Закат эпохи раболепия?
9 мая 2015 года что-то произошло, произошло что-то столь масштабное, что мы с вами ещё недели, месяцы, а, быть может, годы не сможем осознать. Но кое о чём всё же можем догадываться. Это витает в наэлектризованном воздухе, проносится с дуновением ветра, отзывается в сети твитами, это что-то служит паролем, когда незнакомые тебе люди спокойно здороваются, поздравляют, словно старого однополчанина.
Это ощущение у автора появилось даже не на параде в родном городе, который он наблюдал ряду, наверное, в десятом, так как город захлестнула народная волна. И даже не в минуту, когда под взлетавшим ввысь салютом десятилетние мальчишки, одетые в форму бойцов РККА, пели гимн России. Чувство это явственно обозначилось на скалистом берегу Мысхако, на месте кровавых боёв, когда море Чёрное стало красным. Здесь в труднодоступной горной местности, за грядой скал и распадков, стоит скромная красная звезда и две плиты с высеченными именами погибших десантников. Посему даже на 9 Мая я не ожидал увидеть здесь ни цветов, ни традиционных 100 граммов и корки хлеба. Каково же было удивление автора, когда на братской могиле уже лежали красивые букеты тюльпанов и сирени, на звезде были повязаны георгиевские ленты, в котелке рядом была каша и стояли «фронтовые». И вдруг потянулись сюда группы людей: поисковики и солдаты с букетами сирени… Но это уже были другие люди, это были другие лица — не те, что несколько лет назад. Это была не искусственно разгорячённая толпа с характерным сивушным выхлопом и дешёвым попсовым завыванием эстрадных хитов. Это были другие люди…
Стало медленно уходить на задний план себялюбие, та самая пошлая рисовка, и в глазах засверкало самоуважение, рождённое памятью. Это были простые и открытые люди, те самые, по которым мы все так соскучились, те самые, которыми мы сами и были. Что-то изменилось буквально за считанные дни. Что же было до этого?
Эпоха раболепия
А была целая эпоха раболепия. Именно раболепия. Когда мы выстраивались в очереди, дабы дотянуться до вожделенного гамбургера в сети фаст-фуда, напоминая индейцев в ожидании стеклянных бусин… Когда воспитанные граждане, многие с высшим образованием, искренне верили, что салатный лист из Голландии куда свежее и полезнее петрушки с Кубани. В какой-то момент некоторые из нас даже уверовали, что «Антанта нам поможет», забыв пророческую сатиру Ильфа и Петрова. Забыли и про древность и красоту храмов и монастырей Суздаля, Костромы и Ярославля, предпочитая копеечное пойло Анатолии. Много ли усилий надо, чтобы вспомнить, как облагодетельствованные посещением заграницы граждане с энтузиазмом повествовали о самобытности и духовности аборигена, что жарит банановые лепёшки на верблюжьем навозе. И с тем же энтузиазмом они же бросали — «ряженые» — в сторону любого сарафана или русской рубахи. А чего только стоят эти анекдотичные поиски бывших деревенских парубков, а ныне европейских «просвещенцев», своих непременно дворянских родственников, тоже непременно мигрировавших в Европу!.. Давно ли мы отвыкли от массовых селфи на фоне новой машины или даже дизайнерского ёршика для гальюна?
Это была эпоха раболепия, основанного на страхе перед уничижительными стереотипами «ряженых», «квасных патриотов», «лапотных» и прочего нехитрого вооружения «европейцев» местного пошиба. Эпоха раболепия перед чудовищным азартом потребления и перед теми, у кого это потребление осуществляется чаще.
Перелом
Перелом наступил не сегодня, не 9 Мая и даже не месяц назад. Перелом начался, когда наша армия заставила Саакашвили нервно потреблять текстиль. Когда осетины радостно кричали: «Это русские! Теперь спасены…»
На социальном же уровне наиболее ярко и злободневно этот перелом проявился совсем недавно. Это даже не конфликт на Украине, что обсуждаем на кухнях, как и все конфликты на нашей планете. Это произошло, когда певец Макаревич оказался без концертов, на которые просто не купили билеты. В тот момент я не испытал ненависти по поводу его «высказываний» (каждый имеет право на свою порцию тараканов в голове), я испытал злость к тому, что он не был способен поверить, что на его концерты (его «величества» концерты — как он, верно, считал) просто не пошли. Не пошли сами люди, без «гэбистской» указки, не пошли по собственным причинам. Но мэтр не мог поверить, что тот «пипл», который «хавает», вдруг стал народом. Макаревич продолжал жить в эпохе раболепия, в той структуре, где его аудитория не имеет мнения и национального самосознания, а просто продолжает тупо потреблять его продукт. И так далее…
Закат
Великий День Победы стал катализатором всего, что созревало в душе народной. Внезапно я сам как-то особо ощутил мощь сказанного героем Анатолия Папанова в фильме «Белорусский вокзал»: «Пока он тебя за кошелёк или за горло не возьмёт — всё терпишь, терпишь… Я на минуту почувствовал себя как на фронте. Всё ясно. Вот враг, рядом свои, и наше дело — правое…»
Это ощущение у автора появилось даже не на параде в родном городе, который он наблюдал ряду, наверное, в десятом, так как город захлестнула народная волна. И даже не в минуту, когда под взлетавшим ввысь салютом десятилетние мальчишки, одетые в форму бойцов РККА, пели гимн России. Чувство это явственно обозначилось на скалистом берегу Мысхако, на месте кровавых боёв, когда море Чёрное стало красным. Здесь в труднодоступной горной местности, за грядой скал и распадков, стоит скромная красная звезда и две плиты с высеченными именами погибших десантников. Посему даже на 9 Мая я не ожидал увидеть здесь ни цветов, ни традиционных 100 граммов и корки хлеба. Каково же было удивление автора, когда на братской могиле уже лежали красивые букеты тюльпанов и сирени, на звезде были повязаны георгиевские ленты, в котелке рядом была каша и стояли «фронтовые». И вдруг потянулись сюда группы людей: поисковики и солдаты с букетами сирени… Но это уже были другие люди, это были другие лица — не те, что несколько лет назад. Это была не искусственно разгорячённая толпа с характерным сивушным выхлопом и дешёвым попсовым завыванием эстрадных хитов. Это были другие люди…
Эпоха раболепия
А была целая эпоха раболепия. Именно раболепия. Когда мы выстраивались в очереди, дабы дотянуться до вожделенного гамбургера в сети фаст-фуда, напоминая индейцев в ожидании стеклянных бусин… Когда воспитанные граждане, многие с высшим образованием, искренне верили, что салатный лист из Голландии куда свежее и полезнее петрушки с Кубани. В какой-то момент некоторые из нас даже уверовали, что «Антанта нам поможет», забыв пророческую сатиру Ильфа и Петрова. Забыли и про древность и красоту храмов и монастырей Суздаля, Костромы и Ярославля, предпочитая копеечное пойло Анатолии. Много ли усилий надо, чтобы вспомнить, как облагодетельствованные посещением заграницы граждане с энтузиазмом повествовали о самобытности и духовности аборигена, что жарит банановые лепёшки на верблюжьем навозе. И с тем же энтузиазмом они же бросали — «ряженые» — в сторону любого сарафана или русской рубахи. А чего только стоят эти анекдотичные поиски бывших деревенских парубков, а ныне европейских «просвещенцев», своих непременно дворянских родственников, тоже непременно мигрировавших в Европу!.. Давно ли мы отвыкли от массовых селфи на фоне новой машины или даже дизайнерского ёршика для гальюна?
Это была эпоха раболепия, основанного на страхе перед уничижительными стереотипами «ряженых», «квасных патриотов», «лапотных» и прочего нехитрого вооружения «европейцев» местного пошиба. Эпоха раболепия перед чудовищным азартом потребления и перед теми, у кого это потребление осуществляется чаще.
Перелом
Перелом наступил не сегодня, не 9 Мая и даже не месяц назад. Перелом начался, когда наша армия заставила Саакашвили нервно потреблять текстиль. Когда осетины радостно кричали: «Это русские! Теперь спасены…»
На социальном же уровне наиболее ярко и злободневно этот перелом проявился совсем недавно. Это даже не конфликт на Украине, что обсуждаем на кухнях, как и все конфликты на нашей планете. Это произошло, когда певец Макаревич оказался без концертов, на которые просто не купили билеты. В тот момент я не испытал ненависти по поводу его «высказываний» (каждый имеет право на свою порцию тараканов в голове), я испытал злость к тому, что он не был способен поверить, что на его концерты (его «величества» концерты — как он, верно, считал) просто не пошли. Не пошли сами люди, без «гэбистской» указки, не пошли по собственным причинам. Но мэтр не мог поверить, что тот «пипл», который «хавает», вдруг стал народом. Макаревич продолжал жить в эпохе раболепия, в той структуре, где его аудитория не имеет мнения и национального самосознания, а просто продолжает тупо потреблять его продукт. И так далее…
Закат
Великий День Победы стал катализатором всего, что созревало в душе народной. Внезапно я сам как-то особо ощутил мощь сказанного героем Анатолия Папанова в фильме «Белорусский вокзал»: «Пока он тебя за кошелёк или за горло не возьмёт — всё терпишь, терпишь… Я на минуту почувствовал себя как на фронте. Всё ясно. Вот враг, рядом свои, и наше дело — правое…»
Автор Восточный ветер