Всё, что из века в век передаётся…

Георгий Зайцев. На расстоянии дыханья. Стихотворения и поэмы. – М.: Звонница-МГ, 2022. – 350 с.

Георгий Зайцев. Новый возраст. Стихотворения. – М.: Звонница-МГ, 2022. – 222 с.

Обсуждения современной поэзии там, где они ещё ведутся, приходится начинать с жалоб на её затухание, на то, что она уходит из нашей жизни. И всё вроде бы так и есть. Во всяком случае, внешне. Но ведь эти постоянные жалобы на упадок поэзии проходят через всю русскую литературу. Причём они были даже в периоды её расцвета: «Исчезнули при свете просвещенья/Поэзии ребяческие сны» (Е. Боратынский); «Теперь тебе не до стихов/О слово русское, родное!» (Ф. Тютчев); «К поэзии чутьё утратил гордый век» (Я. Полонский). Да и в миновавшем веке эти жалобы не утихали. Хотя, как теперь видится, поэзия была – и своеобразная, и многообразная. А потому эти жалобы и не следует понимать буквально. Скорее, они были и остаются способом удержать поэзию в жизни, в пределах её природы, не соблазняя её ни пресловутой «социальностью», ни утилитарностью, ни тем, что поэт якобы «больше», чем поэт, то есть способен ещё и на некое практическое «дело», тем самым свергая небесное на землю… Помня, конечно, о том, что поэзия даёт человеку нечто такое, чего никакая иная сфера сознания дать ему не может.

И всё же наше время не без оснований мы называем нелитературным, подозревая, что литература уходит из жизни по мере того, как человек утрачивает свою извечную духовную природу. Это трудно понять, с этим невозможно смириться, но, кажется, так и есть. А потому такими драгоценными являются те случаи, когда, несмотря ни на какие неблагоприятные внешние условия, ни на какие тесные обстоятельства, которые у всех бывают всегда, литератор, прозаик, поэт остаётся с литературой, а не с какими бы то ни было сомнительными, на каждый день своими, ценностями…

Об этом думается над новыми книгами известного поэта Георгия Зайцева. Книгами, совершенно очевидно, итоговыми, соответствующими его семидесятипятилетнему возрасту.

Он не только пишет стихи, но всецело живёт в мире поэзии, являясь её издателем и пропагандистом. Причём именно тогда, когда стихов «не читают». Многие годы он – заведующий редакцией поэзии издательства «Молодая гвардия», создатель и генеральный директор Издательского дома «Звонница-МГ» (с 1993 года), главный редактор журналов «Домашняя энциклопедия для всех» и «Весёлый затейник» , президент Фонда творческой молодёжи России с 1991 года. Путь же его в литературу был непростым. Уроженец села Правые Ламки Тамбовской области, в послевоенное время был и механизатором, и токарем на заводе, работал на железной дороге, литсотрудником в газетах и журналах, прежде чем окончил МГУ им. М.В. Ломоносова. Это определило и тематику его поэтического творчества, и его жизненную позицию, и его личность. Судьба его поколения, чьи отцы были победителями в Великой войне, наша пока ещё невнятная эпоха в его творчестве и жизни – главное. Видимо, поэтому во многих своих стихах он исходит из конкретного факта, той или иной приметы времени, судеб своих современников, фактов собственной биографии, как и должно поэту. Иногда, как в поэмах, прибегает даже к жанру поэтического репортажа. Порой кажется, что он преднамеренно талантливо заземляет возвышенное ради этой фактической и исторической точности и достоверности. Но затем всё равно неизменно светится или мерцает то сокровенное, чего взыскует душа:

О, эта нежная истома:

В усталом теле – тихий звон,

Когда приходит чувство дома

И свет зари в тебя вселён!

О, это нежное скольженье

По краю памяти и сна,

Когда земное притяженье

Душа осилить не вольна!

Из этих земных примет свободно и естественно, через личное восприятие вырастает картина судьбы народа и страны, как в стихотворении «Родине»:

Моя судьба припаяна к твоей,

Твоя душа мою вскормила душу,

И я твоих заветов не нарушу,

Не разлюблю ржаных твоих полей.

Я – смертный крик из-под копыт коня

И рана от удара крестоносца,

Я – это всё, что было до меня,

Всё, что из века в век передаётся.

Во всём его творчестве Родина предстаёт в образе родного дома, ведь известно, что «бездомность» в русской поэзии всегда символизировала самое страшное неблагополучие: «Двадцатый век… Ещё бездомней, / Ещё страшнее жизни мгла…» (А. Блок).

Что ждёт меня – загадывать не стану я,

Но я не рву связующую нить.

Ведь домик наш с узорчатыми ставнями

Мне в сердце нечем, нечем заменить.

Родной дом – как образ Родины, мерило всего самого дорогого и драгоценного, что только есть в быстротечной человеческой жизни:

Я дней сгоревших угли собираю,

Чтоб снова сердце в городе согреть.

Мне снится крыша летнего сарая,

Та, под какой не страшно умереть.

Видимо, это общее чувство всего нашего послевоенного поколения, в большинстве своём сельского, со временем ставшего городским, – вопреки всему, вопреки очевидным и неопровержимым фактам: «Ведь не нашёл добрей и совершеннее/Того, с чем попрощаться суждено…» Но это уже не фактическое, а символическое, образное и возвышенное восприятие:

Родина! И – по спине мурашки –

Неужели это не во сне?

Здравствуй, май в сиреневой рубашке!

Здравствуй, дом в вишнёвой белизне!

Через это ликование и восхищение всё же врывается, не может теперь не врываться смятение и тревога. Что ж, видимо, это некая закономерность, что «душа, заполненная болью, / Ощущает родину полней»:

Я просил, но Господь не услышал –

Затерялся мой голос во мгле,

Жизнь – какая-то скорбная ниша

На истерзанной русской земле.

Да и понятно, смутить душу поэта теперь так просто всякими уклонениями и нестроениями, когда у него главным мерилом всех вещей мира является самое хрупкое и самое трудноопределимое – душа:

Не за высокою оградой,

Не за кирпичною стеной

Живу – как надо и не надо –

И верю лишь душе родной.

И всё же Георгий Зайцев обладает каким-то удивительным, ничем не истребимым качеством, которое точнее было бы назвать запасом прочности, устойчивостью, что ли, среди стихий этого мира. Хотя: «Мало света, всюду слякоть,/До морозов далеко./И так хочется заплакать,/Чтобы стало вдруг легко»:

Дышали свежестью поля,

И тьма вечерняя сгущалась.

Всё отдыхало, лишь Земля

С обычной скоростью вращалась.

…Так уж мы устроены с рожденья:

Если дело делаем любя,

Никакие беды и сомненья

Не сомнут – активного – тебя.

Да, именно активность – и в слове, и в жизни – исток этого его завидного оптимизма, кажется, не растраченного и с возрастом:

В чём же дело? Былое итожу,

Список дел пролистав не спеша.

Просто день уходящий был прожит,

Как того пожелала душа.

А такое бывает не часто,

Чтоб она не грустила о нём.

Как же мало ей надо для счастья

В изменившемся мире моём.

Ну а нашу нынешнюю нелитературность времени охарактеризуем словами великого А. Блока из его завещательной Пушкинской речи «О назначении поэта», о том, что «поэт – величина неизменная» и что «сущность поэзии, как всякого искусства, неизменна»: «Люди могут отворачиваться от поэта и от его дела. Сегодня они ставят ему памятники, завтра хотят «сбросить его с корабля современности». То и другое определяет только этих людей, но не поэта». И добавим: вне зависимости от характера его дарования…

Пётр Ткаченко