и с тех пор был одним из крупнейших портов России, пока не подался во время Гражданской войны в вольное плавание.

С Ригой у Петра I было связано много воспоминаний. Именно тут случился инцидент, ставший формальным поводом для начала Великой Северной войны. Но теперь этот город стал русским и Петр тут обосновался основательно – у него даже был свой дом, в котором он и расположился.

А остальная свита разместилась в домах горожан, которые и без того были стеснены постоями русских войск, которых в Риге располагалось много. Да и осада на состоянии жилого фонда, понятное дело, сказалась не самым лучшим образом.

Так вот один из членов царской свиты – генерал Адам Вейде попросил рижского губернатора Голицына, чтобы тот разместил его поближе к царскому дому. Отказать Вейде Голицын не мог, потому что генерал был на самом деле заслуженным офицером. Он со своими войсками храбро дрался в несчастливом Нарвском сражении, попал в плен, потом его обменяли… В общем, Голицын решил разместить уважаемого человека на постой к бургомистру Павлу Брокгаузену, по нынешнему этот человек назывался бы кем-то вроде вице-мэра, то есть был достаточно крупным и уважаемым городским чиновником.

Казалось бы, разместил и разместил. Все страдают, пришло время и бургомистру потесниться. Тем более, что царь приехал. Но нет. Все оказалось не так просто, потому что Брокгаузен решительно встал в позу и пустить Вейде в свой дом на постой отказался.

Голицын попытался договориться по-джентльменски и даже послал адъютанта, чтобы тот уговорил Брокгаузена уступить по-доброму. Но тот уперся, так как по своей должности был свободен от постоя. И пошел ругаться с Голицыным лично. Губернатор нашелся в доме Меншикова, который вслед за Петром тоже обзавелся в Риге своим собственным домом. Данилыч как раз давал обед в честь приезда в Ригу, причем на обеде присутствовал и царь тоже.

Брокгаузен отозвал Голицына и стал с ним ругаться по поводу размещения у него Вейде. Причем разговор плавно перешел на повышенные тона. Тон оказался повышенным настолько, что Петр I немного обалдел и приказал отправить Брокгаузена под арест, как:

«человека, забывшегося в присутствии государя и тем самым виновным в оскорблении царского величества»

Причем разозлился Петр не на шутку, так что потребовал на следующий день собрать магистрат и разобрать дело об оскорблении царского величия. Для начала магистрат согнали на заседание в 4 утра, потом промурыжили до обеда, после чего пришел Голицын и разъяснил, что самое время судить Брокгаузена

«за великое преступление».

Суд был скорым, но правым. Тем более, что Рига возмущенно гудела по поводу постоев. Это в любом случае была одна из самых обременительных повинностей, а кроме того, из-за все никак не кончающейся войны, торговый город беднел, так как торговли никакой не было. Вот и надо было кого-то наказать показательно. А тут подвернулся цельный бургомистр.

Магистрат постановил так: шестеро – за исключение из магистрата и год тюрьмы, пятеро, наиболее сообразительных – за пожизненное заключение. Царь посмотрел на предложенное решение и утвердил … решение меньшинства. Только пожизненное заключение милостиво заменил … ссылкой в Тобольск.

Брокгаузена живо упаковали и отправили на восток, ругаться где-то там, далеко от царских глаз. А Петр поехал дальше. Он ведь в Риге был проездом, по пути в Европы.

Через какой-то месяц эта история получила продолжение. Потому что Петр приехал в Кенигсберг, где его приветствовали горожане. Один оратор выступил так хорошо, что расчувствовавшийся Петр Алексеевич пригласил молодого человека отобедать за его столом чем бог послал… Молодой человек оказался сыном Брокгаузена и в беседе за столом попросил папеньку простить.

Для хорошего человека Петру Алексеевичу оказалось ничего не жалко и он бедного рижского бургомистра простил. Вот только сначала написали бумагу, потом царь ее подписывал, пока ее отправили вдогонку за Брокгаузеном… Брокгаузена не нашли… Он пропал по дороге в Тобольск. Оказалось, что пока прощали, пока писали, пока посылали, Брокгаузен отдал Богу душу в Солигаличе, по дороге в ссылку.

А пустил бы на постой генерала, поговорил бы с ним вечером за чаркой горячительного, ну разобрал бы потом свинарник, оставшийся от постояльцев… Вот до чего упертость порой доводит, особенно близ царской особы.