Прима в сердце. Николай Цискаридзе рассказал о Галине Улановой
«Гением русского балета» называл её Сергей Прокофьев. «Дух Божий!» – говорил Александр Вертинский. «Она выше всего земного», – признавался Владимир Васильев. А его коллега Морис Бежар считал, что Галина Уланова «постигла глубочайшую тайну искусства».
115 лет назад, 8 января 1910 года, в Петербурге родилась девочка, которая хотела стать моряком, носила матроску и возила на верёвочке кораблик. А вот танцевать не хотела совсем. Мама и папа были солистами Мариинки, Галя с ужасом думала: «Неужели и мне придётся так много работать и никогда не спать?» И всё-таки стала великой в балете. Вопреки своему желанию. И по воле родителей, которые отдали её в театральное училище (будущее Вагановское) отчасти из-за нужды: шла Гражданская война, денег в семье практически не было, а в училище-интернате дети были сыты и одеты.
Сегодня ректор того самого училища, точнее, Академии Русского балета имени А. Я. Вагановой, – премьер Большого театра, народный артист РФ Николай Цискаридзе. Впервые увидев танцовщицу в детстве, по телевизору, он и представить себе не мог, что будет близко знаком с Улановой. Самой титулованной артисткой в истории советского балета. «Это один из величайших и достойнейших персонажей в истории, – уверен Цискаридзе. – Красивый, светлый и очень добрый человек, который озарил судьбы бесконечного числа поклонников по всему миру».
«Мальчик, ты откуда?»
Татьяна Уланова, aif.ru: Николай, Галина Уланова не слыла женщиной с душой нараспашку. Как вам удалось войти к ней в доверие?
Николай Цискаридзе: Она была педагогом моих опытных партнёрш – Людмилы Семеняки, Аллы Михальченко и Нины Семизоровой. Я, новичок, приходил в зал, где они репетировали, и жутко волновался. А познакомились мы 13 января 1993-го. Мне было 19 лет. На гастролях Большого театра в Лондоне я впервые станцевал Меркуцио (один из главных персонажей в балете «Ромео и Джульетта». – Ред.). И был благостно принят публикой. После спектакля Галина Сергеевна спросила: «Мальчик, ты откуда такой?» Я ответил, что работаю несколько месяцев. В те годы новичкам не давали такие важные роли, тем более на гастролях в Лондоне. Удивившись, Уланова сказала: «Я буду за тобой следить». Потом спросила про Вахтанга Чабукиани – они дружили со школы. А когда я учился в Тбилисском училище, он репетировал со мной па-де-труа в «Щелкунчике».
Ещё раньше – я тогда даже не мечтал о хореографическом – 8 января, в юбилей Галины Сергеевны, по телевизору показывали «Лебединое озеро». Я посмотрел спектакль. На следующий день мы поехали к друзьям. Был шикарно накрыт стол, а в соседней комнате стоял телевизор, по которому повторяли «Лебединое». Я снова уселся смотреть, один из гостей спросил: «Тебе не скучно?» – «Нет, интересно. Так красиво!» Кто бы мог подумать, что спустя несколько лет я буду танцевать все партии в «Лебедином» и репетировать с Улановой.
– Что чаще всего вспоминаете из того периода, когда тесно общались?
– Её служение. Преданность делу. Она была очень собранным человеком. Когда мне не хочется идти на работу или я начинаю в чём-то сомневаться, Уланова для меня – большой пример. У нас была гигантская разница в возрасте, и она так трепетно относилась ко мне, с таким уважением. Говорила: «Коля», но – «вы». Верила в меня. Если сейчас я перестаю... не то чтобы верить в себя, но начинаю сомневаться, мозг включает установку: Галина Сергеевна так любила меня, значит, всё хорошо. Пусть другие переживают.
Как ожившая статуя
– Балерину при жизни считали великой. Алексей Толстой назвал её обыкновенной богиней. А вы чувствовали это?
– Было в её поведении, облике что-то такое... Очень белокожая, блондинка. Если пофантазировать, можно представить, что это ожившая статуя. У Галины Сергеевны была блистательная фигурка, за которой она всю жизнь следила. И вообще была очень привлекательной.
Все знали, что Уланова достаточно закрытая. Многим казалось даже, что холодная. Но если кому-то она позволяла приблизиться к себе, то оказывалась безумно тёплым человеком. И если хотела кого-то очаровать, у неё получалось это бесподобно быстро. Хотя то, что она проявляла ко мне большой интерес и благосклонность, всех удивляло.
– Вторая Уланова сегодня возможна? Или она уже есть?
– Не то что невозможна – она просто не нужна. Это будет копия. В каждой эпохе есть человек, который завоёвывает пространство. Каждая эпоха диктует свою эстетику, своё наполнение, эмоциональный ряд. Тут было удачное сочетание времени и грандиозного дарования. Они слились, и появился такой феномен.
Уланова – великая актриса. И блистательная танцовщица своего времени. У неё вообще не было технических проблем. Если учесть репертуар, который на неё поставлен, – это сверхтехничные балетные моменты: па-де-де Дианы и Актеона («Эсмеральда»), «Щелкунчик»... Она учила актёрскому дарованию. И заставляла делать всё так, будто это безумно легко, ничего не стоит. Важно же передать эмоцию, настроение, характер. Могла показать любое движение (в 87 лет Уланова ещё репетировала с танцовщиком в зале. – Ред.). Но в основном мы говорили о смысле роли, об актёрском и эмоциональном её наполнении. Моими танцами она была довольна. Однако ей хотелось ещё, чтобы я посредством пластики, хореографии научился делать роль. Наверное, самую большую революцию в моём сознании совершила именно Галина Сергеевна. И самый большой вклад в моё актёрское мастерство внесла именно она – своим примером, беседами, указаниями, что почитать, на что обратить внимание, что почувствовать. Словом, как не притворяться.
– Уланова была первой исполнительницей партии Маши в «Щелкунчике» образца 1934 года. А вы станцевали в этом балете 101 раз. И даже посвятили ему книгу.
– На примере не последнего для меня спектакля я решил рассказать не только о нём, но и о театре, об уникальной профессии, которую всегда считал волшебством. Как и посещение театра. К сожалению, нынешний мир разрушает грани фантазии. Благодаря электронным средствам всё происходит стремительно. Хотя это тоже своеобразное волшебство. Информацией мы завалены. Но надеюсь, книга «Мозаика. Балет. Щелкунчик» будет интересна. Хотелось бы, чтобы люди воспринимали балет так, как я о нём написал.