Идти по грани меж времён

27.09.2021 23:00

«Литературная газета»

Борис Илюхин, Москва

Прогулка перед концом времён

Москва-река нас зазвала
В поля среди холмов отлогих –
Мы позабыли все дороги
И неотложные дела.

На благовест из Слободы
Мы вышли из узорной тени,
И звякнул колос о колени
Во влажных кущах лебеды.

Навстречу нам из-за оград
Дразняще свешивались сливы,
И кротко цапал сквозь крапивы
Крыжовник – русский виноград.

Когда, в какие времена
Всё это было? – так знакома
Дубов кладбищенских истома
И бедной церковки стена.

И молящийся в облака
Звонарь на шаткой колокольне,
И на полях, где бродят кони,
Оконцем слюдяным река.

И искры солнца в волосах
У девушки в венце из света,
И нота будто не допета
У благовеста в три часа.

Для нас, бредущих невзначай,
Известны были эти тропы,
Так, словно вёл нас тайный опыт
В благословенный прежде край.

Мы шли по грани меж времён,
И день не кончится, казалось,
Хотя с востока тьма вонзалась
В звенящий синью небосклон.

А следом, волоча грома,
За нами алый сполох гнался,
Но свет стоял и не кончался,
И не объяла его тьма.

Инна Ряховская, Москва

Медовый август

Медовый август мой – цезура*
на перекрёстке бытия,
и звёздной ночи партитура
на клавишах календаря.

Остановиться и подумать,
и обозреть плоды земли,
пока без устали колдуют
в садах мохнатые шмели,

покуда холода далече,
и от зари и до темна
рисунок дня так безупречен
в проёме светлого окна.

А та залётная певунья,
что на берёзе свиристит,
старается, должно быть, втуне,
без пользы, так, – для красоты.

И тремоло её высокой
уходит нотой в небеса,
и бродит эхом одиноким
и неприкаянным в лесах.

И в золотых потоках света
всё обречённей и грустней
прощальная улыбка лета
и благосклонность щедрых дней.

Я жизни день любой приемлю –
и неизбежность: навсегда
уйду в родную эту землю,
чтоб не расстаться никогда.

* Цезура – в стихосложении: ритмическая пауза в стихе, разделяющая стих на некоторое количество частей.

Никита Брагин, Москва

Городская весна

Весна предчувствий и предвестий,
взрывающая глухоту,
базар предметов и предместий,
сквозняк, прогнавший духоту,
остатки снега, кучки сора,
полуистлевшие «бычки»,
и ощущение простора,
и взгляд сквозь пыльные очки
поверх голов и в полусферу,
куда-то вдаль, в голубизну…
Весна сочится в глубину
по котлованам и карьерам
за каплей капля сквозь песок
до чистоты, до родниковой,
пульсирует, бежит поток,
и оживают переулки,
орут, блаженствуя, коты,
шпана выходит на прогулку
шансонничать до хрипоты…

Куда же плыть? Решайся смело,
всё, что полюбишь, выбирай,
и дальше, дальше, до предела,
за горизонт, за самый край…
Как хорошо, что всё смывает
с дороги вешняя вода
и весело звенят трамваи,
и в ночь уходят холода.

Ярослав Пичугин, Москва

Моби Дик

Раскрылись астры, как глаза котят,
листва алеет, в ней дыханье жабр.
Дорожка в сад. Как яблоки висят
два месяца: и август, и сентябрь.
И взвесить вновь захочется труды
писателя из прожитых годов.
Печаль и гордость – горькие плоды –
уравновесят чаши у весов.

Котёнком тычется мотив строки,
и ласки требуют опять стихи,
а холод рифм, как рыбы плавники,
уводят в глубину, где речи мхи.

Уводят в лес, где Моби Дик живёт,
из детских лет давно в дубняк заплыл,
из толщ морской воды,
под листьев свод,
об этом Мелвилл знал, потом забыл.

Там веет свежестью почти морской
и привкус муравьиной кислоты
мешается с осеннею тоской,
с природою китовой правоты.

Там в роще кит плывёт, слегка озяб...
Дорожка в сад. И яблоки висят.
Мешаются и август, и сентябрь,
и молоко налито для котят.

Ольга Волгина, Москва

Дилану Томасу – валлийскому поэту

Морская даль, сады, мышиный шорох,
И в каждом слове –
даль и птичий крик,
И голоса друзей
в полночных спорах,
Валлийский фантастический язык.

Пейзажи, лица,
снов нагроможденье,
Страница текста – полотно Дали.
Прозрачны краски, и поэта зренье
Пронзает душу и пласты земли.

Где явь, где сон?
Где «до» и «после» смерти?
Над лодкой то ли парус, то ли снег.
И кличут дождь то ведьмы,
то, вдруг, черти,
И затворяют дверь в пустой ковчег.

Максим Крайнов, Москва

* * *

Когда душе рутина надоела,
но свиток дел не видится иным,
тогда она, не оставляя тела,
сосуществует как бы вместе с ним.

Ей всё равно – среда или суббота
или какой за ней настанет год.
Неясно предугадывая что-то,
она спокойно молится и ждёт.

Пусть позади все вольности и неги,
а впереди большие рубежи,
но лишь она печалится о снеге,
протаявшем местами вдоль межи.

Пусть жизнь забита жмыхом и половой
и разлилось повсюду море лжи,
но пьёт она божественное слово,
не помня языки и падежи.

Пусть мир летит в неведомую пропасть,
взметая роковые мятежи,
но лишь она испытывает робость,
переходя над пропастью во ржи.

…Когда душа устала до предела
и ход событий ей необъясним,
тогда она не покидает тело,
но пребывает где-то рядом с ним.

Алексей Антонов, Спас-Клепики, Рязанская обл.

Не верующим

А что останется от нас
Через неделю после смерти?
Я не хотел бы лицезреть
Виденье это. И поверьте
Не может это быть венцом,
Плодом земного совершенства.
И потому да будет Бог
Пределом нашего блаженства.