Уж постоим мы головою за родину свою! (М. Ю. Лермонтов, «Бородино»)

Согласно историческому, правдивому учению нынешней либерды в вышиванках и их заокеанских хозяев – в Красной Армии повсюду царили беспощадная жестокость и бардак. Именно в такой последовательности.

Но иногда (отчего либерда начинает нервно чесаться одновременно во всех местах) бардак настолько ширился и рос, что всякие карательные органы просто забывали о своем святом долге – всячески выполнять и перевыполнять взятые на себя обязательства в социалистическом соревновании по беспощадной жестокости. И просто бестолково околачивали груши своими… наганами.

Например, в марте 1944 года, эти самые органы как-то спустя рукава отнеслись к бежавшему из немецкого плена Павлу Христофоровичу Дубинда. 1914 года рождения, уроженец Херсонской губернии, украинец…

Вот бы товарищам из СМЕРШа тогда вспомнить: в 2008 году некий украинский «ветеран» Юрий Коваленко впервые поведает миру на страницах «Украинской газеты» (№ 45/185 18 – 31.12.2008), как Жуков «сказав на одній з нарад» осенью 1943 года: «Что вы тут разводите бодягу? Не о чем говорить! Все х*хлы-предатели! Чем больше в Днепре потопим, тем меньше потом, после войны, придется ссылать в Сибирь!......».

В общем, пребывая в состоянии внезапной, острой служебной халатности, суровые товарищи отправили Павла Христофоровича на фронт. Вместо пинками загнать в сибирские лагеря. Наверное потому, что битва за Днепр к тому времени уже давно закончилась. И топить бывшего военнопленного было негде. Хотя…

Судя по послужному списку, Павел Христофорович (старшина роты 293-го гвардейского стрелкового полка) - после плена, извините за тавтологию – пленных предпочитал не брать. А чего с фашистом возиться? Одна морока! Конвоируй бережно, охраняй, еще и «наркомовские» сто грамм переводи по чем зря – если супостату поплохеет. Что, Павлу Христофоровичу заняться больше нечем? А так - дал по кумполу прикладом, отобрал пулемет и… Выбачайте, хлопцы! Хто не спрятался, я не виноват!

К тому же, Дубинда был отнюдь не хлипкого телосложения. Одна фамилия чего стоит! И с морским, немного безбашенным характером – до плена служил на крейсере «Червона Украина». А после гибели корабля воевал в 8-й бригаде морской пехоты. А в таких частях хлипкие интеллигенты - очкарики не водились.

А потому Павел Христофорович вел себя… Не, начальство он уважал, иногда робел даже под строгим командирским взглядом – как и положено, в соответствии с уставами да наставлениями разными. А вот в бою был до неприличия дерзок. Даже очень.

Кстати, в том бою за селение Бладиау (под Кенигсбергом, 15 марта 1944 года) немцам (далеко не всем) все же удалось спрятаться. В состоянии легкой тоски и тревожной паники.

И я их понимаю. В смысле – бравых солдат вермахта. Лихо начали контратаку на русских, у которых закончились патроны… А тут, вместо благородно сдаваться, нате вам откровенное хамство - выбежал какой-то здоровенный детина, вовсе даже и не арийской внешности, двинул разок кулачищем пулеметчику промеж глаз, грубо и цинично отобрал пулемет, и…

В общем, когда заныкавшиеся в одном из поместий немецкие пехотинцы увидели ворвавшегося к ним Дубинду с пулеметом MG-42, они его все-таки смогли убедить, хором: дескать они все латентные пацифисты, давно и страстно мечтали приобщиться к «русскому миру» - в тех самых лагерях, желательно за Уралом.

…………

И осенью 1943 года недремлющие органы проявили преступную бездеятельность. Заняты, наверное, были – высунув кончики языков от усердия, пыхтя конспектировали присланных из завтрашнего дня всяких Кондратьевых и Резунов, живописующих зверства в РККА.

Бежавшего из плена Драченко Ивана Григорьевича отправили лечиться не пинками на Колыму, а – стыдно даже сказать! – санитарным эшелоном в Москву…

Иван Григорьевич был летчиком – штурмовиком. 14 августа 1943 года, в районе Харькова, спасая командира полка, на своем Ил-2 таранил немецкий истребитель. Выпрыгнул с парашютом. Очнулся в плену.

В лагере под Полтавой пленному советскому врачу удалось выходить Ивана Григорьевича. А вот правый глаз спасти не удалось – сказались оздоровительные процедуры в немецком «санатории».

Уж не знаю, как Драченко - с искусственным глазом в правой глазнице! - обхаживал некого профессора Сверлова. Но в марте 1944 года он отправился на… фронт, в свой родной полк (140-й гвардейский авиационный штурмовой), с соответствующей бумажкой. Не бумажка, а броня! Которая, за подписью профессора, гласила: «Младший лейтенант Драченко И.Г. направляется в свою часть для дальнейшего прохождения службы».

На тот момент Драченко было неполных 20 лет.

Типичное поведение для советских «рабов», не так ли?

Так вот, этот самый «раб» - с отметкой в личном деле «был в плену», совершил за войну 178 боевых вылетов на самолёте «Ил-2». Большую часть – с одним глазом. Лично сбил пять самолётов противника и девять сжёг на аэродромах. Уничтоженные на земле автомобили и разбегающихся в панике немецких солдат тогда считали оптом, россыпью. Так и писали в наградных документах: «большое количество».

А между тем, в 1944 году бардак в Красной Армии достиг невероятных размеров и докатился даже до политработников. Которые, как известно – вообще никогда не дремали. Бдили! Всегда. В следствие чего (опять либерде будет обидно) Ивана Григорьевича приняли в партию. Слегка недоглядев, что он уроженец Черкасской области. И украинец. И плен… То есть, как бы – стопроцентный потенциальный «предатель». Кудой СМЕРШ в это время смотрел – вообще непонятно!

Об инвалидности Драченко знали всего три человека. Его стрелок и еще два однополчанина. А «залетел» Иван Григорьевич случайно. Уже в 1945 году. Неловко вытер глаз платком, тот и провернулся в глазнице. Сослуживцы подумали, что Иван после вылета повредился головой, закатил глаз, сейчас начнется припадок. А он при оружии. Ну и давай гурьбой вязать спятившего однополчанина…

Суровое начальство учинило самое строгое расследование. Сам заместитель командира 8-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии полковник Володин, лично… сел к Драченко в самолет и проверял технику пилотирования. А командир 1-го гвардейского штурмового авиационного корпуса генерал Рязанов, как и положено высокому начальству, лично наблюдал за экзаменом с земли.

В общем, все припомнили Ивану Григорьевичу: и плен, и национальность, и малодушное бегство из госпиталя на фронт с одним глазом… Отыгрались без пощады. Приговор генерала Рязанова был окончательным и не подлежал обжалованию: «Хорошо, если бы все летчики так летали. Пусть воюет до Победы!»

Ну, спасибо - не расстреляли. И то хорошо.

…………..

За всю историю Великой Отечественной войны в Красной Армии было всего ЧЕТЫРЕ человека, которые стали полными кавалерами солдатского ордена Славы и были удостоены звания «Герой Советского Союза».

Среди них – два украинца: Павел Христофорович Дубинда и Иван Григорьевич Драченко.

Оба дошли до Победы.

P.S.

«Советский Георгий» - орден Славы давали солдатам, сержантам (в авиации – младшим лейтенантам) не за красивые глаза и до блеска начищенные сапоги. А за личное мужество. Орденом не награждались ни воинские части, ни предприятия, ни организации.

Шутка ли, награждать орденом Славы III степени могли только командиры частей и соединений – от бригады и выше. II степень - от командующего армией (флотилией). А I степенью ордена мог награждать только Президиум Верховного Совета СССР. К тому же, статут ордена предусматривал повышение кавалеров всех трех степеней в звании, что являлось исключением для советской наградной системы.

Тут на кривой козе к начальству не подъедешь! Щелкай каблуками, не щелкай – фиг наградят за вовремя поднесенный стаканчик лафита.

А не за «просто так» надо было лично, в бою… продолжать выполнять боевую задачу в горящем танке, спасти от смертельной опасности своего командира, снять ночью вражеский секрет (пост, дозор) или пленить его, первым ворваться во вражескую траншею, блиндаж или ДОТ – и покрошить там всех к такой-то матери… простите – уничтожить его гарнизон, захватить немецкого офицера, летчику – штурмовику в воздушном бою сбить один или два вражеских самолета, ну или – один два танка на земле уничтожить во время штурмовки, можно уничтожать вражеские самолеты и на аэродроме – но не менее двух за один боевой вылет, пехотинцу «нарезалось» от одного до трех танков – на поле боя, ручными гранатами, а если боец с противотанковым ружьем – будь добр: не менее двух танков, будучи раненым, после перевязки вернуться в строй…

Там много еще подобных «простых» условий в статуте ордена Славы.

Фронтовики ценили и очень гордились этим своим, исключительно солдатским орденом. А командиры остерегались представлять к «Славе» своих ординарцев, складских королей да лакеев. Потому что… Как бы это сказать политкорректно… Смотревшие смерти в лицо солдаты не поняли бы. Очень не поняли бы.

Так что, если в биографии простого солдата войны вы увидите слова «орден Славы», знайте – это человек достоин Уважения! Именно так – с большой буквы.

Господа либерасты в вышиванках! Подождите, не расходитесь!

Со времени учреждения ордена – в ноябре 1943 года, количество награждений составило более 1 миллиона. С учетом того, что с 1947 года право награждать всеми степенями перешло исключительно к Верховному Совету СССР!

Не много ли «рабов» было в Красной Армии, которые закрывали собой командиров, продолжали сражаться в горящем танке или возвращались в строй будучи ранеными? А, болезные?